Олег Верещагин. Убийство оптимизацией

Закрывается школа – умирает село

Так сложилось, что при слове «оптимизация» у меня сразу возникает почти что подсознательный вопрос: что еще собираются отнять у людей? И, надо сказать, я еще ни разу не ошибся, к своему ужасу.

«ОПТИМИЗАЦИЯ» – такая же болезнь мозга нашего государства, как либерализм – болезнь мозга «творческой интеллигенции». С либерализмом интеллигента все ясно – это маниакально-болезненное стремление «всем все разрешить» и «запретить запрещать», дивно сочетающееся с нежеланием признавать, что большинство населения страны считают: «Всем все разрешают» только в дурдоме, да и то предварительно приняв меры предосторожности. А вот что с оптимизацией? Слово-то позитивное, однокоренное с «оптимизмом»… Но, оказывается, обманное.

Вкратце: под оптимизацией чиновниками подразумеваются некие действия, которые позволят государству меньше тратить на некое дело, но при этом продолжать делать вид, что дело делается… уфффф, сложно, правда? Но это сложно для нас с вами, а для государства все предельно ясно. Оптимизировали «нерентабельные» аэродромы – сократив их количество по стране в семь раз. Оптимизировали уникальные военные училища. Оптимизировали ведущие вузы и не имевшие аналогов в мире опытные сельскохозяйственные участки. Оптимизировали метеостанции. Оптимизировали заповедники…

Не коснулась оптимизиция, пожалуй, только церкви – храмов возникло столько, что от них стало не протолкнуться. Храмы на Южном полюсе, храмы в зонах и воинских частях, плавающие храмы, скоро храм запустят в космос, хотя, согласно догматам РПЦ, это просто-напросто невозможно.

Кстати. Дичайшим итогом всех «оптимизаций» последних двадцати лет является то, что сэкономленные (а точней – с мясом вырванные из тела страны) на них деньги были перекачаны в покупку зеленой резаной бумаги под названием «доллар», а значительные территории России просто-напросто обезлюдели. Вы спросите: как это связано?

Что ж. Я отвечу.

***

Уже достаточно давно отмечено: если в селе закрывается школа, то это село тихо умирает в течение следующих нескольких лет. За последние же пять лет количество сельских школ в России сократилось на 37%.

Сокращение сельского населения – это общая проблема России. И, конечно, нелепо было бы взять и обвинить, например, конкретно районную власть Кирсановщины в некоем зломыслии, искоренении русского села. И вообще, можно задать вопрос: не перепутаны ли тут причина и следствие? Возможно, это не село умирает после закрытия школы, а сокращение численности жителей села – особенно детей! – приводит к тому, что школа становится «нерентабельной»?

Да ведь и «оптимизация», «филиализация» и прочая лизация сельских школ – это не то что не районная, это даже не общеобластная, а скорее общероссийская проблема, появившаяся одновременно с заокеанской эпидемией желтых автобусов, которые-де должны комфортно развозить школьников из отдаленных мест в благоустроенные крупные «базовые» школы, а на деле крадут у каждого ребенка от часа до трех часов времени ежедневно.

Вызывает сомнение тут вот еще какой факт. Может ли вообще образование быть «рентабельным» в чисто финансовом исчислении?

Нет. Нет, еще раз нет и нет! Школа в принципе, по определению, не приносит и не может приносить сиюминутных доходов – если только это не частный колледж для детей миллионеров, да и то вряд ли. Если же начать искать пути сэкономить на школах, то подобная экономия аукнется не очень быстро, но смертоносно. И сэкономленные миллионы или даже миллиарды вполне могут пойти на могильный памятник целому государству, увлекшемуся идеей «оптимизации».

Сам путь – поиск финансовой выгоды в деле образования, какой бы эта выгода ни была, – порочен и опасен.

Первое «ау» я уже назвал. Точней – целых два. Это уничтожение села – тот, кто с детства постоянно его покидает, не чувствует никакой привязанности к нему, уже не вернется туда насовсем, став взрослым – и пожирание детского времени в бесконечных утомительных поездках. Но это еще далеко не все, увы.

Катастрофическое падение уровня образования в стране – а оно именно катастрофическое, иначе это не определить! – особенно сильно бьет по сельским детям. Как раз, опять же, потому, что они тратят уйму времени на разъезды с одной стороны, а с другой – очень трудно чему-то научить ребенка, у которого в голове постоянная мысль (зачастую на фоне недосыпа) о том, что надо еще добираться домой за 20–40 километров. Конечно, это не главная причина того, что современные школьники по уровню своих знаний недотягивают до школьников-ровесников прошлого примерно как детсадовец до девятиклассника. Главная причина в том, что наше образование вообще стало полем для экспериментов каких-то маньяков – иначе не скажешь, которые сумели превратить лучших в мире учеников в полуграмотный (это не преувеличение) и суеверный сброд, понятия не имеющий о дисциплине (а значит, ничего в жизни не способный добиться). Главная причина в том, что до сих пор не отказались от ЕГЭ и не подвергли суду – не просто осуждению, но именно суду! – всех тех, кто разрабатывал и проталкивал эту убийственную идею и продолжает ее защищать до сих пор, вопреки очевидному. Но, повторяю, для сельских детей это усугубляется еще и оторванностью от малой родины и бесконечной тратой времени. Отсюда же и оскорбительная, совершенно не соответствующая действительности байка о «тупости» детей из села.

На селе исчезла прослойка учителей как носителей культуры и авторитета. Конечно, и это связано, опять же, не только с закрытием школ. Педагоги (учителями их называть не стоит, это именно исторически очень точно обозначенные педагоги – рабы, прислуживающие хозяевам «на ниве» наблюдения за детьми) уже давно стали одними из самых верных слуг власти. Они настолько прочно взяты в бюджетные тиски, что даже помыслить не могут о величии своей профессии, им просто не до этого – любые подобные мысли погребаются под валами бумаг и умирают под экономическим прессингом. Педагоги выполняют безропотно и послушно любые инициативы власти – ведут за детьми политическую слежку, внедряют в жизнь школ безумные понятия «толерантности» и «свободы личности ребенка», занимаются рискованным педагогическим экспериментированием по «передовым западным методикам», организуют массовые провластные мероприятия, оказывают моральное и финансовое давление на родителей, служат доносчиками в интересах органов опеки, доносят и друг на друга – в конкурентной борьбе, в чаянии прибавки в полтысячи рублей. Да и авторитет педагогов в глазах и родителей, и учеников недорого стоит. И все-таки в каждом селе именно школа еще недавно была центром праздников, человеческих общений, а слово учителя немало весило в самых разнообразных спорах и даже скандалах. Сейчас ничего этого нет, пусто и дико на селе без школы.

Проживание в деревне для ребенка и безопаснее, и просто-напросто здоровее, чем в городе, особенно крупном. Многие родители, гоняясь за неким «культурным досугом», буквально силком запихивают ребенка в мегаполис, таскают его по курортам на каникулах, записывают в секции, кружки и бассейны, платят за все это немалые деньги, словно находясь под гипнозом, в полной уверенности, что обеспечивают своему ребенку «гармоничное развитие» и «безопасность». При этом, как правило, и родители и дети живут в постоянном страхе перед транспортом, маньяками, грабителями, хулиганами и т.д. и т.п., перемещаясь по жизни буквально перебежками от одного охраняемого места к другому. Потом те же самые родители тащат того же самого ребенка к психологу – лечить от целого комплекса фобий (помогите, я даже не понимаю, откуда это у него!) и развивать самостоятельность (помогите, он сам вообще ничего не способен делать!). Естественно, «помогают» им тоже за деньги. Ребенок в большом городе дышит тем, чем дышать не следует, ест то, что есть нельзя, дети массово (речь уже о десятках процентов!) страдают аллергиями и ожирением – зато у него есть некое мифическое «пространство для развития».

Когда я слушаю таких родителей, мне начинает казаться, что они просто бредят или находятся под гипнозом. (Кстати, власти такое положение дел удобно. И тут суть даже не в том, что родители платят буквально за каждое движение своего ребенка. Может быть, это излишне конспирологично, но я уверен: вытеснение людей в мегаполисы имеет своей целью создание, в конечном счете, легко контролируемых резерваций, населенных, а точнее набитых, во всем зависимыми от «специалистов» существами. А на месте бывших сел все чаще возникают коттеджные поселки, где дети богачей живут так, как дети и должны жить: среди живой воды, свободно растущей зелени, под чистым небом, дыша нормальным воздухом и не трясясь над каждым своим шагом…) При этом попытка обычных, «неэлитных», родителей перебраться с детьми в деревню тут же мгновенно вызывает пристальный интерес у наших вездесущих «защитников прав детей». Тут же следует постановка вопроса о том, что «родители искусственно снижают уровень жизни ребенка», и заканчивается это далеко не всегда просто нервотрепкой – мне известны случаи, когда детей у таких семей отбирали.

Дети перестают понимать мир, в котором они живут. Они вообще выпадают из реальности в искусственное пространство. И «ученые» – то ли кретины, то ли сволочи! – открыто радуются тому, что это, оказывается, «формируется новая среда», которая нам, отсталым лохам, непонятна и недоступна.

Шесть лет назад летом я был свидетелем и участником истории, которая буквально меня поразила. У меня гостили московские друзья с 13-летним сыном. Рано утром я вышел во двор и застал мальчика медитирующим над грядкой с огурцами. Он изучал грядку так внимательно, что я тоже заинтересовался и, подойдя, спросил, что там такого любопытного. Оказалось, мальчику очень понравились красивые желтые цветочки и ему хочется знать, что это такое и как их разводить. Честное слово, я сперва даже не мог понять, о чем идет речь. Я не видел никаких цветочков, на грядке росли огурцы. Когда же до меня дошло, о чем идет речь и дошло, что мальчишка не шутит, – я даже слегка испугался. В свою очередь в мои объяснения, что это – огурцы, он поверил не сразу, только когда я нашел одну из первых завязей и показал ему маленький огурчик, увенчанный этим самым цветочком. Для москвича увидеть такое было откровением…

Нет, то, что они коров и лошадей не видят, – это мелочи уже. Дети не видят собак. «Потому что завести собаку – это большая ответственность!» Возможно, так и есть в ненормальном пространстве большого города. В селе же собака для ребенка – это не некая киношно звучащая «ответственность», а просто – собака, как и было веками и как это и должно быть. Друг-приятель по играм и сторож двора. Сделать что-то своими руками для ребенка из большого города – недостижимая вещь. Порез на пальце – повод для настоящего истерического припадка, и это я говорю о мальчиках – о мальчиках, и не о малышах, да еще и взрослые тут же с воплями ужаса начинают бегать вокруг… Читателям старшего возраста это может показаться невероятным, но я не раз видел, как порез, который мы в детстве на ходу заклеивали подорожником, сейчас становится – по инициативе самого ребенка! – поводом для визита к врачу, где мальчишка (именно мальчишка!) с искренним страхом и без стыда спрашивает: «А я не умру?! А у меня не будет заражения крови?!» – и прочую ерунду.

Разрушение деревни как основы основ, как корневой системы и символа России – это, пожалуй, самое жуткое. Снова и снова встречая каждое лето гостей из самых разных мест, я летом показываю им наши деревни. Людей до столбняка поражает то, в каких красивых местах те стоят, и как мало они населены. Гости, которые приезжают из дальнего зарубежья, вообще оказываются в шоке. Один немец сказал мне с горечью, что мы, русские, даже не понимаем, насколько мы богаты и свободны, ведь в Германии даже чтобы просто войти в лес, нужно платить деньги, развести там костер – платить штраф, взять с собой своего сына – нарваться на конфликт с органами опеки, завести домашнюю живность – получить судебный процесс с могущественными корпорациями, травящими людей «одобренными и сертифицированными продуктами питания». Дико смотреть, как мы отказываемся от этого неизмеримого богатства ради фитнес-центров, бассейнов с раствором хлорки и магазинного изобилия вымытых в растворе шампуня овощей и фруктов со вкусом химического картона.

Деревня стала местом тотальной безработицы. Точнее ее таковой сделали. И сделано это НАРОЧНО, именно для того, чтобы даже те люди, которые хотят там остаться или хотели бы туда переехать, не имели возможности этого сделать просто потому, что тогда они будут поставлены перед проблемой: как жить, а точнее – как выжить? Работать только на прокорм, жить исключительно натуральным хозяйством – это махровейшее сектантство, и небезопасное, причем именно для детей. Это я вам скажу сразу и точно – такие примеры у меня тоже есть, и ничего хорошего все эти поселения кедросажателей-мегреоидов и прочих анастасиевцев в себе не содержат и не несут, сколько бы в них ни болтали о «близости к природе». Заняться фермерством – практически невозможно, фермеры в России не живут, а выживают, в какие только уже хитрости и крайности не бросаются, чтобы остаться на плаву и все равно тонут. Потому что НЕ МОЖЕТ фермер в условиях России завести на самом деле прибыльное хозяйство, пока существует ВТО и не закрыты границы для ГМОшных продуктов. НЕ МОЖЕТ, природные условия таковы. Наше село и наше сельское хозяйство в основе своей такие же убыточные и неприбыльные. Но отказ от их массовой и постоянной поддержки – это отказ от продовольственной безопасности страны… Вообще от безопасности!

***

Если у кого-то при слове «село» возникает картина вросших по окна в землю одноэтажных домиков под низенькими крышами вдоль пыльной кривой тропинки, то я вынужден слегка разочаровать скептиков. Я десятки раз видел брошенные многоэтажные дома, в которых были газ и вода. Видел некогда замечательные асфальтовые дороги, по которым перестали ходить, и они разрушены проросшей сквозь них травой. Видел сожженные корпуса школ, запертые на ржавые замки клубы с покосившимися и облезшими досками объявлений, покинутые детские площадки около закрытых садиков, мертвые водонапорные башни и огромные пустые пространства машинных дворов и ферм. И все это были – села. Места, где можно было жить ничуть не менее удобно, чем в городе, а работа находилась под боком. Теперь все это – мертво. Умерщвлено!

Да, отток людей из сел начался еще при советской власти. Я не знаю, что это было, – чья-то непродуманная политика или, напротив, вполне обдуманная диверсия, создание образа села как отсталого, глухого, бескультурного места, откуда только и бежать. Но убито село было вовсе не при «проклятых коммуняках». Убито, разграблено и разорено было русское село властью «демократов». Как раз потому, что было опасно для них, а вовсе не из-за его «экономической нерентабельности».

Село кормило страну. Село привязывало людей к родной земле. Село давало детям здоровое и свободное детство. Все это было непереносимо «гайдарышам» (да простит меня Аркадий Петрович Гайдар!) и чубайсятам, всей этой антирусской бесовщине во власти.

Сейчас меня пытаются убедить, что разрушительные процессы на селе идут лишь «в силу инерции». Что власти давно осознали важность села для государства и «повернулись к нему лицом». Что все скоро наладится.

Возможно, человека, живущего в Москве, в этом и удастся убедить. Может быть, ему даже не придется себя заставлять это делать – верить. А мне достаточно пройти двадцать минут неспешным пешим ходом, чтобы увидеть, мягко говоря, неискренность этих заявлений. Более того – стремительно повторяют судьбу сел и малые города, в том числе мой родной Кирсанов…

…Но это уже, как говорится, другая история.

…Английский офицер, драгунский капитан Томпсон в апреле 1649 года, за несколько дней до своей гибели в бою при Берфорде, написал в своем дневнике такие слова: «Король и его лорды основывали свое право на власть на древности рода и видели в своей крови знак божественного благоволения. Это было нелепо и смешно. Нынешние властители страны основывают свое право на власть на присвоении плодов чужого труда и закабалении тех, кому меньше повезло, а размер божественного благоволения видят в сумме уворованного и неправедно нажитого. Это гнусно и страшно… …Они говорят нам с ужасом: «Вы готовы отнять одну корову у того, кто имеет их две, и отдать тому, у кого нет ни одной!» – и этими словами обвиняют нас. Между тем они отнимают детей у бедных родителей и продают их на вес, как поросят и овец, тому, кому нужны послушные рабочие руки и у кого есть деньги, – и это не смущает их совесть и не принимается как обвинение. Малышей, отцы которых пали, защищая нашу Республику, и потому теперь беззащитных и отнятых у матерей, самих матерей, лишенных покровительства погибших своих мужей, разлученных со своими детьми, набивают, словно треску или селедку, в трюмы кораблей, вывозят на смерть в Новый Свет – и тут же говорят, что их доходы от этого устрашившего бы даже турка всесветного позорища есть Благословение Божье. Но Господу гнусно смотреть на их дела. Он давно отвернул свое лицо от Англии. Я не желаю жить в стране, лишившейся Бога. Я или верну его благосклонность Англии, или погибну, пытаясь сделать это. Аминь, да будет Воля Его».

Олег ВЕРЕЩАГИН
г. Кирсанов, Тамбовская обл.
Источник -http://www.sovross.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=602241

Добавлено Админ. сайта в Общество в 29.02.2016