Летите, голуби…
1
Кто не слышал по радио в те далёкие семидесятые годы:
«…исполняет Хор ленинградского радио и
телевидения1
под управлением Григория Сандлера …»?! Но не все
знали, что Сандлер руководил ещё одним хором –
любительским хором тогда ещё Ленинградского
университета.
И вот как-то раз мой закадычный друг Витя Иванов2
говорит мне: «Если хочешь научиться петь по-
настоящему, иди в хор Сандлера, он научит тебя вокалу.
Сандлер кого хочешь научит петь, хоть кошку».
«Ну уж я-то не хуже кошки», – подумала я и пошла.
Хор Сандлера
Репетиционный зал университетского хора находился в полуподвальном помещении во
дворе филологического факультета, и мы, студенты филфака, часто слышали из подвала,
который у нас назывался «катакомбами», стройное хоровое пение.
Флегматичный концертмейстер прослушал меня и определил в партию вторых сопрано,
которая во время репетиций и концертов располагалась в центре, прямо перед дирижёром.
Репетиции были два раза в неделю. Григорий Моисеевич восседал на помосте с пюпитром и
внимательно наблюдал за всеми хористами. Сначала мы распевались, потом выдавались
ноты – всё было отлично организовано! – и мы пели самые разные песни из обширного
репертуара хора, разучивали новое. В тот год это была «Торжественна месса» С. Франка.
**************************************
1 Григорий Моисеевич Сандлер (1912 — 1994) — хормейстер, музыкальный педагог, заслуженный
деятель искусств Росии (1959). Учился в музыкальном училище и Московской консерватории. В годы
войны был на фронте, воевал на Пулковских высотах, участвовал в прорыве и снятии Ленинградской
блокады, дважды был тяжело ранен. Два брата Григория Сандлера погибли на фронте, отец — в
еврейском гетто Витебска. После демобилизации завершил учёбу в Ленинградской консерватории,
одновременно руководил хором курсантов Военно-морской медицинской академии. В 1949 году
возглавил хор Ленинградского университета, которым руководил до конца жизни. За эти годы хор
дал более чем 1400 концертов, выступал по всей стране и за рубежом – в Финляндии, Германии,
Франции, Италии, Польше, Венгрии, Болгарии и т.д. В 1954 году стал художественным руководителем
Хора ленинградского радио и телевидения. Этим хором были записаны более 20 грампластинок
русской и мировой музыки а капелла.
2 Виктор Васильевич Иванов (1945 – 2012) – физик, работал в институте физики ЛГУ. С детства
занимался музыкой, со студенчества играл в университетском оркестре народных инструментов. В
80-ые годы решил полностью посвятить себя музыке, оставив аспирантуру на физфаке. Стал артистом
Ленконцерта, прекрасно играл на балалайке, на гуслях и других народных инструментах. Увлекался
фольклором, собрал обширную коллекцию народных инструментов. Мы дружили сорок лет.
2
В книгах пишут о «феномене» Сандлера и даже о «тайне» его успеха. Как смог он добиться
такого чистого, благородного, стройного звучания голосов в любительском хоре, состав
которого обновлялся ежегодно???
А вот как: Сандлеру была чужда рутина, он
работал с полной отдачей, на каждой репетиции
неустанно, по многу раз показывал, как надо
извлекать звук, он старался научить каждого из
нас петь правильно. А это значит – правильно
дышать, точно направлять струю воздуха, чтобы
легко и чисто взять самую высокую и самую
низкую ноту. Сандлер учил нас технике вокала.
Существуют, конечно, и другие техники хорового
пения, но он добивался классического вокального
звучания. Не случайно одна из биографических книг о Сандлере называется несколько
вычурно, но довольно точно «Рыцарь хорового Belcanto». Сидя на своём помосте высоко
над нами, маэстро широко раскрывал свой огромный рот, слегка утрируя, демонстрировал,
как регулирует своё дыхание, и медленно пропевал трудный пассаж своим прекрасным
баритоном. Я и сейчас слышу этот красивый сильный голос. Если у всех получалось хорошо,
Григорий Моисеевич просто блаженствовал, нежно оглядывая хор, как любящий отец –
своих чад. Собственно, хор университета и был его детищем.
Но когда маэстро не нравилось наше пение, он страшно гневался и ругался: «Это не сопрано,
это какие-то кошки драные» или «Вы не партия басов, вы стадо буйволов». Спускался со
своего помоста и обходил весь хор, прослушивая всех и каждого. Однажды во время такого
обхода он ткнул мне кулаком в живот (не больно) и, сверкая огромными глазами, прошипел:
«Ты как дышишь???» Тут я, кажется, вообще перестала дышать. «Пой вместе со мной!»
Пришлось быстренько очухаться и петь. Старшие хористы рассказывали, что раньше, до
своих инфарктов, Сандлер мог и пюпитром запустить. Такой уж у него был темперамент.
После этого эпизода я всё норовила занять место во втором или третьем ряду, чтобы не
мозолить глаза маэстро, но не тут-то было – другие тоже побаивались его, и когда я
приходила, мне оставалось место только в первом ряду, прямо напротив дирижёра.
Дома я тоже усердно упражнялась, распевала на все лады – тренировала, так сказать,
технику пения. Больше всех от моих вокальных экзерсисов страдала моя сестра Света.
Похоже, эти мои завывания были несносны для её чуткого слуха.
Традиции
О них – традициях хора – я ничего не знала, а они были замечательные. Например, в марте
всем было объявлено: в воскресенье в 10 часов утра встречаемся на Витебском вокзале. Это
был промозглый мартовскимй день, на который в том 1975 году выпала Масленица.
Оказывается, на Масленицу в некоей столовой в Павловске заказывались для всего хора
блины. И вот мы всей оравой погрузились в почти пустой вагон электрички. Надо сказать, что
многие хористы пели в университетском хоре десятилетиями, обладали прекрасными
3
голосами, не говоря уже о пресловутой технике пения, исполняли сольные партии и плавно
переходили из любительского в профессиональный хор радио, но неизменно приходили на
все праздники университетского хора. Они-то знали, что будет дальше, а именно:
расположившись на деревянных сиденьях вагона, все вдруг начали петь. Сначала
«Gaudeamus igitur», а потом старинные
русские студенческие песни: «Крамбамбули»,
«Наша жизнь коротка», «По рюмочке, по
маленькой…», «Там, где Крюков канал…».
Пели на несколько голосов, без репетиции,
без нот, но стройно и красиво. Я просто
наслаждалась, тем более что знала, любила
эти песни и могла подпевать основную
мелодию. А во время застолья в Павловской
столовке, поедая блины, тоже пели, но
больше народные песни: «Со вьюном я
хожу», «В тёмном лесе», «Во поле берёза
стояла».
Другая традиция приходилась на конец учебного года. В один из последних дней июня, по
окончании экзаменационной сессии, репетиция была назначена поздно вечером. После
обычной распевки весь хор во главе с маэстро отправился встречать белую ночь на улицах
города. Но мы не просто гуляли, а останавливались в красивых местах и пели. Представьте
себе Стрелку Васильевского острова. Встав прямо у воды,
созерцая великолепный развод мостов, огромный хор
запел «Гимн великому городу» Р.Глиэра – торжественно,
многоголосно, стройно. Вся гулявшая публика слетелась
на наше пение, нам восторженно аплодировали.
И советско-патриотический пафос немудрёного текста
был не важен, важна была музыка на берегу Невы в
чудесную белую ночь…
Так же традиционна была сходка хора в первый день Нового года. Первого января хор
собрался в расширенном составе, все пришли нарядные, праздничные, многих я видела
впервые – это были старейшие участники из хора радио. После обычной распевки нам
не выдали ноты, но все встали и запели… Григорий Моисеевич Сандлер был советским
музыкантом, и в репертуаре его хоров, помимо хоровой классики («Кармина Бурана»
К.Орфа, «Иоанн Дамаскин» С.Танеева, «Орфей и Эвридика» Х.Глюка), кроме народных
песен, были и советские хоровые произведения. Никаких песен про Ленина и партию мы
тогда не пели, но в первый день Нового года первой исполнялась песня Исаака Дунаевского
о мире: «Летите, голуби, летите, для вас нигде преграды нет… Зовите, голуби, зовите к труду
и миру на земле!» Пафосная песня, ничего не скажешь, однако замечу, что тема «мира на
земле» как-то всё не утрачивает своей актуальности. Музыка же красивая. Начинается на
очень высокой ноте с проигрыша, который пропевали у нас в хоре сопрано «А-а-а-а…»
4
…Итак, все запели. И я, ни сном ни духом не
знавшая, что сейчас прозвучит, услышала вокруг
себя волшебные голоса сопранисток, казалось,
меня окружали ангелы, и пели – тихо, «умеренно»,
высоко и чудно. Это удивительное чувство –
находиться как бы посреди музыки. И я стала
тихонько подпевать. Хорошо начался тот Новый год.
Концерт в Большом зале Филармонии
Летом 1975 года в Большом зале Филармонии состоялся концерт памяти Исаака Дунаевского
(1900 – 1955). Исполнялись симфонические, вокальные и хоровые произведения
композитора. Последние пели два объединённых хора – радио и университета.
Дирижировал, конечно, Г.М.Сандлер.
Ах, петь со сцены Большого зала Филармонии – о чём ещё можно было мечтать?! С детства
мы ходили с родителями, а потом и самостоятельно в этот роскошный зал. У мамы был
абонемент, и она с подругами регулярно посещала бесчисленные концерты. Иногда брала с
собой и папу, но он неизменно засыпал под звуки божественной музыки, что страшно
возмущало маму как крайнее кощунство в храме искусства. Вот именно, «храмом искусства»
был Большой зал Филармонии и для меня.
И вот теперь мне предстояло не просто
сидеть в зале, а петь со сцены! Всем
хористкам выдали длинные белые платья,
белые туфельки нашлись в моём скудном
гардеробе, губную помаду, которая должна
была подчеркнуть поющий рот, дала мне
«поносить» подруга Алла Турыгина.
На пятом этаже здания Филармонии
находятся репетиционные помещения, куда мы должны били явиться задолго до начала
концерта, потому что Григорий Моисеевич хотел непременно «прогнать» все пьесы перед
концертом. Он явно волновался, что выражалось в недовольстве нашим пением, резких
замечаниях на репетиции. Откуда, собственно, это волнение, которое невольно
передавалось и хористам? Ведь Сандлер далеко не первый раз дирижировал хором в этом
зале, в 50-60-ые годы он дирижировал и многотысячными объединёнными хорами в Москве
на фестивале молодёжи и студентов, в Ленинграде на Кировском стадионе, на Певческом
поле в Тарту. Но, как уже было сказано, Сандлер не знал рутины, каждый концерт был для
него неповторимым событием. Что же до меня, то вопрос «Петь или не петь?», стоя на
сцене, я решила в пользу «Петь!», но в критических местах – беззвучно.
Помню, как неприятно удивила меня атмосфера среди филармонических оркестрантов,
которые перед концертом слонялись на пятом этаже. Вместо того, чтобы репетировать, они
5
дулись в картишки, попивая пиво и провожая плотоядными взглядами и шуточками юных
хористок в белых платьях принцесс. Не похоже было всё это на «храм искусства».
Но вот мы вышли на сцену. Как всегда, я стояла в середине огромного хора, но – слава Богу!
– на сей раз не в первом ряду, и жадно озирала знакомый зал, теперь с другой перспективы.
Концерт, на мой взгляд,
прошёл благополучно, однако
Сандлер был другого мнения.
После концерта, как обычно,
был строгий разбор, не
обошлось и без ядовитых
замечаний типа «Тенора
пропищали что-то невнятное,
а должны были торжественно
грянуть…» Но в целом
Григорий Моисеевич был,
пожалуй, доволен, даже
похвалил партию сопрано:
«А вот «Летите, голуби» спели великолепно, сопрано вступили чисто, все как одна…» И вдруг
одна хористка говорит: «Григорий Моисеевич, так ведь только одна и вступила». Народ
захихикал, а Сандлер сначала оторопел, а потом тоже рассмеялся. Напряжение рассеялось. Я
же тихо ликовала: значит, не только меня мучил «гамлетовский» вопрос «Петь или не петь?»
Послесловие
В следующем учебном году я уже не вернулась в хор. Надо было
сделать другой выбор – или хор, или учёба. Всё больше времени
я просиживала в библиотеках, в архиве Пушкинского дома,
собирая материалы сначала для курсовых, а потом – для
дипломной работы. Не пренебрегала при этом и дружескими
компаниями, где много пела, но уже не «по-сандлеровски». Петь
так, как учил Сандлер, я разучилась, зато научилась лучше
понимать хоровое пение. А воспоминания о хоре Сандлера
оказались незабываемыми. Мне ужасно повезло – петь в его
хоре. Спасибо другу Вите Иванову за добрый совет!
Опыт пения в хоре у меня хоть и небольшой, но всё-таки есть: сначала в хоре музыкальной
школы, позже уже в Швейцарии – в церковном хоре. Но ни одного из хоровиков я бы не
могла назвать «маэстро». Они не отрабатывали качество звука, главное для них было, чтобы
мы пели, не фальшивили и более или менее соблюдали forte и piano. Сандлер же был не
просто «маэстро» – словечко немного ироничное. Он был мастером высокого класса.
С 1994 года хором Санкт-Петербургского университета успешно руководит Эдуард Кротман,
прежде работавший в нём хормейстером.
Марина Бауэр, январь 2019 г.
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.