Валерий Рокотов. Певцы Танатоса

Главное оружие против России – это не ядерные бомбы, а мёртвые воды культуры

Сегодня мы смотрим смерти в лицо. Она широко гуляет в искусстве, выпячиваясь в громких премьерах, на распиаренных презентациях. Ей аплодирует эстетствующая критика. Мы постоянно видим певцов Танатоса на телеэкранах, страницах газет, торжественных церемониях. И смерть, обласканная, несёт свои воды туда, где вьются родники жизни – в ядро культуры.
Однажды мы уже проходили это, и всё плохо кончилось. Мы не заметили, как под видом критики закостеневшего официоза, издеваясь над нашей жаждой обновления и прорыва, в ядро культуры проникает и барски размещается в нём нечто игровое, эпатажное и бессмысленное.
Мы не смогли понять, что вместе с мумиями эмиграции и кумирами западных обывателей к нам стучится наша погибель. Что сегодня не нужны ядерные бомбы и вирусы. Направьте мёртвые воды на культурные родники, и цивилизация рухнет.

Из полутьмы

В здоровом обществе смертоносное творчество загнано на периферию культуры. Чем дальше от ядра, от источника света, тем ощутимее ветер Танатоса.
Мир творческой полутьмы не особо опасен. Здесь живут себе и творят непризнанные гении и экспериментаторы всех мастей. Кто-то воюет с памятниками или беседует с духами, кто-то вдохновляется адом подполья или одиноко эстетствует, кто-то изображает безумие или реально сходит с ума. Здесь территория, откуда изгнаны смыслы, где ненавидят героев, презирают социальных мечтателей и глумятся над Эросом восхождения. Здесь царство художников, движимых волей к смерти.
Смертоносцы могут быть вполне респектабельны и высоко образованны. Но все они – маргиналы, которым в здоровом обществе прорваться в ядро культуры не суждено. Государство всегда защитится, потому что для него этот прорыв равносилен самоубийству. Да и само общество не примет такого творчества, потому что ему не хочется жить в перевёрнутом мире, где чествуют антигероев и люди нормы подвергаются ежедневному оскорблению.
Прорыв маргинала возможен только в случае трагического перерождения, когда в результате потрясения у творца меняется философия. Когда человек сам себя вытаскивает из болота за волосы.
В больном обществе или предназначенном на заклание смертоносцы перемещаются в культурное ядро механически. Их переносят и делают модными. Их включают в образовательные программы и пиарят по телевидению. Из них создают современную классику. Им вручают премии и вешают на грудь ордена.
Массовое, стадное перемещение маргиналов не может не породить катастрофу. Оно чревато либо стремительным обрушением, как было в СССР, либо перерождением цивилизации, когда она из примера для человечества превращается в жупел. В цивилизацию смерти, отринувшую стыд, закон, веру и отправляющую войска туда, где преступно вырос уровень жизни.

Певцы и лохи

Маргинальная революция сама по себе невозможна. Смертоносцы не способны восстать и взять штурмом ядро культуры. Их искусство неизбежно разоблачает себя как убожество, скрытое за эстетической имитацией или издёвкой.
Они проникают в ядро, только обретая союзника. И становится им либо фашиствующая элита, либо педальные лохи, которые, мечтая о невозможном, действуют против себя.
У нас в роли таких лохов выступили кремлёвские и лубянские националисты. Именно они, подрывая советский строй, втащили в культурное ядро как певцов национального возрождения, так и певцов Танатоса.
Страна Советов не могла уцелеть, как бы единодушно народ не ратовал за её обновление. «Обновлённый СССР», где в ядре культуры разместились певцы России и певцы Танатоса, это умерщвлённый СССР.
Заветной цели властные националисты достигли. Только радость оказалась невелика, поскольку Россия любимая вместо возрождения сразу пошла вразнос. Общество отшатнулось от советских культов, объявленных ложными, а ухватиться за новые не смогло. Не за что оказалось хвататься.
Не оказалось ни идей, ни героев, способных окрылить русский мир, вырвать его из банальности. Народу были предъявлены бубличные фантазии и крайне сомнительный список для почитания.
И хвалёное русское зарубежье нашу землю не осчастливило. Не родила эмиграция ничего по-настоящему вдохновляющего и достойного восхищения. Это родная сторонушка разродилась красной религией и великой культурой, которая в итоге и удержала страну от исчезновения. А эмиграция жила с глазами на затылке и копила «тяжёлый бред души больной». Её мумии выползали из склепов и пугали возмездием. Народу светила порка за убийство царя и вечное непрерывное покаяние.
В чём певцы России оказались по-настоящему состоятельны, так это в эскалации ненависти. Они просто гениально раскручивали вихрь антисоветизма. Так как Солженицын не лгал никто в истории русской литературы. Да и другие старались не отставать.
Но на ненависти ничего не построишь. Антисоветский агитпроп культуру не создаёт. Её создаёт огонь творчества, загорающийся от великих идей и великого созидания, а с этим дело обстояло неважно. Идея возвращения в прошлое была просто смешна, поскольку прошлое это кончилось двумя революциями. А постсоветское созидание свелось к грабежу.
Состояние культуры после 1991 года неслучайно оказалось катастрофическим. В ней бил скромный родничок национального творчества, которое поддержки не получало, поскольку не было национальной буржуазии. И по полной программе вспухал Танатос.
«Цветы зла» всходили быстро, приобретая безумные формы: самоунижение, самооговор, тотальный стёб, шизофренический гедонизм, атака на человечность. Уши спонсоров торчали здесь всюду – художники благодарили благодетелей своих и тусовались с ними на презентациях. Творчество смертоносцев поддержала антиэлита, присосавшаяся к власти и стремящаяся создать такой строй, где никакие социальные мечты не воскреснут. Для этого ей нужно было обрушить общество, влив в ядро культуры весь яд и заткнув рот тем, кто болтает об идеалах.
Вернувшийся Солженицын быстро расстался с надеждами стать глашатаем мудрости и наставником кесарей. Его увешали орденами, включили в школьную программу и очень быстро заткнули. А когда мудрец ломанулся в эфир с речами, где каждое слово – золото, всплыл компромат. Не грубые фальшивки, как раньше, а нечто вполне убедительное. Ему ясно дали понять: он нужен только как антисоветчик. И не ему одному. Неслучайно газета «Завтра» умножилась авторами, которых на её страницах невозможно было представить.

Эпоха Танатоса

В девяностые годы смертоносное творчество полностью совпало с официальной идеологией. Власть объявила национальной идеей деньги. Библейская аналогия её не смутила. Так началась невиданная глава в истории нашей страны – эпоха Танатоса.
В ядро культуры втащили всё, что дышало смертью. Одним из первых в неё втащили обглоданного Платонова. Новых идеологов интересовало лишь то, что он написал в годы отчаяния – только антиутопии и издевательства над символами собственной веры. И их особенно радовал его русский максимализм, указывающий верное направление – в смерть, в озеро Чевенгура.
На невероятную высоту был поднят Булгаков, ставший одной из главных фигур в игре чёрными. Булгаков ностальгировал по России, которую невозможно вернуть. Он создал Шарикова. Он заполнял сознание бесовщиной. Но его главным блюдом был гностический пафос – прощание с отвратительным земным бытием и переселение в смерть, в долгожданный покой.
Новых идеологов не заботили метания и прозрения русских гениев. Им нужны были мёртвые воды литературы. Поэтому возрождение Платонова и интерес Булгакова к Сталину они снисходительно причислили к конформизму.
Им нужно было заменить всё это русское беспокойство обречёнными нотами и звоном стилистики. Им нужно было принизить Маяковского с Шолоховым. В них было слишком много жизни и подлинности. Поэтому раздувался Бродский с его камланием и предсмертной истомой. Поэтому вкатывали в гору Набокова с его имитациями и демонстрацией техники.
Священной коровой стал Герман с его похоронным гимном и эстетикой отвращения. Над чем потешается главный герой в омерзительном «Хрусталёве»? Славного доктора забавляет то, что больные не верят в смерть. Уже гниют, но не верят. А поверить должны!
Следом за пробивными фигурами в ядро культуры хлынула вся маргинальная мертвечина: обэриуты, Ходасевич, Мамлеев, целая толпа пишущих и поющих постмодернистов. Мы помним, как пиарили фильмы Муратовой, где нет ни проблеска света, или Литвинову, чьи герои – это просто проводники в мир иной.
Новые идеологи вбросили в русский мир всё, что шокировало и ломало культуру: от Тинто Брасса на широком экране до тяжёлого порно видеотек, от де Сада до Трахтенберга, от «Лесоповала» до «Х** забей». Не перечислить всех, кто в это время включился в танатальное рвачество и начал торговать гнилью – импортировать или производить её здесь.
Возникла танатальная критика, приветствующая маргинальное творчество и встречающая в штыки любое проявление социальной мечтательности или ностальгии по норме.
И как следствие – пала реальность. До сих пор передёргивает, когда вспоминаются эти годы.

В полутьму

Сегодня ядро русской культуры наполнено смертью. Ушедшие певцы Танатоса прославляются в статьях, передачах, книгах и фильмах. Из них делают носителей истины, погубленных тоталитарным режимом или сумевших спастись. Истина эта не особо затейлива: все надежды угасли, а идеи не стоят ломаного гроша, поэтому «на смерть, на смерть держи равненье».
А здравствующие певцы Танатоса наслаждаются почётом и инвестициями. Они пишут учебники и говорят в микрофоны, указывая государству кратчайшую дорогу на кладбище. Под флагом защиты детства пропагандируют ювеналку. Под флагом современности – гендерную революцию и секспросвет. Под флагом гуманизма – эвтаназию и торговлю детьми. Они представляют свои творения, где стебутся над историческими страстями и утверждают сладостное бесчувствие.
Нельзя сказать, что у этой публики всё идёт гладко. Русское сознание оказалось сложней. Оно велось, катилось ко дну, а затем как-то затормозило. Шок, вызванный колоссальными жертвами новой эпохи, породил советскую ностальгию и культурный протест. Мёртвые воды стали спадать и на затопленном поле обнажаться островки жизни.
Спонсоры смерти запаниковали и бросились к обманутому союзнику. Соловьям, поющим об утраченном рае, подбросили денег на агитпроп и даже отсалютовали юбилею Романовых. Но союзник давно не тот. На фоне русской беды его былая ненависть поутихла. Белое стало сближаться с красным. И только часть национальных мечтателей, как Вечный Лох, сомкнулась с Братством Танатоса, даря ему свою удаль и возрождая диссидентство в его классическом виде. Кому-то мало одного Русского Креста. Нужен второй и последний.
Нас не убили мёртвые воды. Нас защитила советская эпоха с её героями, культом жизни и человечности. Но о спасении пока нет и речи. Вот когда мёртвое будет оттеснено в свою полутьму, свою заграницу, когда у каждого певца Танатоса будет печать на лбу, как у Горбачёва, тогда можно будет говорить о спасении. А пока мы смотрим смерти в лицо, и она улыбается.

Блог Валерия Рокотова