Сергей Лебедев. Русские идеи и русское дело

Русской молодежи – последней и лучшей надежде нации – посвящаю

Предупреждение автора: чтение этой книги может быть опасным для вашего здоровья

Введение

Конец ХХ века стал для России временем национальной катастрофы. Хотя отечественная история полна кризисов, войн, потрясений, драматических перемен, но все же произошедшее на 1/6 части мира, начиная с 1991 года, пожалуй, есть явление, из ряда вон выходящее. На месте сверхдержавы образовались два десятка банановых республик, где, правда, не растут бананы. Правящая «элита» новоявленных «государств» состоит из воров, лжецов, извращенцев, иностранных агентов, вообще просто из феноменальных подонков. Страна, которая была самой читающей в мире, скатилось до африканского уровня культурного развития, когда процветают всякие суеверия, колдуны и шаманы превратились в уважаемых (и финансово обеспеченных) граждан. Общество, некогда считавшееся проникнутым общинным духом, рассыпалось и превратилось просто в сумму индивидов–эгоистов, живущих по законам джунглей. В стране, где когда–то дворянство пыталось «сблизиться» с народом и испытывало чувство вины перед слабыми мира сего, потомки холопов, оставшись в душе холопами, корчат из себя «аристократов». Народ, некогда совершивший великую революцию и выигравший великую войну, «безмолвствует», то есть находится в состоянии полнейшей апатии.

И, разумеется, перед всеми мыслящими людьми вновь встают исконные русские вопросы «Кто виноват?», и «Что делать?». Но не менее важным представляется еще третий вопрос «Кто сделает?». В самом деле, есть ли в стране и народе силы, способные преодолеть российский кризис и вернуть России ее державное величие? Кто они, эти люди, которые готовы бороться за создание принципиально нового общества в неизменном великом государстве? На что они опираются, во что верят, чего хотят?
Эти люди есть, и вы их знаете (извините за использование рекламного слогана). Их называют по–разному, да и сами они дают себе много различных наименований. Но наиболее распространенным, и к тому же вполне научным может считаться слово национал–патриоты.

Еще на рубеже 80–90–х гг. ХХ века, в годы горбачевской перестройки и «гласности», на страницах «перестроившейся» прессы либерально–западнического направления, появился термин «национал–патриоты». Первоначально это наименование было оскорбительной кличкой, причем созданной отнюдь не под влиянием экспромта, а из пропагандистских соображений, по всем правилам психологической войны. В самом деле, любое политическое движение, составной частью которого будет элемент «национал –…», сразу вызовет у мыслящей публики ассоциацию со зловещим понятием «национал – социализм». В России, которая более, чем все другие страны мира, пострадала от агрессии Германии, которой правила тогда национал–социалистская партия, уподобление любого политического движения германским нацистам, означает политическую смерть. Вероятно, именно этим руководствовались авторы термина «национал–патриоты», а также и другого, еще более тенденциозного словосочетания «красно–коричневые». Наряду с этим, во время «перестройки» в либеральных СМИ шла сначала завуалированная, а затем и открытая антисоциалистическая пропаганда, и руководители «гласности» не могли не плюнуть лишний раз в советскую систему, сравнивая ее с германским нацизмом.

Однако, как это часто бывало в истории, оскорбительная кличка стала гордым и почетным наименованием. Говорить о патриотизме, национализме и, наконец, о национал–патриотизме, теперь модно и респектабельно. Если еще в 1989 году почти для любого политического деятеля, желавшего получить поддержку в народе, необходимо было говорить о демократии, многопартийности и рынке, то уже несколько лет спустя без рассуждений, пусть даже и не искренних, о державности, патриотизме, особом пути России, стала невозможна политическая карьера. Само слово «национал–патриот» утратило всякий негативный оттенок.

Действительно, ценностные ориентации российского общества начала ХХI века решительно изменились. Еще недавно распространенные в общественном сознании «общечеловеческие» идеологические доктрины, будь то ортодоксальный марксизм или либерализм, постепенно теряют значение, а партии, вдохновляемые этими доктринами, превращаются в секты. Разговоры о «Русской идее» (независимо от того, что под ней подразумевается), стали хорошим тоном среди различных слоев интеллигенции, демонстрирование праворадикальных взглядов стало престижно среди молодежи. Весьма показательным фактом является многократные издания массовыми тиражами произведений русских философов и теперь без упоминаний Константина Леонтьева, Николая Данилевского, Ивана Ильина и многих других мыслителей, имена которых были еще 15 – 20 лет тому назад неизвестны среднему советскому интеллигенту, не обходится ни одна книга или статья по общественным наукам.

О реальном распространении национально–патриотических взглядов в современной России можно судить не по деятельности микроскопических партий, почти не оказывающих влияния на современную политическую жизнь, а по усвоению многих элементов национально–патриотической идеологии другими силами. В частности, современное коммунистическое движение, за отдельными исключениями, ныне фактически стало национально–патриотическим. Официальный Кремль при В. В. Путине стал широко применять патриотическую риторику, чем в немалой степени объясняется сохраняющаяся личная популярность президента. Даже либералы–западники, словно сквозь зубы, стали говорить о «национальных интересах России» и устами такого одиозного деятеля, как Чубайс, объявили о проекте «либеральной империи». Впрочем, это не спасло либералов от политического краха.
Еще в начале 90-х гг. попытка российского режима во главе с Ельциным возвести в ранг официальной идеологии идею рыночной демократии западного образца и дискредитировать в массовом сознании общенародные исторические символы (Октябрьскую революцию, Великую Отечественную войну), привела к политической конфронтации в обществе, но навязать стране либеральную доктрину, не удалось. Впрочем, даже во времена наибольшего «озападнивания» в 1989 – 91 гг., западные ценности разделяло меньшинство населения, да и то в основном жители крупных мегаполисов.

Конечно, сам факт прихода к власти прозападных сил означал определенную популярность их идей среди некоторой части общества, но даже и тогда эта часть была незначительной по численности (хотя и не по финансовым и политическим возможностям). В самом деле, общественное недовольство времен «перестройки», проявившееся в забастовках, демонстрациях, деятельности политизированных организаций «неформалов», было направлено против наиболее вопиющих недостатков советской системы, но не самой системы. Основные лозунги демократического движения 1989 года сводились к борьбе с привилегиями партноменклатуры, недопущения новых репрессий, приданию гласности «темных пятен» истории, и пр. Эти требования почти не отличались от лозунгов горбачевского крыла в КПСС, требовавшего «очистить» социализм от пороков «сталинизма». На открытых сторонников ликвидации «советской империи» и «введения капитализма» смотрели как на сумасшедших. Большинство советских людей всех национальностей были за сохранение единого государства в границах СССР, что и показал Всесоюзный референдум 17 марта 1991 года. В этом смысле политический режим, установившийся в России в августе 1991 года, изначально противопоставил себя большинству нации.

Режиму Ельцина удалось удержаться и даже передать власть в руки специально подобранного преемника. Но это объяснялось в первую очередь плохой работой национальной оппозиции. Крах же западнической либеральной доктрины в общественном сознании стал очевиден уже в середине 90–х гг. Несмотря на огромные финансовые и информационные ресурсы, прямую поддержку Кремля и Запада, вместе взятые прозападные партии с трудом набирали 15 % голосов, да и то половина этих голосов приходилось на партию «Яблоко», постоянно подчеркивавшей свою оппозиционность Ельцину. В целом же за оппозиционные ельцинизму партии и блоки на протяжении всех 90-х гг, голосовало, даже по официальным данным, после всех фальсификаций, свыше половины всех избирателей! Другое дело, что значительная часть голосов этой половины пришлась на долю откровенно провокаторских или склонных к соглашательству с режимом, партий. В наступившем новом веке либералы, перестав получать поддержку Кремля, окончательно превратились в аутсайдеров политики, оставшись после поражения на парламентских выборах 2003 года, вне Государственной Думы.

Сам же Кремль стал использовать патриотическую риторику уже вскоре после 1993 года. Нельзя не поразиться цинизму, с которым антинациональный режим использовал национально–патриотические лозунги. Наиболее наглядно это показали избирательные кампании. Президентская кампания Ельцина в 1996 году велась под лозунгами борьбы с «красным реваншем» и откровенным запугиванием избирателей. Путин, будучи официальным наследником Ельцина, свою предвыборную кампанию в 2000 году вел фактически под лозунгами ликвидации наиболее одиозных последствий правления своего предшественника. Наиболее же важной и результативной частью предвыборных агитационных кампаний Ельцина в 1996 году, и Путина в 2000 и 2004 гг., стали военные действия в Чечне, причем к самому моменту выборов были обеспечены «победы» федеральных войск. Разгром неприятеля, особенно столь омерзительного, как чеченские бандиты – что может быть патриотичней?

Прокремлевские «партии власти», такие, как «Наш дом – Россия» и «Медведь», при всей своей невыразительности, тем не менее также использовали в своих программных установках трескучие рассуждения о «единой неделимой России», «защите национальных интересов», и пр.
Таким образом, можно считать, что Россия уже более 10 лет, начиная с думских выборов 12 декабря 1993 года, голосует за патриотов. Другое дело, что Кремль играет на опережение, постоянно подсовывая неорганизованному патриотическому электорату псевдопатриотические партии типа ЛДПР или псевдопатриотических лидеров типа генерала Лебедя. Главная вина патриотических лидеров в том и состоит, что они постоянно уступают инициативу прозападным силам и Кремлю.

Популярность национально–патриотических идей в России рубежа веков почти не отразилась на влиянии политических партий национал–патриотов. Конгломерат мелких православно–монархических, пронацистских, антисемитских, праворадикальных партиек, остается крикливым меньшинством, аутсайдером политики. Другое дело, что при дальнейшем углублении кризиса некоторые из таких партий смогут завоевать массовую базу.
Но в целом судить о современном национально–патриотическом движении, повторю, надо не по действиям политических партий, а по идеологическому завоеванию национал–патриотами «молчаливого большинства». Так называют тех политически не активных граждан, что не состоят в партиях, не ходят на демонстрации, почти не бастуют, и на выборах под влиянием СМИ даже могут голосовать за очередную «партию власти», но составляют большинство нации. К «молчаливому большинству» также относится огромная масса людей, которые под влиянием разочарования в прежних лидерах и партиях, просто самоустранились от всякого участия в выборах и в целом отрицательно оценивает всех политических деятелей. Таких самоустранившихся граждан в России десятки миллионов, причем преобладают среди них не «темные массы», а напротив, молодые образованные нонконформисты. Именно «молчаливое большинство», не испытывая симпатий к конкретным национально–патриотическим партиям, усвоило большинство национально–патриотических идей и может считаться стихийным коллективным национал–патриотом.

В либеральных, да и в официозных СМИ, время от времени появлялись циничные высказывания, что национальная оппозиция в России состоит из ностальгирующих по прошлому пенсионеров, и вскоре исчезнет по естественным причинам. «Доживающее поколение» — изрек в адрес пенсионеров Герман Греф, министр экономики Путина. (Подразумевалось, что молодежь в России уже прозападная. «Новое поколение выбирает «Пепси»! – объявлял знаменитый рекламный лозунг, в который так хотелось верить «реформаторам»). По мнению наших людоедов-демократов, либеральные реформы восторжествуют в России после того, как вымрет последнее, воспитанное при советской системе поколение. Не случайно наши демократы любили рассуждать о Моисее, который водил «избранный народ» по пустыне сорок лет, до тех пор, пока не умерли все, рожденные в рабстве (похоже, это единственное, что наши западники вообще знали из Ветхого Завета). Однако, эти высказывания не только оскорбительны по отношению к старшим поколениям, но и неверны по существу.

В самом деле, большинство активистов национально-патриотических партий, если их увидеть не на экранах телевизоров в тенденциозных передачах, а в «деле», состоит их мужчин и женщин молодого и зрелого возраста. Лидерами национально–патриотических организаций, партий и движений 90 – х гг. являются в основном люди, родившиеся в 40–60–е гг. (Замечательный контраст с демократами, опорой которых является поколение «шестидесятников»! Кстати, еще сама горбачевская «перестройка» была, по словам одной из виднейших фигур демократического движения 80–х гг., Г. Старовойтовой, «революцией сорокалетних»). Скорее вымирают от пьянства, СПИДа, пуль своих партнеров по бизнесу давно разменявшие шестой десяток «реформаторы», чем привыкшие сносить все жизненные невзгоды советские поколения. Зато совершенно иная, чем чисто западная, система ценностей у первого постсоветского поколения россиян.

Настоящим «моментом истины» для тех исследователей, что не скатываются до уровня пропагандистов, стали события весны и лета 1999 года, когда произошла агрессия НАТО против Югославии. У посольств стран-агрессоров бушевали многотысячные демонстрации. Русские добровольцы сотнями пытались пробраться в Югославию, чтобы сражаться с американцами. Хакеры из числа наиболее продвинутой российской молодежи взламывали компьютерные сети натовских стран, нанеся им миллиардные убытки, сравнимые с прямыми военными расходами. Самое неприятное для западных аналитиков и их российских клиентов заключалось в том, что отпор НАТО давала «Россия двадцатилетних». Молодая Россия явно выступала против Запада. Большинство из митингующих возле западных посольств и забрасывающих их тухлыми яйцами, не состояли ни в каких партиях, чаще всего никогда не голосовали, хотя в основном достигли положенного возраста.

Когда наступил новый век, западные и российские прозападные СМИ заголосили о страшных скинхедах, которые почему–то увлекли за собой почти всю молодежь. Даже в солидном деловом американском журнале «Уолл–стрит Джорнел» появились панические статьи о тотальном антиамериканизме русской молодежи. Не менее солидный американский журнал «Ньюсуик» помещает интервью с 18–летним студентом, предпочитающего советский Ленинград демократической «криминальной столице»1. Российские либералы также не чувствуют уверенности. Либеральный российский журнал «Новое Время» в статье под лирическим названием «Юные демоны революции» мрачно признает: «Национальной идеей становится радикальный национализм».2

Впрочем, не только по таким экстремальным событиям, как демонстрации или уличные беспорядки, можно судить о реальной позиции представителей различных поколений. Так, если взглянуть на карту выборов 90–х гг., то нетрудно увидеть, что самый «старый» в демографическом плане регион России, г. Санкт–Петербург, был оплотом демократов. Зато самые демографические «молодые» Краснодарский край и Амурская область неизменно голосовали за национал–патриотов и КПРФ. Так что не возраст электората, а особенности исторического развития регионов, их этнический состав, уровень экономического кризиса и степень «прикормленности» населения, определяют поведение избирателей.

Различные социологические исследования, на результаты которых любят ссылаться представители всех политических сил современной России, обычно мало отражают реальность, поскольку в наше время социология – служанка политики. Тем не менее, сохраняя здоровый скепсис к социологическим исследованиям, все же можно найти некоторое отражение пристрастий жителей России, используя данные из определенных источников, не занятых текущей пропагандой. Можно привести некоторые данные из солидного академического журнала, как «Общественные науки и современность» (ОНС). По данным Г. Дилигенского, в России рубежа веков, «чистые» западники уже в середине 90–х гг. стали маргинальной группой, а людей, «ориентированных на традиционные русские ценности», в 3 раза больше, чем западников. Особенно неприятно Дилигенскому, что патриотов среди людей с высшим образованием оказалось в полтора раза больше, чем в среднем.3 Верящих в западные ценности в России ХХ1 века оказывается меньше, чем верящих в инопланетных пришельцев. Не правда ли, это опровергает утверждение прозападных СМИ, что патриотические идеи разделяют лишь люмпены. Скорее напротив, люмпенов вполне устраивает режим, при котором можно не работать, красть, проституировать и пьянствовать, благо алкоголь никогда не был так доступен.

Популярность национально–патриотических идей в России начала ХХ1 века продолжает увеличиваться, что признают почти все социологические центры. Так, созданный известным российским социологом Юрием Левадой «Левада–центр» в декабре 2004 года, на основании своих исследований, констатировал: лозунг «Россия для русских» полностью поддерживают 16 % опрошенных, 37 % — «за», но, с оговоркой – «в разумных пределах», 25 % категорически против, остальные не определились, или безразличны.4 С каждым новым опросом увеличивается число сторонников лозунга.

Впрочем, гораздо больше информации к размышлению могут дать такие вроде бы далекие от политики явления, как широкое использование патриотической символики и слоганов в рекламе. В самом деле, московская табачная фабрика «Ява», принадлежащая компании British – American tobacco (уже по названию ясно, граждане каких стран являются ее хозяевами), использует рекламу с надписью «Ответный удар», в котором гигантская пачка «Явы» падает на Нью–Йорк. Финское и новозеландское масло рекламируется как «сделанное по старинным русским рецептам». Принадлежащее опальному олигарху еврею Борису Березовскому «Наше радио» принципиально исполняет только русский рок. Похоже, любой товар трудно продать без апелляции к патриотическим чувствам российских потребителей.

Даже в эстрадной попсе вдруг зазвучали патриотические мотивы (а как еще привлечь внимание?). Попсовейший автор и исполнитель Газманов стал исполнять песню «Я рожден в Советском Союзе», а мелкие группы сопровождают исполнение примитивных шлягеров тем, что пинают плюшевого Микки – Мауса.
Говоря о политической борьбе национал–патриотов против режима Ельцина в 90–х гг. и никогда не прекращавшейся идейной конфронтации с либералами, трудно обойти стороной еще одно обстоятельство. После падения СССР почему–то среди столпов нового режима не оказалось бывших диссидентов.

Новая «элита» как на подбор состояла из высшей партийной, комсомольской и хозяйственной номенклатуры. Даже самые юные по возрасту «молодые реформаторы”, родившиеся в 50–е годы, и то успели “поработать” в структурах КПСС (не говоря о том, что почти все они – дети важных советских начальников). Из числа тех, кто когда–то действительно выступал против советской системы, недолгую политическую карьеру в постсоветские времена сделали лишь такие одиозные деятели, как кавказские диктаторы Звиад Гамахурдия и Эльчибей, а также борец за права чеченских работорговцев Сергей Ковалев. Зато русское национально– патриотическое движение имеет в своих рядах таких признанных оппозиционеров советской власти, неоднократно подвергавшихся репрессиям, как философ А. Зиновьев, математик академик И. Р. Шафаревич, создатель первого самиздатовского журнала «Вече» В. Н. Осипов, недавно скончавшийся священник Д. Дудко, писатель Э. В. Лимонов, и др.

В национально – патриотической прессе печатались такие признанные писатели – диссиденты, не по своей воле эмигрировавшие на Запад, как А. Синявский и В. Максимов. Многие деятели демократического движения конца 80- гг., такие, как С. Ю. Глазьев, Ю. П. Власов, С. С. Говорухин, В. В. Аксючиц, И. В. Константинов, и ряд других, также после августа 1991 года примкнули к национальной оппозиции. Уже это опровергает распространенное на Западе представление о том, что национал – патриотами руководят свергнутые партократы, мечтающие вернуть себе власть со всеми ее привилегиями. Как раз за свержение партократов и борется национально–патриотическое движение, в том числе и его коммунистическая часть.
Резюмируя вышесказанное, можно придти к простому выводу: на уровне обыденного сознания в России в России господствуют идеологические течения, представляющие собой синтез традиционных русских ценностей и социалистических идей.

В их основе – государственный патриотизм, единая и неделимая Россия в границах СССР или, на худой конец, государственный союз России, Белоруссии и Украины плюс населенные русскими регионы прежних советских республик. К этому добавляются социальная справедливость и традиционная для России потребность в сильном, опекающем и требовательном государстве. Также само собой разумеющимся является требование возвращения России имперского величия, правда, понимаемого чаще всего как военное могущество. Запад традиционно воспринимается как естественный враг России.

Вместе с тем социальные изменения последних двух десятилетий также нашли отражение в этих идеологических установках. Так, частная собственность как принцип не отвергается, несмотря на неуважительное отношение к «новым русским». Свободная пресса и многопартийность, честные выборы, считаются чем–то само собой разумеющимся. Особенно надо подчеркнуть, что идеи расового и национального превосходства над другими народами, не получили распространения среди русских. Разумеется, определенная враждебность по отношению к кавказцам, цыганам, евреям, даже к редким пока еще в России неграм, действительно бытует среди части населения страны. Но в основе этой враждебности все же преобладают экономические и социальные причины. Расизма как такового по отношению к «инородцам» потому, что они инородцы, в России не было и нет. Традиционная дружба советских народов продолжает жить и на обломках СССР, несмотря на все усилия «элиты» и ее западных хозяев провоцировать взаимную неприязнь и конфликты. Понятно, что не следует удивляться большому количеству нерусских по национальности в русском национальном движении.

Таким образом, перед нами достаточно сформировавшаяся идеология, которая представляет собой не расписанную по пунктам доктрину и тем более не партийную программу, а скорее, контуры той политики, которую национал-патриоты ждут от национального правительства, независимо от лидера, его партийной принадлежности и способа прихода к власти. Под идеологией в данный момент подразумевается, говоря скучным языком науки, форма социально обусловленного группового самосознания, выраженная в виде теорий, партийных программ, религиозных, философских, экономических и т п. учений. К идеологии, в том числе и к русской национально–патриотической, можно отнести также и свою символику, мифологию, особый язык, не понятный непосвященным, свою субкультуру.

Однако, и в этом особенность России рубежа тысячелетий, торжество идеологического национал–патриотизма совершенно не сопровождается успехами национал – патриотизма политического. Напротив, происходит дальнейший кризис национал – патриотических партий, почти не возникают на политической сцене новые лидеры, а старые уже не способны увлечь новых сторонников и скорее теряют прежних. Канули в политическое небытие некогда могучие, насчитывающие сотни тысяч активистов, политические блоки и организации, такие, как Русский Национальный Собор, Фронт Национального Спасения. Большинство российских политических партий (и не только национал–патриотических) недаром называются «диванными партиями», поскольку весь партийный актив уместится на одном диване. Жириновцы и отчасти коммунисты утратили ореол борцов за права русского народа и возрождение сверхдержавы. На сегодняшний день политический национал – патриотизм находится в своеобразном политическом гетто, мало влияя на происходящее за пределами этого гетто.

Подобное обстоятельство было, впрочем, присуще и духовным предтечам современных национал–патриотов. Увы, не только идеологические установки, но и политическая практика патриотов за последние два века остаются похожими.
Кто же такие русские национал–патриоты, на какое историческое наследие они опираются, какие идеалы и идеи их вдохновляют, какую альтернативу предлагают они обществу, смогут ли они реализовать эти альтернативу, — вот на эти вопросы и пытается ответить автор книги.

Национально – патриотическое движение насчитывает уже почти два десятилетия истории. Разумеется, в условиях «информатизационного века» в стране, где пока еще сохранился массовый читатель, подобное движение не могло не оставить громадное количество письменных источников. Любого современного исследователя национал– патриотизма подстерегает опасность «захлебнуться» в море партийных программ, воззваний, манифестов, официальных речей, философских трактатов, газетных и журнальных статей, прославляющих или изничтожающих деятельность той или иной партии.

Различные аналитические центры с большей или меньшей степенью объективности сообщают о настроениях электората. Практически любой политический деятель России или пытающийся стать таковым, успел выпустить хотя бы одну книгу под своим именем. В. В. Жириновский с присущим ему умением все опошлить уже превратился в самого плодовитого автора в России, выпустив уже свыше 55 томов собрания своих сочинений, опередив Ленина по количеству томов. Многие политики уже успели выпустить мемуары, посвященные различным обстоятельствам политической жизни России и своего в них участия с середины 80–х гг. ХХ века.

Думается, что если только перечислить всю литературу, имеющую отношение к данной теме, то один перечень источников по объему превзойдет эту книгу.
Однако достаточно мало выпущено исследований, посвященных национально–патриотическому движению в целом, особенно рассматривающих идеологию национал–патриотизма, его историческую и культурную традицию. Большинство таких исследований носит пропагандистских характер, “разоблачая” некий “русский фашизм”. Правда, даже в политической макулатуре иногда можно найти некоторую полезную информацию.

Весьма оперативно, уже в 1991 году в Петербурге был выпущен сборник статей «Национальная правая прежде и теперь”, в котором была предпринята попытка проследить эволюцию национального движения от ХIХ века до общества “Память”. Тогда же В. Д. Соловей выпустил труд, содержание которого явствует из названия: «Память»: история, идеология, политика” в сборнике “Русское дело сегодня. Память». Несколько позднее, в 1994 году с большим рекламным шумом была выпущена книга американца Уолтера Лакера «Черная сотня” в русском издании с подзаголовком “Происхождение русского фашизма” Уже по названию ясно, что речь идет о пропагандистском опусе, к тому же зарубежный автор умудрился переполнить книгу всевозможной “развесистой клюквой”. Другой западный исследователь, Стивен Картер также выпустил книгу, посвященную поискам «корней” некоего “Русского фашизма5”.

Из числа бывших наших соотечественников, ставших западными авторами, пишущими по русскому национальному движению, наиболее знаменит и плодовит А.Янов. Еще до крушения СССР Янов в своей книге «Русская идея и 2000 год” пришел к выводу, что после падения коммунизма Россию ждет не торжество западных ценностей в виде капитализма и демократии, а подъем национального движения. Хотя это был вывод, к которому мог придти любой исследователь, изучающий историю крушения каждой державы, но для примитивных опусов советских диссидентов и таких же примитивных творений советологов это было внове. В послесоветскую эпоху Янов продолжал активно печататься в России.

В частности, именно им был пущен в оборот термин «Веймарская Россия” – аналогия ельцинской России со слабой неэффективной демократией в Германии 1919 – 33 гг. Хотя о нелепости этой метафоры мы еще поговорим далее, но в целом Янов действительно попытался оценить национальную оппозицию более основательно, чем западные и российские западнические публицисты, рассуждая лишь о происках бывших партаппаратчиков. Впрочем, Янов остается одним из самых тенденциозных, хотя и плодовитых исследователей русской правой мысли. Выпуская почти каждый год все новые книги, Янов в полном соответствии с западными установками, пытается найти причину “русской аномалии”, то есть объяснить, почему Россия не является Западом. Мысль о том, что Россия должна быть сама собой, западным исследователям в голову не приходит. Вот и Янов пытается найти причину всех бед России в Иване Грозном (куда там французским историкам, объяснявших Великую Французскую революцию маленькой величиной носика маркизы Помпадур!).

Еще один советский эмигрант в США, С. Резник, в 1991 году, то есть, очень оперативно, выпустил книжку «Красное и коричневое”, посвященную все тому же “русскому фашизму”, который, по словам Резника, проявляется в антисемитизме.6
В 2003 году свою книгу под названием «Коричневые» выпустил Марк Дейч, изрядно забытый комментатор радио «Свобода», выступавший в 1991 году, сразу после августовского переворота и распада государства в программе «Время» на центральном ТВ. Впрочем, сия книга, представляющая собой собрание различных фельетонов, помещенных бульварных изданиях типа «МК», не представляет интереса. Вообще-то чего либо познавательного у Дейча трудно найти. Он умудрился в одну кучу свалить решительно всех противников ельцинского режима, разбавив все примитивным фельетонным слогом желтой прессы. Манера Дейча намеренно искажать имена своих противников вызвала ехидный отклик даже у левых публицистов с сайта aglob.ru, переименовавших Марка Дейча в Шекеля Юда.

Разумеется, никакого научного значения творения Янова или Резника не имеют. Просто надо доказывать западным спонсорам, что только проявления антисемитизма, а не элементарная корысть, толкают претендующих на интеллект перебежчиков из СССР, вперемешку с неискренними словами о своей любви к России, к демонизации облика страны и ее патриотов перед западными читателями.
Сами национал – патриоты также успели выпустить ряд фундаментальных трудов, посвященных своим идеям и своей борьбе. Так, под редакцией известного публициста православно – монархического направления Олега Платонова выходят в свет тома фундаментальной ”Большой Энциклопедии русского народа”. Третий том, в частности, целиком был посвящен патриотическому движению за всю историю России с особым упором на борьбу периода 1985 – 2002 гг.

Справедливости ради надо добавить, что и фундаментальная энциклопедия не могла избежать тенденциозности, неизбежной при описании происходящих у нас на глазах событий, по — разному трактуемых и самими патриотами. В частности, для Энциклопедии Платонова характерен упор на традиционные религиозные идеалы. Советский период русской истории оценивается достаточно негативно, кроме последних лет правления Сталина. В силу подобной установки критически оценивается и коммуно – патриотическое движение.

Известный современный писатель и публицист Илья Стогов (пишущий под псевдонимов Стогoff) в небольшой, но информативной книге «Революция сейчас» в жанре «документального романа» описал деятельность как ультралевых, так и ультраправых групп в постсоветской России.
Некоторые ученые пытаются стоять над схваткой и стараются ограничиваться сухим перечислением фактов, без всяких комментариев. Так, в очень ценной монографии О. Ю. Березенкина «История русского национально – патриотического движения современной России”, вышедшей в свет в 1999 году, скрупулезно описав 317 организаций, партий и движений, союзов, блоков и коалиций (!), никаких теоретических обобщений практически не было сделано.

Несколько лучше обстоит дело с отдельными историческим периодами отечественной истории, являющихся особенно значимыми для современных национал – патриотов. Солидные исследования за последние полтора десятилетия посвящены русской консервативной мысли Х1Х века. Существуют хорошие работы, посвященные черносотенному движению, например, С. А. Степанова и Ю. И. Кирьянова. Очень много добротных трудов по белой эмиграции. Появляются работы, посвященные “русификации” большевизма при Сталине. Постепенно ученые начинают открывать для себя, а затем и для массового читателя, теоретическое наследие русского национального диссидентства 50 – 80 –х гг. ХХ века. В частности, заслуживает внимания книга Н. А. Митрохина «Русская партия”, посвященная движению русских националистов 1953 – 85 гг. и вышедшая в свет в 2003 г. Главным достоинством книги является обилие использованных Митрохиным источников. Приведены многочисленные фотографии из личных архивов автора и героев его книги, широко использованы интервью и материалы бесед автора с достаточно многочисленными героями.

В России до сего дня не потеряли значения «толстые» литературные журналы, занимающиеся не только и не столько художественной литературой, но и утверждающие твердую общественно – политическую позицию. Такие журналы, как «Молодая Гвардия», «Наш Современник», «Москва», «Кубань» сыграли, и продолжают играть огромную роль в развитии национал – патриотизма как политического и культурного движения.
Наконец, обильную информацию к размышлению дают материалы различных исследовательских центров. Особенно стоит выделить работы Информационно – исследовательского центра “Панорама” под руководством В. В. Прибыловского. Данный центр представлен в Интернете, более или менее оперативно сообщая хронику текущих событий в деятельности национал – патриотического движения.

Правда, учитывая значения спонсоров центра в лице Российского Еврейского Конгресса (РЕК), чаще всего материалы «Панорамы” посвящены перечислению проявлений антисемитизма в России, к которому, под пером сотрудников, чаще всего и сводится все национально – патриотическое движение. Скрупулезно подсчитывая, сколько раз той или иной патриотический деятель употребил слово “жид”, центр Прибыловского предпочитает игнорировать все остальные политические события в стране, в которых определенную роль играют национал – патриоты. Тем не менее, сайты “Панорамы” дают много эмпирического материала. Выпущен ряд монографий и сборников статей сотрудников “Панорамы”, дающих некоторую картину национально – патриотического движения в наши дни.

Много информации, хотя и тенденциозной, можно почерпнуть из предназначенных для интеллектуалов газет, журналов и интернет – изданий патриотических «мозговых центров». Среди них на первое место можно поставить газету «Завтра» (в 1991- 93 гг. — «День»), бессменным редактором которой с момента является Александр Проханов. Данная газета может считаться основным интеллектуальным штабом национально – патриотического движения. Изучение подшивок газеты даст почти полную картину русского национал – патриотизма, начиная с 1991 года.
Остальные издания более пристрастны, отражая воззрения определенной партии или идейного направления. Но и они дают более или менее реальное описание национал – патриотических взглядов и политики в роковые годы конца ХХ столетия. Особенно следует выделить издающуюся с 1996 года газету «Дуэль» под редакцией Юрия Мухина. Как можно судить уже по названию, в «Дуэли» высказываются и отстаиваются противоположные мнения по многим вопросам российской жизни. Хотя далеко не со всем высказанным можно согласиться, но все же «Дуэль» вполне может считаться весьма эффективным полигоном «обкатки» патриотических идей.

Наконец, существуют интеллектуальные центры, целиком ориентированные на «продвинутого» в современной технике патриота. К таким центрам можно отнести «Экспериментальный Творческий центр» (ЭТЦ) под руководством Сергея Кургиняна, Международный Институт Геополитики (МИГ), центр под редакцией Александра Дугина, и ряд других. Эти центры выпускают периодические издания, имеют интересные и хорошо сделанные сайты в Интернете. Можно выделить сетевые версии журналов «Золотой лев», «Россия ХХ1», «Правое сопротивление», «Царский опричник». В Интернете существуют очень качественные сайты «Patriotica.ru», nationalism.org, rus – scy.com, rusk.ru, archipelag.ru, mrezha.ru, и многие другие.

Как видим, русское национально – патриотическое движение достаточно хорошо представлено источниками. Но вот обобщения русских идей и русского дела до сих пор фактически не было сделано. Вот именно это обстоятельство и подвигло автора на создание своего труда.
Я намеренно стремился писать в холодной академической манере (тем более, что излишняя эмоциональность является главным недостатком сочинений национал-патриотов). Именно стремлением к академичности и объясняется обилие сносок, повторов и цитат.

Первое издание книги под названием «Альтернатива справа. Национально – патриотическое движение в России: историческая традиция, идеологические направления и перспективы» вышло в 1999 году в петербургском научном издательстве «Нестор» крохотным тиражом. За прошедшие несколько лет в стране многое изменилось. Сменился президент, изрядно обновилась властвующая «элита», из общественного сознания повыветривались многие «общечеловеческие ценности» времен «перестройки» и начала «реформ». Но всеобъемлющий кризис России продолжается. Он только принял вялотекущую форму. Следовательно, остается необходимым и потребность в лекарстве и врачах. Национально – патриотические идеи остаются востребованными. Поэтому автор и счел необходимым, говоря высокопарным языком прошлого, представить на суд читателей второе, значительно расширенное и переработанное издание, своего труда.

Вводная глава

Содержание основных понятий русской правой
политической мысли.

Прежде чем непосредственно приступить к рассмотрению традиционной и современной российской правой идеологии, необходимо разобраться с основными понятиями и терминами, которыми оперируют авторы, пишущие на эту тему, при всех своих симпатиях и антипатиях.
Это особенно важно, учитывая, что политизация нашего расколотого общества приводит к преобладанию как в публицистике, так даже и в научной литературе вместо строгой терминологии бранных кличек. Выражение типа “красно-коричневые”, “коммуно-фашисты” и т.п. не сходит со страниц солидных литературных изданий, получая в ответ подобные ярлыки от не менее солидных изданий иного лагеря.
Другой сложностью для любого исследователя являются сложившиеся стереотипы оценок тех или иных явлений, понятий и имен как “хороших” (“правильных”, “прогрессивных”) или “плохих” (соответственно “неправильных”, “реакционных”). Можно вспомнить, как в конце 80-х гг. .сторонники демократических и рыночных реформ в СССР, отстаивая классические право-консервативные запдные ценности, назывались и искренне считали себя “левыми радикалами”. Здесь проявилась, видимо, советская традиция объявлять левыми всех борцов за новое, прогрессивное. После августа 1991 г. левыми вновь стали коммунисты, но вот к кому тогда отнести столь противоположных демократов и патриотов?

Третья терминологическая проблема заключается в крайней сложности, противоречивости и многослойности ключевых понятий, таких, как “национализм”, “патриотизм”, “левые-правые”, “западники-славянофилы”, которыми пользуется любой исследователь национальных движений и идеологий. Несмотря на обилие толкований, эти понятия остаются одними из важнейших объектов исследования в обществоведческой литературе, предметами споров и дискуссий.
Учитывая отсутствие единого понимания и общепризнанного определения этих терминов, автор, не претендуя на новизну суждений, предлагает рассмотреть ту их трактовку, которая будет использована в монографии.
Наименьшие сложности вызывают у исследователей (но не в общественном сознании) деление политических сил на левых и правых. Как известно, это деление возникло во время Великой Французской революции. С тех пор, как 11 сентября 1789 года во время дебетов в Учредительном Собрании, обсуждавшем конституцию, сторонники короля уселись справа, а республиканцы – слева, политические идеологии (и партии, вдохновляющиеся ими), делятся на левых и правых.

Расхождения между левыми и правыми заключаются в их разном отношении к главному лозунгу революции — “Свобода, Равенство, Братство”. Левые делают упор на равенстве, даже если во имя его придется ограничить свободу. В силу этого к левым относятся все без исключения социалистические и коммунистические партии, ставящие перед стратегическую цель в виде бесклассового общества полного социального равенства. Правые же считают, что равенство неравными от природы людьми вообще недостижимо и главную свою задачу видят в создании таких общественных условий, когда естественные социальные различия будут смягчаться в результате сотрудничества классов при посредничестве государства. Надо сразу сказать, что делая упор на понятии “свобода”, правые вовсе не исповедуют безграничный индивидуализм. Напротив, они считают, что человек имеет ценность и может быть свободен лишь как часть общества и гражданин государства. Законопослушание и дисциплина являются одними из фундаментальных ценностей правых..

Любопытное суждение высказал левый радикал, известный теоретик анархо-синдикализма Жорж Сорель: “Быть правым — значит вполне исполнять свой гражданский долг”.
А вот какое определение правым дает один из ведущих теоретиков западноевропейких “новых правых” А. де Бенуа: «Нет идей левых и правых, есть лишь способ объяснения мира»8. В чем же проявляется правое объяснение и правое поведение? По словам де Бенуа: “Правым я называю… такое поведение, которое считает позитивным существующее различие в мире и, следовательно, относительное неравенство, являющееся их неизбежным результатом, а негативным — постепенную гомогенизацию мира, которую провозглашает и осуществляет тысячелетняя идеология равенства”.9 Но нам чем же должно основываться неравенство? Ален де Бенуа говорит со всей определенностью и по этому вопросу: «иерархия в правах должна основываться на принципе suum quique (каждому свое, — лат) и быть пропорциональной ответственности, которую несет индивид»10. Итак, свобода в определенных рамках вместо социального равенства, политическое и гражданское равноправие, полная экономическая свобода и, как следствие, наличие социального расслоения, таковы отличительные черты правых идеологий.

Легко заметить, что главное расхождение между свободой и равенством заключается в частной собственности. Для правых она священна неприкосновенна и является основой свободы. Для левых же частная собственность или абсолютное зло, подлежащее уничтожению (для радикальных левых типа большевиков), или же неизбежное зло, которое приходится сохранить, но желательно по возможности ограничить (для умеренных левых типа современных социал-демократов). Не случайно с точки зрения традиционного советского менталитета левые — это те, кто за социализм, правые — за капитализм.
Существуют на Западе и отчасти в России представления о том, что правый сектор политических организаций составляют тоталитаристские партии (и “красные” и “коричневые”), а в левом — все демократические силы (от умеренно-консервативных до социал-демократии). Но эта концепция игнорирует вопрос о собственности, принципиально по-разному решаемому в социалистических и в фашистских государствах. Кроме того, двухвековая традиция достаточно четко разделяет левых и правых именно по отношению к частной собственности. В силу этого автор придерживается традиционного определения правых и левых.

Третий элемент революционной триады — “Братство”, также трактуется по-разному. Левые, считая, что все люди — братья, являются интернационалистами и нередко любят все человечество, а вот до собственного народа у них порой руки не доходят.
Правые же, считая, что хотя все люди и братья, но есть братья старшие и младшие, причем последние должны подчиняться старшим, исходят из того, что не только отдельные индивиды неравны друг другу, но и между нациями и государствами также существует неравенство. Поэтому правые справедливо считаются более националистичными, чем их оппоненты левые. Понятие “нация”, понимаемое как некая не столько этническая, сколько культурная и социальная общность, является одним из краеугольных камней всей правой идеологии. При этом правые нередко склонны игнорировать социальные проблемы и факт социально-классового деления общества, переоценивая национальное единство и сплочение.

Принцип неравенства, распространенный на взаимоотношения нации, приводит к идеологии и политике шовинизма, расизма и ксенофобии. Фашизм является доведенным до конца правым радикализмом. Вероятно, не случайно, что само слово “правый” в общественном сознании не только советских людей, но и граждан многих западных стран звучит одиозно, а слово “левый” в современной Франции “соединилось с понятиями “прогресс”, “свобода”, “демократия”, “социальные реформы””- писал знаток Франции советский журналист В.П. Смирнов.11
Отождествление левых с прогрессом, как уже упоминалось, привело к этому самоназванию советских демократов конца 80-х годов. Теоретики “новых правых” на Западе призывают не стесняться термина “правые”.

Интересно, что во время Великой Французской революции понятие “левый” было оскорбительной кличкой, которую применяли роялисты к своим противникам. 200 лет тому назад все тогдашние европейцы, в том числе и совершенно неграмотные, хорошо знали Священное Писание. Так, в Евангелии от Матфея сказано: «Когда придет Сын Человеческий в славе своей и с ним все ангелы, тогда сядет он на славный престол свой. И будут собраны перед Ним все народы, и отделит Он людей друг от друга, как пастырь отделяет овец от козлов. И поставит овец по правую свою руку, а козлов по левую. Тогда скажет царь тем, кто по правую руку от него: “Придите, благословенные Отца моего, наследуйте царство, приготовленное вам от основания мира…Тогда скажет Он и тем, кто по левую руку от него: “Идите от меня, проклятые, в вечный огонь, приготовленный Дьяволу и его ангелам…И пойдут они в вечную отрезанность, а праведные – вечную жизнь”12. Итак, час Страшного Суда все грешники, коих ждет Геенна Огненная, будут по левую руку от Высшего Судии, а праведники — по правую.

По христианским представлениям, ангел – хранитель находится справа, а вот бес – искуситель всегда слева. Не случайно по народным представлениям, чтобы исполнилось задуманное, надо трижды сплюнуть через левое плечо. Таким образом, “левый” в конце XYIII века означал отпетого грешника, которому ни в этом, ни на том свете не может быть спасения, а слово “правый” означало борца за ПРАВОЕ дело — короля и веру. Добавим, что не только в христианстве, но и в большинстве религий мира понятие “левое» имеет негативный оттенок, а правое, соответственно, наоборот. Среди славянских народов распространены оставшиеся от язычества представления о “Правде” и “Праве”, противостоящие “Кривде». Само по себе понятие “правого» связано c мужским началом, и не случайно на брачной церемонии ранее требовалось, что бы жених стоял справа от невесты. Выражения «левый заработок”, “ходить налево” и пр., существуют в большинстве языков мира. Как видим, слово «левые” в 1789 году во Франции было таким же оскорбительным, как и слово “национал – патриот” в России 1989 года.

Как это часто бывает в дальнейшем, оскорбительная кличка превратилась в гордое и почетное наименование, а горделивое самоназвание само стало оскорбительным.
Итак, к правым политическим силам надо отнести те партии, организации и движения, в программных целях которых присутствуют принципы единства нации, свободы в рамках ответственности, естественное неравенство как между человеческими индивидами, так и между народами и государствами, неверие в идеальные схемы переустройства общества и, наконец, частная собственность как фундамент индивидуальной свободы и экономической жизни государства. Для реализации подобных установок правым приходится быть прагматиками в экономике, консерваторами в области национальной истории, культуры и традиционных моральных ценностей общества.

Как показывает опыт стран Запада, правые способны пойти на глубокие социальные реформы, но не ради построения нового передового общества, а напротив, чтобы социальные конфликты не подорвали национальное единство и не раскачали общую лодку. Наконец, правые не очень склонны теоретизировать и создавать умозрительные схемы идеального общественного устройства. Все их теоретические разработки направлены на улучшение имеющегося общества или на возрождение замечательного прошлого, испорченного враждебными силами. Как видим, политические силы современной России, выступающие против западнических либералов и ортодоксальных коммунистов, по всем своим характеристикам вполне могут считаться классическими правыми с точки зрения общественных наук, даже если сами эти силы не считают себя правыми.

Столь пространные рассуждения понадобились только потому, что в 1999 году, в условиях дискредитации самого слова «демократ” и непопулярности термина «либерал”, вызывавшем в общественном сознании только ассоциацию с “либерализацией цен”, российские либералы переименовали себя в “правых”, создав блок Союз Правых Сил (СПС), игравшим некоторую роль в Государственной Думе 1999 – 2003 гг. После провала на выборах 2003 года появились даже «новые правые”.
Однако термина “правый” все же недостаточно для обозначения некоммунистической антилиберальной оппозиции, поскольку сами либералы всех оттенков тоже целиком вписываются в правый спектр политических сил, по крайней мере, по отношению к частной собственности. Нужен, следовательно, еще другой термин, более конкретизирующий место правой оппозиции либералам. И им может быть только термин «национал – патриот.”

Насколько соответствует это понятие характеру идеологии и стратегическим целям российской некоммунистической оппозиции? Для этого необходимо разобраться с составляющими этого понятия.
Слову “национализм”, одному из наиболее употребительных и наименее ясных в политологии, особенно не повезло в научной литературе. Западный историк Д. Кларксон иронически сказал: “Национализм подобен греху — это явление настолько знакомое, что не поддается определению или даже точной характеристике”.13
Хотя чувство единства со своим народом относится к числу вечных, но термин “национализм» исторически появился сравнительно недавно, в 1812 году. Тогда в наполеоновской Франции под этим словом понималось слияние всех французов без сословных и религиозных различий в единую нацию. Впрочем, еще в 1874 году в той же Франции энциклопедический журнал «Ларусс” обозначал слово «национализм” как неологизм. Зато в ХХ веке этим словом начали чрезмерно злоупотреблять.

В русской литературе утвердилась негативная оценка национализма. Так, в Большой Советской Энциклопедии о национализме говорилось: “Национализм – буржуазная и мелкобуржуазная идеология и политика, а также психология в национальном вопросе. Н трактует нацию как высшую внеисторическую и надклассовую форму общественного единства, как гармония, целое с тождественными основными интересами всех составляющих ее социальных слоев…для Н характерны идеи национального превосходства и национальной исключительности, получающие большее или меньшее развитие в зависимости от обстановки, от взаимоотношений данной нации с другими”. В изданном в 1983 г. “Кратком политическом словаре” сказано: ”Национализм — буржуазная идеология, политика и психология в национальном вопросе. Для национализма характерны идеи превосходства одного — “высших”, якобы “избранных” самой природой наций над другими — “низшими”, “неполноценными”.14

Примерно так же трактует национализм изданный десятилетие спустя, совсем в иную эпоху, энциклопедический словарь по политологии: “Национализм — это идеология, психология, социальная практика подчинения одних наций другим, проповедь национальной исключительности и превосходства, разжигания национальной вражды, недоверия и конфликтов.”15
Современный электронный словарь также объявляет, что “национализм – гипертрофированная форма национального сознания, провозглашающая идеи национальной исключительности, замкнутости, превосходства” (Глоссарий. Ру).

Однако чем же национализм в такой трактовке отличается от шовинизма и расизма? Борьба угнетенных наций за свое освобождение ведь тоже называется национализмом и в этом деле национализм является делом вполне позитивным. В.И.Ленин, которого сейчас не любят цитировать, будучи убежденным интернационалистом, тем не менее писал, что национализм, который пробуждается у угнетенной нации, имеет “историческое оправдание”.16
Оппонент Ленина почти по всем вопросам Н. А. Бердяев делил национализм на агрессивный, разрушительный, зоологический, и на национализм творческий, созидательный, способный вести нацию по пути общественного прогресса. Как видим применительно к угнетенной нации национализм имеет вполне позитивный смысл. Современные русские правые особенно ценят виднейшего философа Русского Зарубежья И. А. Ильина и его трактовку национализма: “Национализм есть любовь к историческому облику своего народа во всем его своеобразии. Национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание, Национализм есть воля к тому, чтоб мой народ творчески и свободно цвел в Божием саду. Национализм есть созерцание своего народа перед лицом Божиим, созерцание его души, его недостатков, его талантов, его исторической проблематики, его опасностей и его соблазнов, Национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания.”17 Красиво, но непонятно, если не считать абсолютно позитивного отношения к понятию “национализм”.

На Западе понятие «национализм” не имеет никакого негативного оттенка. Так, американский словарь Вебстера под национализмом понимает: “1. Преданность своему народу. 2. Защита национального единства, или независимость». Британская Энциклопедия сообщает: “Национализм: верность и приверженность к нации, или стране, когда национальные интересы ставятся выше личных или групповых”.
Современные западные ученые также согласны с позитивным отношением к национализму. Определения национализма у них принципиально не отличаются от тех, что были приведены выше. Весьма интересную трактовку национализма дал Э. Геллнер:” национализм обозначает принцип, требующий совпадения этнических и политических границ, а также чтобы управляемые и управляющие внутри данной политической единицы принадлежали к одному этносу”.18 С этим можно согласиться, хотя национализм не исчерпывается только соединением нации в одном государстве или борьбой за этническую чистоту правящей верхушки.

Позитивное отношение к национализму высказывал великий гуманист М.Ганди: “Национализм в моем понимании означает, что моя страна должна обрести свободу, что, если нужно, вся моя страна должна умереть, чтобы человечество должно жить…”19
Еще одно определение национализма дал Гасан Гусейнов в советско-французском “Словаре нового мышления” :”Национализм — термин, означающий приоритет национальных (этнических) ценностей как перед личностными, так и перед иными социальными (групповыми, универсальными) ценностями и применимый для описания политической практики, идеологии и социально-психологической ориентации личности”.20 С определением Гусейнова вполне можно согласиться.

На тему “национализм” можно написать (и уже написаны) горы книг, но все равно само это понятие с трудом будет поддаваться классификации, поскольку по мере изменений бытия наций будут изменяться и формы национализма.
Главная причина сложностей в определении национализма заключается именно в не разработанности самого понятия «нация”. Не желая еще больше загружать книгу определениями, дискуссиями и точками зрения разных ученых, ограничусь лишь напоминанием, что существует два определения нации – англо – французское и немецкое. Согласно первому, нация – совокупность граждан страны. В этом смысле получившие гражданство иммигранты сразу входят в американскую или французскую нацию. Понятно, что в США или Франции часто используется слово «национальный” (типа “национальные интересы”) для обозначения общегосударственного. Немецкое понятие нации, (“этнонационализм”), получившее распространение в России, понимает под нацией этнос, то есть кровнородственную межпоколенную общность. Этнос не обязательно может иметь свою государственность и даже определенную территорию, но обладает единством крови, языка и культуры.

Автор, полностью осознавая дискуссионность определения, предлагает считать националистами совокупность всех партий, организаций и движений, руководствующихся в своей практической деятельности приоритетом интересов нации — этноса (а не класса, социальной группы или конфессии). В соответствии с этим правая организация в современной России с полным основанием считает себя национальным движением. Стремление к совпадению этнических границ русской нации с политическими границами государства, что в соответствии с мнением Э. Геллнера является главной чертой национализма, также один из краеугольных камней идеологии современных русских правых.

В довершении всего правые склонны всячески подчеркивать нерусское происхождение (неважно, реальное или мнимое) “управляющих”, по терминологии Э. Геллнера, политической единицей Российской Федерации. Не только из характера проводимой политики, но и из этнического происхождения российской правящей финансовой и политической элиты делается однозначный вывод об антирусском характере российского политического режима.
Итак, при всех неопределенностях самого понятия “национализм” сомневаться в националистическом характере современных русских правых не приходится. Здесь мы имеем редкое совпадение в названии политического движения как его противниками, так и сторонниками.
Но одним термином “национализм” не обойтись, учитывая, что правая оппозиция не исчерпывается только борьбой за интересы только русской нации. В противном случае трудно будет понять факт участия в русском национальном движении людей и целых этносов совершенно нерусского происхождения.

В многонациональной стране, где множество самых разных этносов живет в одном государстве уже не одно столетие, общность исторических судеб, единый народно-хозяйственный комплекс, большое количество смешанных браков, преобладание общей российской (затем советской) культуры, — все это не могло не породить надэтническую (или, суперэтническую) общность, которую и поныне можно считать советским народом. Показателем единства народа можно считать отсутствие массовых сепаратистских движений даже на рубеже 80-90-х гг.., поскольку, за отдельными исключениями, вроде прибалтийских Народных Фронтов, наиболее крупные национальные движения не ставили вопрос об отделении от СССР, а вели речь лишь о расширении суверенитета союзных или автономных республик, расширения употребления национального языка и т.д., не особенно отличаясь от общедемократических движений. Провозглашение ликвидации СССР 9 декабря 1991 г. было делом трех удельных президентов, никем не уполномоченных на это, а вовсе не по требованию народов.

Традиции общей государственности и по сей день не утратили силы и оказывают серьезное влияние на политическую культуру жителей всех постсоветских государственных образований. Более того, экономические трудности, политические потрясения, войны и т.п., вызвали взрыв “советских” настроений по всей территории СССР. Об этом свидетельствуют быстрое падение почти всех “отцов независимости” новоявленных государств и возвращения к власти политиков советского времени типа Э. Шеварднадзе, Г. Алиева и кроме того, “ресоветизация” менталитета постсоветских народов стала одним из главных факторов возрождения коммунистических партий в СНГ.

Таким образом, национальное движение в России нельзя сводить, во-первых, только к этническому национализму русских, во-вторых, рассматривать его только в рамках границ РФ. Значит, мы должны принять за данность патриотическое движение всех этносов прежнего СССР как составную частьрусского национального движения.
Слово “патриотизм”, в отличии от национализма, всегда имело позитивный смысл в русской политической литературе. Более того, в России традиционны противопоставления “плохого” национализма “хорошему” патриотизму. Вот что пишет не политолог, но замечательный ученый — гуманист Д.С.Лихачев: “Патриотизм — благороднейшее из чувств. Это даже не чувство — это важнейшая сторона и личной, и общественной культуры духа, когда человек и весь народ как бы поднимается над самим собой, ставя себе сверхличные цели. Национализм же — это самое тяжелое из несчастий человеческого рода. Как и всякое зло, оно скрывается, живет во тьме и только делает вид, что порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам и к той части своего собственного народа, которое не разделяет националистических взглядов.”21 Конечно, как мы уже выяснили выше, термин “национализм” сам по себе нейтрален и Д.С.Лихачев смешивает национализм с шовинизмом, но важно то, что относительно однозначного позитива патриотизма сомнений нет.

На уровне общественного сознания национализм означает любовь к своей нации, а патриотизм — к своей стране. В этом смысле национализм может существовать у нации, лишенной государственности и даже места компактного расселения, а патриотизм к единой стране могут испытывать все этносы одного государства.
Понятно, что на территории прежнего СССР не могло не появиться многоэтническое патриотическое движение и что оно теснейшим образом связано с борьбой за свои права русской государственно-образующей нации. Более того, оторвать их одно от другого просто невозможно. Итак, понятие “национал-патриот”, рожденное как ярлык и оскорбительная аналогия с германским национал-социализмом, в действительности, по существу соответствует правому движению современной России. Применительно к реалиям современной России понятие “национал-патриот” стало обозначать всех противников политического режима и идеологии западнического либерализма и в таком значении проникли на страницы солидной и объективной научной литературы, приобретя статус нейтрального термина, обозначающего общественное явление.

Остается разобраться с другой кличкой, которую широко применяют идеологические противники национально-патриотического движения. Речь идет о нелепом словосочетании “русский фашизм”. Тема “фашизма” стала одной из самых ходовых в российской либеральной прессе, причем, чем больше либерализм терял массовую базу, тем громче в СМИ шла тема фашизма. Особенно сильно обвинения в фашизме звучали в моменты кризиса послеавгустовского режима Российской Федерации. Так, вскоре после кровавых событий сентября-октября 1993 г. в обращении Президента РФ Б.Ельцина к россиянам 6 октября 1993 г. проигравшая сторона обвинялась в том, что ее “цель — установление в России кровавой коммуно — фашистской диктатуры”.22 Так говорилось на самом высоком официальном уровне, а что ожидать от либеральной прессы, в оценках которых события осени 1993 г. и до сих пор однозначно трактуются как “коммуно-фашистский” или просто “фашистский” мятеж.

В конце февраля 1995 г. появился указ Президента о борьбе с фашизмом. Ему предшествовало появление на телевидении передачи с участием “бригаденфюрера СС” А. Веденкина, которую единодушно расценили как в кругах оппозиции, так и среди идейных либералов, как весьма топорно организованную провокацию, имеющую целью отвлечения внимания от поражения федеральных войск при новогоднем штурме Грозного, а также начало избирательной кампании в Государственную Думу следующего созыва. В результате о президентском указе все скоро забыли.

В современной России западническая либеральная пресса постоянно сравнивает германский нацизм с советским коммунизмом. Все это делается, естественно, для создания негативного облика советского прошлого. Этим заняты не только бульварные журналисты, но и более солидные деятели. Так, «архитектор перестройки”, бывший член Политбюро ЦК КПСС А. Н. Яковлев, ныне скромно подписывающийся под своими статьями и книгами как академик, в интервью «Литературной Газете” по случаю 10 –летия событий августа 1991 года, говоря о советской эпохе, злобно говорил: «У нас был фашизм почище гитлеровского».23 Разумеется, никаких доказательств, кроме бесконечных упоминаний о “десятках миллионов” репрессированных, старый предатель не привел.

Давнюю историю имеет уподобление русского национал – патриотического движения, включая самые ранние его стадии, фашистским и праворадикальным движениям на Западе. При этом, как для нагнетании русофобии на Западе, так и для запугивания собственной интеллигенции, иногда Россию обвиняют даже в порождении фашистской идеологии. Так, в 1991 году в Вашингтоне была издана книга уже упомянутого ранее У. Лакера «Россия и Германия. Наставники Гитлера», в которой автор умудрился заявить, что немецким нацистам даже их расистские идеи подсказали русские эмигранты. Впрочем, удивляться этому не приходиться. Перед Лакером стояла трудная задача доказать, что на демократическом Западе людоедская идеология не могла возникнуть сама. Поскольку Россия виновата во всем, то и досадный эпизод с фашизмом в величественной истории западной демократии связан исключительно с русскими. Впрочем, тот же Лакер, как и большинство пишущих о России западных обществоведов, обычно тут же обвиняют русских в том, что они по причине своей расовой неполноценности вообще ничего самостоятельно выдумать не могут, и все русские идеи, естественно, заимствованы с Запада.

Но что же такое фашизм? Прежние советские определения фашизма как “диктатуры наиболее агрессивных и реакционных кругов монополистического капитала в период общего кризиса капитализма” звучит несколько несовременно. Многие западные политологи вообще отрицают термин “фашизм”, заменяя его еще более неопределенным термином “тоталитаризм”. Обычно же под фашизмом понимают движения и режимы, установившиеся в 20-40-ые гг.. в Италии, Германии и ряде других стран Европы. Из особенностей тех режимов — вождизма, однопартийности, официальной идеологии расизма, антисемитизма, милитаризма и агрессии и т.п. выводятся характерные принципы фашизма вообще. Однако особенности режимов Японии, Испании, балканских стран не вписываются в жесткие рамки “классического” итало-германского фашизма. Приходится признать, что тема фашизма является одной из самых неразработанных, несмотря на обилие источников, тем в мировой политологической литературе. И особенно это относится к фашизму после 1945 г., после краха его классических форм. Весьма многочисленные послевоенные неофашистские организации и движения, за исключением мелких сект обычно признают (пусть даже только на словах) принципы демократии, европейской интеграции и т.д.

С другой стороны, явление “зависимого фашизма”, т.е. фашизоидные марионеточные режимы стран, оказавшихся в зависимости от государств — ”метрополий” фашизма (таковыми были во второй мировой войне Норвегия под властью В. Квислинга, режим Виши во Франции, “республика Сало” в Италии) получил широчайшее распространение после 1945 г. Справедливости ради надо заметить, что очень часто фашистскими называют любые зависимые диктатуры в развивающихся странах.

Но что общее было характерно как для классического, так и современного фашизма? Ни однопартийность, ни фюрер-принцип, ни антисемитизм не являются исключительной чертой фашизма. Главный его принцип — идеал существования “высшей” нации (или расы), призванной быть “народом — господином”, и “недочеловеков”, призванных быть их рабами. Все это присуще всем фашистским теориям, а уж организационные формы фашистского движения и особенности политического режима — уже частности. В силу этого к режимам фашистского типа, возникших уже после разгрома германского национал — социализма (который можно считать наиболее “чистой”, доведенной до конца формой фашизма) можно отнести Южно-Африканскую Республику до отмены апартеида, Израиль, и, наконец, Эстонию и Латвию. Во всех перечисленных режимах существовали или существует законодательно закрепленная дискриминация значительной части жителей страны, и при этом господствующая нация живет в условиях демократии. Таким образом, можно считать наиболее характерной формой фашизма после 1945 г. своеобразный “демократический фашизм” или “фашизм с человеческим лицом”.

Добавлено Арина Ларедо в Философский пароход в 24.04.2015