М.Ю. Кормин. У вас “Тангейзер” испортился…
«Тангейзер» — не опера.
«Тангейзер»- это запущенный процесс.
Правда, обреченный на провал по причине крайнего непрофессионализма и отсталости всех сторон, задействованных в нем. Более того, «Тангейзер» уже отстал от времени, и это печалит, потому что его появление 5 лет назад, пусть и с теми же всплесками и пузырями на болоте общественного мнения, могло что-то изменить. Но сейчас уже нет. И поэтому наш бедный безумный рыцарь-режиссер — несвежий товар. “Тангейзер” стух, к сожалению. Это печально, но факт остается фактом.
Сейчас мы можем говорить о постановке «Тангейзера» именно с точки зрения постановки прецедента. Прецедента чего? Нового явления в культурной жизни? Новой трактовки? Нового слова в режиссуре? Скорее всего, нет. «Тангейзер» — это ответ на экспансию. На традиционалистически-православную экспансию, на возвращение утраченного культурного поля (а точнее – на новое оного формирование).
Утраченного кем: церковью, элитой, общественностью? Нет, скорее – государством. Оставив в стороне моральную и этическую сторону «верности» или «неверности» православной доктрины, той, которую Путин обозначил в «Основах государственной культурной политики», мы можем констатировать – она есть.
В то же время, есть Калябин и скандал. Скандал – самае продаваемая вещь в эпоху постмодерна и деконструкции понятий, которая кстати – уже завершена. Есть нараставшее со времен появления на политической сцене Новосибирска мэра Локтя как символа «альтернативы» недовольство консерваторов. Есть удар по концептуальному, актуальному искусству, нанесенный силами «традиции» (что бы в это то понятие ни вкладывалось). И сейчас может показаться, что постановка «Тангейзера» в трактовке Кулябина – это достойный ответ религиозному экстремизму. Но так ли это? Мне кажется, что здесь можно говорить уже о «либеральном экстремизме» — то есть о том случае, когда посредством искусства происходит влияние на ту или иную социальную группу насильственно. И объектом влияния выступают сами скандал и… православные активисты. Иронично, не так ли? В этом плане ход, конечно, хитрый, но недостойный серьезного художественного момента.
Все мы помним события лета-осени 2014 года в Новосибирске. И я надеюсь, что кто-то еще помнит мои слова, сказанные тогда не раз: необходим полноценный диалог. Полноценного диалога, как всегда, не получилось. Получились митинги, постановки «православного ежика», «Тангейзера» и прочее. Своего рода, начался маленький победоносный «левиафан», в процессе которого был сформирован совет при художественной культуре Новосибирска. Члены его, наиболее одиозные фигуры, как-то Ложкин, Мизин, Лоскутов лично у меня не вызывают того отторжения, которое образуется у людей, говорящих о них как о «мракобесах». Вовсе нет. Я считаю их достойными людьми, разбирающимися в вопросах культуры и искусства. Единственный вопрос – разбираются ли они в вопросах тех тенденций, что имеют сейчас место в России и мире не локально, каждый со своей колокольни, а глобально? В курсе ли они тех, общих, процессов – того построения «пост-постмодернистского» мира, культуры этого мира, что идет сейчас? Думаю, пока что нет. Но они научатся и поймут. А вместе с ними поймет и город. Но в то же время, резонно говорить о некоей однобокости худсовета Новосибирска, представленной только «мейнстримовым» направлением. Это плохо. Это приведет к плохим последствиям. Диалог самого себя с самим собой – патологичен.
И здесь мы снова возвращаемся к «Тангейзеру» и его месту в практике «представления». Не только и не столько сама опера, ее постановка и то, что следует ЗА ней, реакция зрителей – суть продолжение спектакля. И все его участники, от Новопашина до Кулябина, от Локтя до Мездрича, от «ярых защитников» свободы слова до «рыцарей» традиционных ценностей – просто актеры. Причем «актеры» в глобальном, всеобщем, даже метафизическом плане. Игра продолжается, и она растянется на долгое время. Сейчас мы действительно имеем новое явление, на волне которого происходит очередное переустройство общества. Но при этом сложно всерьез воспринимать утверждения администрации театра о том, что они «не предполагали», к каким последствиям приведет постановка спектакля со столь двусмысленным антуражем. Мне кажется, господин Мездрич лукавит. А подобного рода лукавство в ситуации, когда страна по сути находится в состоянии идеологической войны – как минимум, странно. Либо он и его команда непрофессионалы. Что еще хуже…
Либо ложь, либо некомпетентность. И первое, и второе – достойные поводы для возвращения господина Мездрича обратно, в Омск? Может быть.
Закономерен, думаю, и финал «спектакля про спектакле», разворачивающегося по воле сил социума. Закономерна и судьба режиссера. Не будем забывать – «Левиафан» не получил «Оскара». Почему? Потому, что времена подобного уже прошли на Западе, в цивилизованном мире. Россия же – только пытается еще вступить на этот путь. Но Запад – уже отказывается от него. На самом деле, все очень печально. И расценивать «Тангейзера» как революционное явление – глупо. Это один из этапов проверки на прочность и прогрессивной, и традиционной общественности города. И пока что никто из представителей этой общественности, от дирекции театра до Новосибирской епархии, пройти этот тест не смогли.
«Искушение искусством» оказалось для Новосибирска не по зубам. Как говорится, «господа, мы обосрались», и сам факт постановки «Тангейзера» здесь абсолютно не при чем. «Тангейзер» это повод. Причина гораздо глубже. Причина в том, что российская и народная, и элитарная культура последнего десятилетия прочно впитала основные понятия принципа «карго», и отказываться от них, похоже, уже не будет.
Можете рыдать, господа.
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.