За нашу Родину без Сталина – это как за США без Вашингтона и Линкольна. Там за такие вещи светит срок
Я не историк, а политолог, и потому личность генералиссимуса Сталина интересна мне в первую очередь в современном, злободневном смысле.
Первое, что поражает у десталинизаторов – полное игнорирование принципов историзма, которым вроде бы всех учили в советской школе. Никакой исторический деятель не может оцениваться по меркам современной нам эпохи. Он должен оцениваться по меркам своей эпохи – и никак иначе.
В правоведении об этом говорят так: «закон обратной силы не имеет». То есть запрет, введённый в этом году, не может распространяться на прошлогодние деяния.
Меньше понимают это политологи. Ведь не только юридическая, но и нравственная оценка не может иметь обратной силы. Но в перестройку наши люди обвинили советскую власть по нормам, введенным постфактум в обиход этой же самой властью! Многие вещи, нетерпимые для советских людей 80-х годов 20-го века, на протяжении тысячелетий были не только терпимыми, но и обыденными. Нас, например, стал шокировать т.н. «голодомор» в начале 30-х годов прошлого века – но он был спутником человечества веками, задолго до появления советской власти. И советская власть в итоге не открыла, а закрыла навсегда тему царь-голода.
Здесь необходим и историзм оценок: не судить человека одной эпохи по меркам другой эпохи (тем более той новой эпохи, которую он создал своим трудом и гением). Для начала 20-го века ужасы в положении крестьянства были настолько обыденными, что многие современники их практически и не замечали. Голод не начался со Сталиным, он со Сталиным кончился. Казалось, навек – но нынешние либеральные реформы снова тянут нас в то болото, из которого мы вроде бы уже выкарабкались…
Принцип историзма требует признать и то, что у Сталина был совершенно иной, нежели чем в последующем времени, накал политической борьбы. Одно дело – поддерживать существование системы (хотя Горбачев не справился и с этим), а другое – создать новую систему на руинах порушенной гражданской войной страны. Энергия сопротивления во втором случае в разы больше, чем в первом. Надо понимать, что многие из убитых Сталиным сами собирались вполне всерьёз убить его, и замешкайся он хоть на минуту – сам получил бы пулю в лоб. Борьба за власть в эпоху Сталина имела совершенно иную остроту, чем ныне: это была эпоха революционной «преторианской гвардии» – привычной к бунту и готовой менять императоров как перчатки…
Совершенно иной накал был при Сталине и в мировой борьбе, ныне придавленной тяжёлым спудом ядерного оружия. Благодаря ядерному зонтику, созданному Сталиным, мы можем сейчас более спокойно делать свои дела, меньше опасаясь прямой атаки геополитических конкурентов.
Но сам-то Сталин начинал без ядерного зонтика! Его правление приходится на годы, когда технические средства уничтожения людей уже достигли пиковых значений эффективности, но ещё не возникло оружия, способного уничтожить всё человечество разом, вместе со всей планетой. Поэтому мы должны понимать совершенно иной накал геополитических противостояний, с которыми пришлось столкнуться Сталину, сохранившему в итоге наше физическое бытие…
Эпоху Сталина нельзя рассматривать без ссылки на разруху и террор предыдущих лет, на деятельность мировых душителей первого в мире социального государства. А также в отрыве от агрессивных заблуждений и мифов исторического времени – ибо любой человек живет в обществе и питается всеми его соками, хочет он того или нет.
Мы не можем рассматривать Сталина как нашего современника. Чтобы стать его современниками, мы должны переехать из города в деревни, жить там впроголодь в курных избах, пахать землю сохой и отражать набеги врагов не ядерной дубинкой, а конными армиями. Должны погрузиться в многоуровневый распад всего и вся – что мы отчасти и сделали после перестройки. И тогда – о чудо! – вдруг стали лучше понимать Сталина…
В рассуждениях десталинизаторов есть нелепейшее заблуждение, будто власть сама определяет уровень террора. Сидит де она себе, скучает – и от нечего делать говорит:
– Давай-ка сегодня отстрелю десяток врагов… А завтра – еще сотню или тысячу… А послезавтра пусть будет постный день…
Чтобы представлять власть скучающей самодуршей – нужно ничего не знать ни о власти, ни о жизни. Прежде всего: власть есть центр всеобщих устремлений. Поэтому скучать и дурака валять ей не приходится: зазевалась на минуту – тут же скинут те, кто лучше чует дух эпохи…
Уровень террора навязывает власти сама жизнь, та социальная среда, которая находится под властью. Тихих и смирных людей можно привести в чувство скромными символическими жестами. Но людей буйных, привыкших к шашке и обрезу, к анархии самоуправства – мягкая, гуманная власть в чувство не приведёт. Власть или должна стать адекватной злобе народной – или она падёт.
История перещупывает правителей как бусины чёток. Напомню, что до Ленина и Сталина был царь. Потом был князь Львов, потом временный Керенский, потом Колчак, Врангель… А при советах на верховенство претендовали Троцкий, Рыков, Бухарин, Зиновьев, Каменев и ещё целая толпа людей, привычных к убийствам, как к чистке картофеля…
В такой исторической ситуации у власти не было никакого выбора – проводить или не проводить репрессии. Не проводящая массовых чисток власть перестала бы в то время быть властью. Её сменила бы другая – и все зачистки повторились бы по новой.
Власть вольна погибнуть, перестать быть властью (как это сделал царь) – но она не вольна самовольно установить уровень репрессий. Если он окажется недостаточным – власть перестанет быть властью.
Поэтому вся задача гуманистов – противостоять чрезмерному террору, но это совсем уже другой разговор. Чрезмерный террор – это, конечно, печально. Но недостаточный именно к еще большему террору и ведёт через очередной переворот…
За любой террор отвечает перед историей не только правитель, но и его оппоненты, а также общество в целом. Когда выдающегося историка Л. Гумилёв уже при Горбачёве спрашивали, не держит ли он зла на Сталина, при котором он сидел в тюрьме – он отвечал: «Но ведь меня не Сталин посадил, а коллеги по кафедре»…
В период десталинизации возникло и окрепло представление о Сталине как о тиране, увлекавшемся бессмысленной жестокостью. Эта жестокость, конечно, была – как и у Цезаря, и у Петра I, и вообще у любого значимого исторического деятеля. Но важно отметить, что весь массив свидетельств современников не говорит о её бессмысленности и бестолковости. Эту жестокость признавали как вполне рациональное действие не только друзья, но и враги сталинизма. Рассуждать о том, что Сталин просто дурака валял, потешаясь кровью – начали спустя годы после его кончины. При этом опирались на позднюю советскую мораль, совершенно иную, чем та, что была в ходу у современников революции.
И все попытки судить Сталина – это попытки судить историю за её жестокости и перегибы, победы и провалы, в итоге приведшие нас в сегодняшний день… Судить наших отцов, дедов, прадедов – за то, что они родили в конечном счете нас, а не кого-то еще.
Непонимание всего этого превращает для нас десталинизацию в самосуд и самострел. Мы капитулируем перед теми враждебными силами, от которых отбились при Сталине, чем позволяем им себя пожрать.
Между тем прогрессивность исторического режима можно мерить лишь одним: его влиянием на будущее, на судьбу человечества грядущих эпох. И в этом смысле влияние Сталина на судьбы человечества – грандиозно. Его режим не тратил все силы только на самоподдержание – как многие иные, включая наш нынешний. Он закладывал колоссальные заделы на будущее в виде гигантских производственных, научных, культурных прорывов, давая авансы нашему будущему. Всего один, но ярчайший пример: бессмертный ракетоносец Ту-95, недавно показавший себя в Сирии, был создан Туполевым по заказу Сталина, настроившему весь наш авиапром под эту сверхмашину.
И в этом смысле мы все в долгу перед Сталиным. И наша десталинизация так же нелепа, как была бы, например, «девашингтонизация» для США и «деголлизация» для Франции.
Источник -http://publizist.ru/blogs/34/14111/-(Виктор Евлогин)
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.