Свящ. Александр Мень. Истоки мировой духовной культуры

 

Несколько лет назад мне пришлось путешествовать по Средней Азии и перебираться на пароме через Амударью. Этот паром шел медленно. Голые, поросшие редкими кустарниками плоские берега, зеленая темная вода, и, пока медленно двигался паром, я думал о том, что подобным этой реке был древний Евфрат, все древние реки, где начинались цивилизации. И тогда же я вспомнил, что недалеко от этого места, от Амударьи, немного дальше к востоку, произошло одно интересное событие, связанное с духовными истоками человеческого рода.

Еще до войны, когда многие из вас еще не родились, а я был ребенком, там, в Средней Азии, по ущельям двигалась небольшая экспедиция, которой руководил Алексей Окладников, известный археолог. Он направлялся в ущелье, труднодоступное, расположенное между двумя великими реками. Уже давно ходили слухи, что в этом ущелье люди находили удивительные кости, там встречались странные камни, будто бы обитые чьей-то рукой. И Окладников, обладавший чутьем уже бывалого полевого археолога, организовал туда летом 1938 г. небольшую экспедицию. Археологи лезли по скалам, где могли пробираться только горные козлы, и в конце концов добрались до пещеры. Это место называлось Тешик-Таш, по-русски пещера. И когда Окладников со своими помощниками туда добрался, он нашел на почти ровном полу останки человека. Он сразу понял, что это ребенок, мальчик, в крайнем случае, подросток. Особенно его заинтересовало, что сохранился почти весь череп. Сто пятьдесят кусков окаменелого черепа собрал и склеил Окладников; череп оказался почти сохранным.

Это был череп мальчика совершенно иной расы, нежели человек Homo Sapiens. И когда очередь дошла до челюсти и надбровных дуг, Окладников определил его как неандертальца, Homo neandertales , как иногда его называют. Этот человек в системе биологической номенклатуры считался homo только по своему роду, его считали предшественником, а некоторые — предком человека. Вопрос о том, в какой степени родства мы находимся по отношению к неандертальцам, до сих пор бурно дебатируется. Эти люди, или человекообразные существа, жили на огромном пространстве от Северной Европы до восточных берегов Китая, от Африки до Средней Азии. Примерно 40 тысяч лет назад они повсеместно исчезли. Уже больше не встречаются их кости; на смену им приходим мы, род homo sapiens (человек разумный). И когда Окладников разбирал, потом собирал этот скелет, он увидел, что ребенок был похоронен, а не просто брошен, мало того, импровизированная могилка этого ребенка 8-9 лет была ограждена рогами дикого горного козла, а в Средней Азии, в тех местах и до наших дней, вплоть до XX века, сохранился культ козла. Окладников сопоставил эту находку с другими, имевшими место в Западной Европе. Несколько раз были обнаружены черепа примитивных людей типа неандертальцев, окруженные камнями одинаковой формы и размера — голову окружали камни как лучи солнца. И эти скудные, но впечатляющие признаки указывают на то, что еще до того как человек стал полноценным, человеком в полном смысле этого слова, тем единственным видом, который живет сейчас на земле, в нем уже теплились какие-то религиозные представления.

Что происходило? Ученые спорят, но едва ли кто-нибудь из них может доказать свою точку зрения и обосновать ее, потому что мы не можем проникнуть в сознание этого человека, или человеческого существа, или недочеловеческого существа. Все-таки это, скорее всего, другой вид, несомненно низший. В его культуре мы уже находим примитивные каменные орудия, огонь, который поддерживался довольно долго, но мы не находим там искусства, которое является важнейшим спутником всей человеческой истории. А искусство древних людей всегда было связано с чем-то духовным, религиозным. Очень многое в современном человеческом обществе теснейшим образом связано с началами человеческого бытия в истории. Социальные, семейные, сексуальные, культурные, художественные, традиционные проблемы, связанные с владением территорией, с ксенофобией, — все это уходит своими корнями в жизнь древнего человека, обитавшего на земле несколько десятков тысяч лет до нас.

В нашем подсознании до сих пор живут какие-то мотивы, звуки, какое-то эхо, отзывающееся из тех времен. Но человек XIX века, гордый, я бы сказал, упоенный своей цивилизацией, считал, что мир развивался только прямолинейно, что первобытный человек был человеком низшим во всех отношениях, был человеком диким. Подобную мысль мы впервые встречаем у римского поэта Лукреция Кара, который рассматривал историю человечества как восхождение вверх: от темноты, варварства, невежества и дикости к цивилизации. Правда, Лукреций Кар считал, что потом все развалится и деградирует, но это уже вопрос другой. В XIX веке думали, что никакой деградации не будет. Позаимствовав из христианства идею Царства Божия как цели человеческого бытия, как цели истории, многие мыслители XIX века, и вообще образованные слои общества почему-то уверовали в то, что мир летит ввысь, подобно ракете, что ничто не может остановить его прогрессивного движения; слово «прогресс» уже стало чем-то вроде священного термина. Когда говорили «прогрессивный», это автоматически означало «хороший». И казалось, что каждое завоевание человека, каждый шаг его на пути к усложнению техники или новых открытий в сфере науки содействуют прогрессу, а позади только мрак, мрак темного средневековья. Конечно, был небольшой просвет — в античности, а потом мрак Востока, и, наконец, долгий мрак первобытной жизни.

Эту мысль надо было, конечно, подтвердить, и подтверждения стали искать во времена великих географических открытий, когда европейцы впервые двинулись через океан, когда они открыли Америку, когда они впервые по-настоящему близко познакомились с чернокожими обитателями Африки, жителями Индокитая и неведомых дотоле стран. Но тогда же, столкнувшись с людьми, стоящими на низшей стадии материальной цивилизации, многие решили, что это и есть тот самый дикий, древний первобытный человек, и были уверены, что новооткрытые люди мало чем отличаются от животных. В конце XIX в. последователь Дарвина эволюционист Эрнст Геккель говорил, что у дикарей больше общего с высокоразвитыми животными, такими как обезьяны, собаки, чем с европейским развитым человеком. Когда Дарвин в молодости попал на Огненную Землю, он описывал огнеземельцев так: дикие люди, глаза вылезают из орбит, на лице тупое выражение, на губах пена — нет ничего человеческого. И это мнение очень быстро укоренилось и в науке вообще, и в зарождавшейся тогда антропологии. Возникла мысль, что у человека все светлое только впереди и чем скорее он освободится от того, что было в прошлом, тем для него лучше. А поскольку все хорошо знали, что у первобытных людей есть какая-то религия, вера, то веру эту торопились принизить, изобразить как простое грубое суеверие, как некое варварство. В общем, хотели показать, что начало религии коренится во тьме невежества, в страхе человека перед силами природы, в бессилии, ограниченности, иными словами в чем-то таком, что прогресс может и должен преодолеть.

Такова была идеология XVIII и XIX веков. Но постепенно этот миф о низших диких людях стал рассеиваться. Наверное, многие из вас слышали имена знаменитых в свое время (около 100 лет тому назад) ученых, таких, как Эдуард Тейлор (он был одним из крупнейших специалистов по мифологии и первобытной вере) или Джеймс Джордж Фрэзер, книги которого, например, «Золотая ветвь», недавно у нас переизданы. Не общаясь с людьми первобытного уровня, с так называемыми дикарями, получая материалы из третьих рук, они создавали свои конструкции о дикости, темноте, наивности и примитивности человека, стоящего на низком материальном уровне развития цивилизации. Но потом многие из них вынуждены были отказаться от такого взгляда. Миклухо-Маклай был одним из первых, который, пусть и ненадолго, вошел в мир этих людей. И что ему открылось? То, что это такие же люди, с такими же переживаниями, страстями, грехами, ошибками, с умением думать логически, ясно, и Миклухо-Маклай писал: «В их верования, в их задушевную жизнь я старался не проникать». Он был человеком очень тактичным; он писал, что малое время, которое он прожил на гвинейском побережье, недостаточно, чтобы понять душу первобытного человека. Но за Миклухо-Маклаем и другими пионерами-исследователями шли целые армии новых исследователей таинственных обитателей лесов, саваннопрерий. Что же им открылось? Оказалось, что в дебрях Амазонки или в полупустынях Австралии живут люди высокой культуры, древней культуры. Она иная, непохожая на нашу. Австралийцы, например, обладают сложной системой взаимоотношений, обрядов, огромным количеством легенд, сказаний, мифов. Они представляют человека, природу и высшее начало определенным образом. И на основании этих представлений строят общественные отношения, культуру. Стало выясняться, что примитивный человек примитивен в одном — в технике, цивилизации, а душевно он отнюдь не примитивен.

Один из исследователей говорил: если вы видите так называемого дикаря, который сидит под деревом, неподвижно уставившись в одну точку, не торопитесь думать, что он сидит просто без цели, этим людям свойственна глубокая внутренняя жизнь. Один из путешественников, долго живший в районах Конго, в дремучих итурийских: лесах, в самом сердце Африки, где до сих пор сохранились древнейшие, уже вымершие во всем мире животные, встретившись с людьми-пигмеями, отметил, что эти люди обладают душевностью, остроумием, умом и у них есть целый ряд высочайших религиозных представлений. Нравственный уровень этих дикарей оказался не только не ниже европейского, а намного выше. Совсем не обязательно низкой цивилизации должен соответствовать примитивный человек. Тут нет прямой связи. Первобытный образ жизни не мешает развитию очень тонкой душевной структуры.

В конце концов многие ученые стали приходить к выводу о важности духовного элемента, лежащего в основе этих культур. Они донесли до нас, хотя и неточный, абрис того, как жили наши предки многие тысячелетия тому назад. И если даже частично он верен, мы должны признать: да, высшее, духовное, священное, религиозное, нравственное в их жизни было основополагающим.

Здесь мы подходим к очень важной вещи. Возьмем, к примеру, причудливый индийский храм, индуистский или буддийский, ступу или мусульманскую мечеть с ее строгими формами, словом, любое произведение архитектуры или живописи, церковное или светское, — собор Св. Петра, храмы Христа Спасителя, Покрова на Нерли, египетские пирамиды, проект Дворца Советов — каждое из этих сооружений есть внутреннее воплощение того видения, которое есть у людей, их веры, воплощение того, как они интуитивно осознают сущность бытия. И если египтянин ощущал жизнь духа как вечность, то произведения египетского искусства были воплощением вечности. Если древний грек чувствовал, что здесь, рядом с ним, в его небольшом укромном мирке обитают какие-то живые силы мироздания, он их изображал так по-человечески, так близко, что нимфы, сатиры и боги выглядели его братьями и сестрами.

На самом деле, когда мы говорим об основах любой культуры, мы должны прежде всего задать себе вопрос не какие материальные формы куют ее, а какой дух лежит в ее основе. И пробегая мысленным взором историю цивилизации, мы всегда можем точно определить, какой дух стоит за культурой. Более того, мы знаем, что когда в духовной сфере у человека начинается дестабилизация, разброд, кризис, дестабилизация охватывает и всю культуру. Вот поэтому мы с вами сегодня здесь. Мы хотим заглянуть в историю духовности, в прошлое цивилизации нашей страны и всего мира не из праздного любопытства («А как это было раньше?»), а для того, чтобы понять глубинную и нерасторжимую связь культуры и веры, ту связь, которая была забыта, отброшена, сознательно отрицалась. Но жизнь и практика подтвердили старую истину, что, когда подрываются корни, засыхает и дерево, и для оживления корней необходимо понять их природу — в чем они нуждаются?

Они нуждаются в живительной влаге и почве. Почва — это жизнь, земное бытие; живительная влага — это дух, который ее питает. Вот почему так важно для нас сегодня задуматься над тем, откуда человек идет и к чему он идет. Разумеется, в учебниках или других пособиях, которые вам приходилось читать, вы часто встречали мысль, что первобытный человек был атеистом или, как нас учили, стихийным материалистом. Довольно трудно принять эту точку зрения хотя бы уже потому, что если от язычника может остаться идол, от фетишиста фетиш, от христианина — крест или еще какой-нибудь священный знак, то какой же материальный знак может оставить после себя стихийный материализм первобытного человека? Это что-то вроде беспроволочного телеграфа, который, как рассказывается в одной истории, был у древних людей, потому что в земле не нашли проволоки. Но многочисленные факты полностью опровергают такую точку зрения.

Я ведь начал с того, что уже предшественник человека, неандерталец, имел смутное (не будем его пытаться точно определить) ощущение, что есть какое-то иное бытие. А как только человек становится человеком, он сразу же обретает связь с вечным, то есть у него появляется религия. Фактически искусство, религия и человек — ровесники. Правда, в некоторых учебниках я встречал такое утверждение, что человек много миллионов лет существовал без религии. У нас был один историк, который даже написал на эту тему несколько книг, одна из которых так и называлась «Дорелигиозная эпоха». Но он рассматривал в основном австралопитеков и питекантропов, которых нельзя считать людьми в настоящем смысле этого слова. Биологически они, может быть, и принадлежали к роду homo, но этого недостаточно, чтобы быть человеком. Какое же движение мы можем здесь увидеть? Да, человек всегда стоял на какой-то духовной платформе. Значит ли это, что есть развитие? Или нет? Нет, развития нет, и вот вам доказательство. В пещерах Испании найдены рисунки красками: на стенах первобытный художник эпохи палеолита нарисовал стоящих и бегущих бизонов, мамонтов, носорогов. Смелые линии, замечательные краски, дух зверя. Не всякий современный мастер сумеет передать образ животного так лаконично, вдохновенно, прекрасно.

Тогда спрашивается: развивалось ли искусство? Нет, нет. Прекрасное в истории человеческой культуры всегда было прекрасным. У него была история, то есть были различные фазы, различные типы искусства и духовности, но развития в том смысле, что вот это искусство было примитивным, а потом оно поднималось все выше и выше, не было. Если вы вспомните классические скульптуры Древней Греции (вы их видели в любом школьном учебнике), — не надо думать, что вот они достигли какой-то высоты, а предшествующее им искусство было низким. Нет, любой современный художник или искусствовед скажет вам, что в архаическом греческом искусстве была своя особенная прелесть.

В конце XIX века писатель и историк искусства Петр Гнедич в своей огромной трехтомной «Истории искусств с древнейших времен» посвятил древнерусской инокописи две страницы, заметив, что древние не умели рисовать и поэтому они так писали свои иконы, а потом они узнали анатомию и стали писать правильно. Сегодня мы знаем, что это наивный взгляд. Переход к реалистическому искусству вовсе не был прогрессом, это была одна из фаз истории. История — это судьба человеческого творчества. Безусловно, в духовном мире есть восхождение, но оно совершается по совсем иным законам, и об этом мы с вами будем говорить, анализируя духовную жизнь человечества.

Но к этому надо добавить следующее: мы привыкли рассматривать материальные явления и процессы как подлинную реальность, дескать, вот это и есть реализм. Но откуда мы узнаем о материальной реальности? Из опыта, из опыта своих чувств. Но ведь те же чувства, которые есть у нас, есть и у шимпанзе, и у собаки. Однако у человека иное восприятие, есть нечто, что поднимает нас над животным миром. Человек — существо духовное, человек — существо, способное иметь иной опыт, нежели опыт чувств. Собственно говоря, этот духовный дар, полученный человеком, является самым драгоценным и самым священным. Это бессмертный дар, он требует к себе особенного отношения, потому что он в человека посеян, подобно семени, и что-то из него должно вырасти. Я говорил о примитивных формах предчеловеческих существ. Дело в том, что мы родственники не только им, мы кровные родственники любому живому существу на земле, мы связаны со всеми существами. Как устроена клетка у человека? Так же, как клетка любого растения, любого животного. Поэтому мы неотделимы от окружающего нас мира, нас нельзя выкинуть из этого мира — нас всех соединяют, связывают воздух, пища, вода, гравитация. Я недавно был в Звездном городке, беседовал с космонавтами, и они показывали мне скафандр, в котором выходят в космос, — совершенное автономное сооружение, как и сам корабль. Но почему? Потому что человек всеми узами своими привязан к окружающему миру. Человек есть земля. Библия говорит о нем так: «Ты, человек, есть земля, и в землю отыдешь». Плоть человека создана по слову Божию из праха земного, то есть из пыли, из самой материи, из вещества, и мы несем этот прах в себе и возвращаемся в него. Но человек не только прах. Он родствен и другому измерению бытия, которое нельзя увидеть. Это очень важный момент.

Давайте начнем с простого. Те, кто хотят ограничить мир видимым, оказываются в странном положении наблюдателя, который, заманив в рентгенокабинет великого художника или мыслителя, говорит: да ничего в нем нет, посмотрите, позвоночник виден, ну череп виден, сердце бьется. Где же его гениальность, где его мысль, где его чувства? Да, все видно насквозь, но не видно главного. И не может быть увидено в принципе. Духовность не какое-то физическое поле (у нас любят злоупотреблять этим термином), которое якобы не улавливают наши приборы. Нет. Надо просто признать, что такова реальность, у нее два аспекта: видимый и невидимый. Поэтому в первом же члене нашего христианского «Символа веры» сказано о Творце всего видимого и невидимого, то есть двух аспектов бытия. На этом все стоит. Они между собой связаны очень своеобразно, парадоксально; между ними существует обратная связь, то есть, скажем, тяжелое состояние организма может влиять и на состояние психики, а она влияет на состояние духа, и, напротив, дух может совершать необычайные вещи. Наверное, многие из вас слышали о хождении по огню, о произвольном управлении своими органами, которого достигают йоги. Я думаю, что умножать примеры здесь не надо. Когда видишь вещи, связанные с гипнозом (а ведь гипноз это тоже загадка, потому что слово само по себе ничего не объясняет, и на самом деле это остается загадкой и для пациента, и для гипнотизера), то понимаешь, на что способна эта невидимая часть человека — его дух, какие в нем заложены огромные силы и возможности. Человек — образ и подобие природы. В цветке, как я уже говорил, такие же клетки, как наши, такая же структура, там есть ядро, протоплазма. Но чьим образом и подобием является духовное измерение человека?

Для нас, христиан, как и для всех верующих людей на земле, которых всегда было и остается большинство, человек в своем духовном измерении является образом и подобием Творца. И в этом его трагичность, парадоксальность, величие и счастье. Известный биолог и медик нашего времени Алексис Карель так и назвал свою книгу «Человек — это неизвестность». В самом деле еще Альфред Расселл Уоллес, одновременно с Дарвином создавший теорию естественного отбора, задавался вопросом: ну хорошо, человеку нужны определенные свойства, чтобы он выжил, скажем, чтобы у него была более благоприятная семейная ситуация, где побеждает сильнейший. А для чего ему нужна потребность в отвлеченном мышлении, для чего ему нужен поиск смысла жизни, бескорыстный поиск истины, почему в человеке главное оказывается сверхприродным? И Уоллес отвечал: причина здесь может быть только одна: эти свойства коренятся в ином, сверхприродном, начале, эти свойства особенные. Забвение этого факта, пренебрежение им очень тяжело сказывается на человеческом роде. Периоды скептицизма и бездуховности всегда были опасны.

Я хочу закончить важнейшей для нас проблемой истоков духовности, проблемой, которая сегодня вопиет, — я имею в виду проблему нравственности. Вы, наверное, уже прочли книгу Юрия Домбровского «Факультет ненужных вещей», но я напомню: разговаривают главный герой и молодая следовательница. Когда он спрашивает: почему у вас такие методы, почему вы так относитесь к людям? — она ему отвечает: да чему вас там учили на факультете? Законность, право, гуманность — это все факультет ненужных вещей. Так говорила молодая, уверенная в себе женщина. Она повторяла чужие слова, она повторяла слова, свойственные целому поколению: мол, ненужные все это вещи… А потом оказывается, что они — самые-самые нужные, потому что без них человек гибнет. Недавно я прочел, что Генрих Ягода перед смертью сказал: «Я стольких людей уничтожал и мучил, теперь и на меня нашлась управа. Значит, Бог есть».

Очень жалко, что мы приходим к этим мыслям лишь в критических ситуациях, но лучше поздно, чем никогда. Вопрос заключается в следующем: существует ли нравственный миропорядок? является ли добро чем-то объективным или это нечто выдуманное людьми, некая условная категория? Если условная категория, то тогда очень легко ее отбросить, очень легко каждому установить свои собственные критерии. Каждый человек будет исходить из модели эгоцентрика: добро есть то, что нравится мне; зло есть то, что мне не нравится. Как в известной истории про миссионера, который пытался втолковать язычнику, что такое добро и зло, и потом в конце спросил его: «Ну, вот если у тебя украли корову, это зло? — Да, это зло. — А если ты украл корову? — Ну, это добро». Мы все стоим на этой позиции, потому что эгоцентризм свойственен человеку. А вы скажете: откуда же он? Почему человек эгоцентрик? Во-первых, мы все родом из детства. Человек в детстве все время получает, все время потребляет: его кормят, баюкают, одевают, и потом он думает, что так должно быть всегда. Это одна из причин. Есть вторая причина, на которой я хочу остановиться. Эту причину мы называем первородным грехом человечества. Когда-то Жан Жак Руссо говорил, что Бог создал человека прекрасным, но его испортила цивилизация, внешние условия, и мы всегда склонны немножко этому поверить. Лев Толстой носил на груди вместо креста портрет Жан Жака Руссо. Он до конца своих дней верил в то, что человек от природы добр.

Но так ли это? Вот я вспоминаю слова поэта Евгения Евтушенко, человека во многом благородного, который в трудные годы выступал очень смело. И вот в одном из своих последних стихотворений он написал: «Я верю в человека». И там же он разносит всех тиранов, диктаторов, Салазара, Берия. Но ведь они тоже были людьми. В кого же тогда верить? Почему мы должны верить в хорошее, а не в плохое? Я могу понять угрызения совести у Ивана Грозного. Он был человеком, воспитанным в христианских понятиях, и знал, что проливать кровь невинного — грех; он ее проливал, потом каялся, опять проливал — у него были великие терзания. А какие терзания могли быть, скажем, у Сталина? Он считал, что люди — это просто быдло, кратковременные существа, которых убить ничего не стоит, а греха нет, зла нет. Для него, как для того дикаря, злом было то, что мешало ему устанавливать свою абсолютную власть над людьми, а все остальное было глупостью, и никаких преград не существовало.

Добро и зло — это категории объективные, и следовать принципам добра есть воля и заповедь Творца. И именно потому, что это заповедь, мы чувствуем и понимаем, что это не так уж легко. Нам не дана заповедь, скажем, ходить на двух ногах — для нас это естественно. А когда нам говорится в Евангелии о том, что мы должны прощать, — это уже заповедь, это значит, что надо бороться, творить, преодолевать себя, потому что это не так естественно для человека. Но если заповеди даются свыше, то почему же человек их нарушает? Человек нарушил заповедь изначально. Я думаю, вы помните историю первых людей, которая описана в Библии. Достаточно над этой историей посмеялись, достаточно поглумились, достаточно порисовали карикатур, но забыли главное, то, что в свое время прекрасно выразил протопоп Аввакум:
«То, что было тогда, делается и теперь». Он рассказывал в одной из своих проповедей об Адаме и Еве и потом перенес эту драму на современные ему события.

Библия говорит нам о вечном, рассказывает образно, иконописно. Человек стоит перед Богом, и ему открывается все, перед ним распахнуты огромные горизонты, ему дана природа, чтобы он мог (как говорится в Библии) возделывать и хранить ее. Это значит труд и понимание природы как какого-то братского начала: ведь человек создан из той же земли, что и зверь, звери его братья и сестры, он их господин, но не тиран, он дает им имена. И в центре рая, в центре Эдема, есть одно древо, древо познания добра и зла, которое человеку запрещено. Бог сказал, что ты, человек, умрешь, если вкусишь от него. Конечно, вас может у дивить, почему же человек не должен знать добра и зла, ведь как раз в этом и заключается нравственность. Но дело в том, что такое прочтение поверхностно. Библию надо читать внимательно, сравнивая с другими древними текстами. Добро и зло в этом контексте не означает в Библии нравственных понятий, это полюса жизни, худое и доброе, полезное и вредное, как у китайцев Инь и Янь, это все на свете, это идиоматическое выражение «тов ве ра» — добро и зло, обозначающее ВСЕ.

А познание? Ветхий Завет, впрочем, как и Новый, не знает идеи познания в том отвлечённом смысле, в котором его понимает античная мысль. Для античной мысли «познать» значит сделать прозрачным для интеллекта; для библейского мышления «познать» значит овладеть, слиться, ощутить всеми фибрами души. «И познал Адам Еву, жену свою» — этот глагол употребляется для обозначения интимного соединения мужчины и женщины. Так вот древо познания добра и зла — это всемирный символ природы, бытия, над которым человек не должен был захватывать власть, духовную, насильническую власть, в которой торжествовало бы его самоутверждение. Поэтому и наложено табу.

И разыгрывается вечная драма. Подходит Ева к этому древу, и змей, олицетворяющий все низменное и коварное, спрашивает ее: Бог вам запретил вкушать от всех деревьев? (Это была провокация). — Она отвечает: нет, всё наше, кроме вот этого дерева. — А почему вам запрещено есть от этого дерева? — Потому что Бог сказал, что мы умрем, если мы от него вкусим. — Не умрете, говорит змей, не умрете, но вы будете как боги, знающие добро и зло, владеющие добром и злом (то есть вы станете соперниками Бога, вы будете как боги и вовсе не умрете). И этого было достаточно, чтобы Ева, праматерь наша, взяла этот плод, посмотрела на него, и он показался ей вожделенным, и вот она вкусила, а затем Адам. «Будете как боги, ведающие добро и зло».

Эта попытка человека самоутвердиться, противопоставить свою волю воле космической, воле божественной, создать свои нормы, в том числе и нравственные, приписать себе право распоряжаться и природой, и нравственностью — это и лежит в глубине всеобщего грехопадения человечества. Вот почему был неправ Руссо, говоривший, что человек по природе добр. В человеке противоборствуют добро и зло. И, как говорил Федор Достоевский, дьявол с Богом борется в сердце людей. Да, это так. Если не сбрасывать со счетов эти важные моменты, мы поймем всю сложность и величие человеческой истории. Мы идем по пути преодоления, мы вовсе не наивные дикари, которых испортила цивилизация. Человек враждует и с собой, человек должен подняться над самим собой. История человечества есть путь, история не развития, а борьбы с победами и поражениями во имя того божественного, что в нас посеяно. Чем ближе мы к своему первообразу, тем более осуществляется наша задача. Подумайте о том, что в нас это живет. Не Бог, конечно, живет в нас. Это было бы дерзновенно и метафизически бессмысленно. Мы ограниченные, условные существа, но мы отображаем в себе вечность, безусловность. И это надо почувствовать, и это надо внутренне пережить, ибо здесь начинается источник духовного роста. Духовный рост влияет на наше отношение к людям, братьям и сестрам, он влияет на процесс нашего труда, он влияет на то, что мы творим в жизни. Ведь человек единственный из всех земных созданий, кто творит, он единственный творец. И мы творим, подражая Богу.

Таким образом, корень духовного становления человека это устремленность в небо, устремленность к вечному, и это касается не только великих творцов, не только эпохи великих творческих взлетов, но и повседневной жизни каждого из нас. Бессмертное не далеко, оно в нас. Оно нам присуще гораздо больше, чем многое другое. И наше счастье, наша внутренняя гармония заключается в том, чтобы раскрыть в себе это. Человек потерял Бога в тот момент, когда он захотел противопоставить Его воле свою. Это было в истории человечества не раз, это продолжается и сегодня. «Вы будете как боги, владеющие добром и злом» — слова эти повторялись в веках. Но что произошло с Адамом, когда он посягнул на запретный плод? Он увидел, что он наг — вот и все его божество. И в таком же положении сегодня мы, люди XX века. XIX век был полон надежд, что в XX веке действительно будет эра богов. Уэллс назвал одну из своих утопических книг «Люди как боги». Человек-победитель овладевает громом и молнией, он поднимается в космос и спускается на дно океана, погружается в глубины материи, он будет познавать добро и зло — «будете как боги» — и в конце концов, на исходе этого столетия, мы видим, что мы наги, все это нам не помогло, наука — вещь прекрасная сама по себе, но она не способна сделать человечество счастливым, потому что наука — только одна из сторон человеческого бытия, а человеческое ядро это то, что связано с вечностью. И первобытный человек, который чувствовал биение космического пульса, тайну бытия, и человек Древнего Востока, Древней Греции, Древнего Рима, средневековый человек — во все времена тем более был прекрасен, чем больше он приближался к этой тайне.

В центре этих исканий стоит Крест, как на перекрестке всего бытия. Почему? Что должно было произойти? Вечность нам недоступна. Я часто вспоминаю книгу пророка Исайи, где Бог через пророка говорит страшные слова: «Как небо далеко от земли, так Мои мысли далеки от ваших мыслей. Я Бог, а не человек (по-еврейски Ани Элохим, вэло адам)». Бог — это не человек. Творец — не человек; Он безмерно превосходит все то, что человек может помыслить. И только наше самомнение и ограниченность нашей мысли могут вообразить, что «Тот, Кто создал мирозданье самовластьем всемогущим и с небес жизнь даровал всем тварям сущим, — как говорил Шота Руставели, — мир живой нам, людям, отдал многообразно цветущим», — это человек. Нет, Ему нет названия. Кроме того, что Он открывает о Себе, человек постичь не может. И поэтому для того чтобы вступить с нами, несущими в себе искорку Божества, отражение Его, в контакт, Он должен был умалиться. «Но Себя умалил, приняв образ служителя, раба», — вот как сказано о Боге, Который явился нам во Христе.

Явление Христа — это не явление новой морали или новой доктрины, или новой философии, а это есть откровение вечности в полноте, которая только нам доступна. Поэтому история мировоззрений, которую мы с вами проследим на протяжении наших дальнейших встреч, есть путь от Адама, то есть от того пункта, где человек расходится с Богом, — ко Христу. А от Христа два пути: или за Ним или от Него. Вот в этом и заключается главная сущность мировой истории. Церковь, созданная Иисусом Христом, повторяет нам Его слова: «Следуйте за Мной, следуйте за Мной». Она повторяет Его слова: «Кто хочет за Мной идти, отвергнись себя (то есть своей самости), возьми свой крест (то есть свое служение) и тогда за Мной иди». А можно идти против, возвращаясь назад. Это есть возврат, вечное повторение греха Адама, который хотел быть как Бог, а оказался только наг и бессилен.

Добавлено Арина Ларедо в Фестивали, ярмарки и прочее в 13.11.2024