Александр Мень. Циолковский и атеизм
См. Биография К.Э. Циолковского
14 апреля 1928 года калужская газета «Коммуна» опубликовала интервью со знаменитым калужанином К. Э. Циолковским. Из приведенных там слов ученого, якобы сказанных корреспонденту газеты, можно заключить, что Циолковский был атеистом. Эта версия поддерживается в антирелигиозной литературе и в наши дни (см.: Сухов А. Д. Великие русские естествоиспытатели-атеисты. М» 1974. С. 7 сл.). Но поскольку мы уже не раз сталкивались с сомнительными методами атеистической пропаганды (См. приложение 3), то небезынтересно проверить и в данном случае достоверность ее утверждений.
Прежде всего, в глаза бросается загадочный факт: в наш «космический век», когда научное наследие Циолковского положено в основу ракетостроения, когда имя скромного провинциального учителя окружено ореолом славы, — мы до сих пор не имеем полного издания сочинений этого выдающегося ученого. О Циолковском пишут книги, воздвигают ему памятники, а многие его собственные работы, которые выходили крошечными тиражами 40-50 лет назад, остаются неизвестными современному читателю. Создается впечатление, что по каким-то причинам некоторые книги Циолковского оказались «нежелательными»…
Что же это за книги? В собрание сочинений Циолковского 1951-1959 годов вошли исключительно работы по аэродинамике, дирижаблестроению и реактивным двигателям, а за бортом остались философские и этические сочинения ученого. Их с большими купюрами переиздали лишь в 1986 году в Туле с подзаголовком «Научно-фантастическое произведение». Значит, именно в мировоззрении Циолковского атеисты нашли нечто такое, что их не устраивает. Но ведь нам говорят, что он был материалистом, мало того, утверждают, что, «только исходя из материалистического мировоззрения, он мог средствами науки укрепить в передовом человечестве дерзкую идею грядущего завоевания вселенной» (Брюханов В. А. Мировоззрение К. Э. Циолковского и его научно-техническое творчество. М., 1959. С. 28). Если это так, то почему его философские работы так старательно замалчивались?
Разгадка этого странного факта — в самих этих работах.
В них Циолковский действительно не раз называет себя материалистом, однако далеко не в общепринятом смысле слова. Материализм для него означает лишь признание материальной природы Вселенной и причинной связи между явлениями. «Беспричинности во Вселенной нет», — писал он (Циолковский К. Э. Звездоплавателям. Калуга, 1930 . С. 15). Но при этом он не отрицал и другой, невещественной причинности. «Я не только материалист, но и панпсихист, признающий чувствительность всей вселенной» (Циолковский К. Э. Монизм Вселенной. Калуга, 1925. С. 7). Ученый считал, что одухотворенность присуща всей природе, каждому атому; он верил в существование разумных нематериальных обитателей космического пространства (Циолковский К. Э. Воля Вселенной. Калуга, 1928). Вселенная же в целом, согласно его учению, восходит к высшей Причине.
«То, что происходит и развивается, — писал он, — ход этого развития — зависит от начальной Причины, вне природы находящейся. Значит, все зависит от Бога». И несколько далее продолжает: «Бог есть причина всех явлений, причина вещества и всех его законов» (Циолковский К. Э. Образование Земли и Солнечных систем. 1915. С. 7, 10). Это уж никак не похоже на материализм! Но пойдем дальше. В 1925 году Циолковский выпустил в Калуге специальную брошюру «Причина космоса», в которой он обосновывает свое богопонимание. Ввиду того что книга эта малоизвестна, мы приведем здесь почти целиком ее заключение, опущенное в переиздании 1986 года.
«Причина несоизмерима со своим творением, так как создает вещество и энергию, чего космос не в силах сделать. Для нее ограничено то, что даже для высочайшего человеческого ума безначально и бесконечно.
Космос для нее определенная вещь, одно из множества изделий Причины. Мы про другие ее изделия никогда ничего не узнаем, но они должны быть.
Причина, с человеческой точки зрения, во всех отношениях бесконечна по сравнению со Вселенной, которая, в свою очередь, бесконечна по отношению к любой части космоса: к человеку, Земле, солнечной системе. Млечному Пути, к группе спиральных туманностей, ко всему известному миру.
Вся известная Вселенная — то же, что капля в безбрежном океане. Отсюда видно, что Причина по отношению к человеку и перечисленным частям Вселенной есть бесконечно большое второго порядка.
Причина должна быть всемогуща по отношению к созданным ею предметам, например, к космосу, хотя, по-видимому, не касается его. Но он и сам по себе исправен и умеет жить на благо самому себе. Однако это равновесие теоретически во всякое время может быть нарушено.
Причина создала Вселенную, чтобы доставить атомам ничем не омраченное счастье. Она поэтому добра. Значит, мы не можем ждать от нее ничего худого. Ее доброта, счастье, мудрость и могущество бесконечны по отношению к тем же свойствам космоса.
Какие же практические выводы? Не осталось ли бы все по-прежнему, если бы мы и не рассуждали о свойствах Причины?
ПЕРВЫЙ ВЫВОД. Удовлетворение любознательности и вытекающее отсюда спокойствие.
ВТОРОЙ. Смирение перед Причиною. Оно поможет нам быть благоразумными и заставит нас помнить, что если нам дана нескончаемая радость, то она может быть всегда и отнята, если мы не благоговеем перед Причиной. Это дань ее.
ТРЕТИЙ. Чувство благодарности за некончающееся, всегда возрастающее счастье. Оно придает нам бодрость в нашей бедной земной жизни и заставит нас всегда помнить и любить его Причину. Любовь умилостивит ее, потому что Любовь — также ее дань.
ЧЕТВЕРТЫЙ. Мудрость и благость Причины по отношению к своему изделию позволяет нам думать, что могущество Причины не принесет нам зла и в будущем, например, не прекратит существование Вселенной или не сделает его мучительным.
Причина есть высшая любовь, беспредельное милосердие и разум… Короче: и Причина, и органические существа Вселенной и их разум составляют одну и ту же любовь».
* * *
Как же согласуется подобное исповедание веры со статьей в газете «Коммуна»? Может быть, за эти три года (с 1925-го по 1928-й) Циолковский изменил свои взгляды? Но тогда почему же в 1931 году он писал, что в книге «Причина космоса» выражен «его личный взгляд, которого он никому не навязывает»? (Циолковский К. Атлас дирижабля из волнистой стали. 1931. С. 22). Приходится лишь изумляться мужеству ученого, который в обстановке штурмовой антирелигиозной пропаганды пытался отстаивать свои идеи, пусть порой и в завуалированной форме.
Что же касается интервью в газете, то оно, скорее всего, дошло до нас наполовину искаженным. Лишь начало его, кажется, подлинно. На вопрос корреспондента, верит ли он в Бога, Циолковский ответил: «Что, прежде всего, понимать под верой в Бога? Темная неразвитая крестьянка Богом считает картинку-икону. Другие под Богом подразумевают бессмертного старца, восседающего на облаках. Третьи считают Богом доброе начало в жизни». Но далее почему-то отсутствует определение самого Циолковского, а идет критика невежества и суеверий.
Здесь интересно провести параллель с высказыванием известного астронома Н. Морозова: «Когда современного умственно развитого человека спрашивают: верит ли он в Бога, то ему приходится отвечать: о каком Боге вы говорите? Если о библейском Боге в виде старика лет примерно восьмидесяти, с седой длинной бородой… сидящего на престоле на верху стеклянного колпака над нашей атмосферой, то, конечно, нет. Но если вы под этим словом подразумеваете единую и основную — по учению современной науки — сущность всех творческих сил вселенной… то как я могу отвергать эту единую и всюду разлитую творческую сущность вселенной, не отвергая этим самым всего себя?..
Вся вселенная полна различных форм творческого сознания, и силы стихийной природы отличаются от наших организовавшихся психических сил только своей одеждой, а не сущностью. Таково научное представление о едином, вечном, вездесущем и все наполняющем творческом начале вселенной, то есть, выражаясь теологическим языком, о Боге-Отце, вечном Творце и Обновителе «неба и земли, всего видимого и невидимого» (Морозов Н. Эволюционная мораль и эволюционная теология/ Предисловие к книге А. Немоевского «Бог Иисус». Пг., 1920. С. 1 сл.).
Этот взгляд очень похож на мировоззрение Циолковского и выражен даже в сходных словах. Но Морозов писал свою статью в 1920 году, а к 1928 году высказывать публично подобные мысли становилось все труднее.
В данном случае совершенно безразлично, в каком отношении стояли «эволюционная теология» Морозова или учение Циолковского о «Причине космоса» к христианству. Но, как бы мы ни охарактеризовали их: деизм, пантеизм или иначе, — для атеистов все они в равной мере неприемлемы.
Те из отечественных авторов, которые не могут отрицать идеологических «уклонов» Циолковского, пытаются найти им свое объяснение. При этом ссылаются на трудные обстоятельства жизни Циолковского. «Особо тяжелые моменты подавленности, ощущение бессилия в деле продвижения своих открытий создавали почву для влияния на ученого реакционной идеологии и оживления религиозных идей, внушенных ему воспитанием… Отсюда берут свое начало занятия Циолковского в некоторые периоды его жизни христианским учением, а также ряд уступок религии в его более поздних философских работах» (Брюханов В. А. Мировоззрение Циолковского. С. 18, 25).
Само по себе это очень важное признание, но с точки зрения «объяснения» оно удивительно беспомощно. Оказывается, достаточно ученому испытать неудачи, как он тут же становится на сторону религии! Не всякий марксист решится на столь легкомысленное утверждение. Надо быть слишком низкого мнения о силе гения, чтобы ставить его воззрения в роковую зависимость от обстоятельств. Мы знаем религиозных ученых и писателей, которые пожали при жизни плоды своей славы, а также неверующих, живших в бедности и лишенных признания. Так или иначе, но вышеприведенные строки показывают, что Циолковского нелегко причислить к атеистам.
Мы не будем здесь рассматривать мировоззрение ученого в целом. Укажем только на те моменты, которые оказали влияние на формирование его идей. Во-первых, следует отметить, что отец его Эдуард Циолковский был человеком глубоко религиозным и так же воспитал сына. Далее: Циолковский был женат на дочери калужского священника и долго жил в его семье. Ученый не раз подчеркивал свое сочувствие этическим ценностям веры: «Я не работал никогда для того, чтобы усовершенствовать способы ведения войны. Это противно моему христианскому духу» (Арлазоров М. Циолковский. М., 1963. С. 169).
Духовная атмосфера дореволюционной Калуги должна была способствовать усилению интереса Циолковского к мистике. Именно Калуга была центром русского теософического движения. Здесь было основано Теософическое общество и находилось издательство, которое выпускало в большом количестве как отечественные книги по теософии и восточной мистике, так и переводные, например Бхагавад-Гиту и книги Анни Безант. Циолковский не был теософом, но о том, что ему были близки восточные идеи, свидетельствует хотя бы его очерк «Нирвана», вышедший в 1914 году. Мысли, очень близкие к буддизму, он высказал и в брошюре «Ум и страсть» (1928). Изображая идеальное существо, лишенное страстей, он почти дословно повторяет некоторые места из буддийской священной литературы (Ум и страсть. С. 9).
Невозможно пройти мимо еще одного важного факта биографии ученого. В молодости он сблизился с Николаем Федоровым, который во многом помог ему (Арлазоров М.Циолковский. С. 29). Этот своеобразный человек, библиограф и свободный философ, работал в Румянцевском музее. Он создал оригинальное учение, которое считал подлинным христианством. Согласно его учению человек, для того чтобы полностью выполнить волю Божию, должен всемерно развивать науку, научиться в совершенстве управлять всеми природными процессами и в конце концов воскрешать мертвых. Федоровская «философия общего дела» привлекала внимание многих умов в России и на Западе. Его высоко ценили Вл. Соловьев и С. Булгаков. Главная работа Федорова вышла посмертно (он умер в 1904 году), но влияние его было скорее личным, чем литературным. Он покорял людей как обаятельный, не -обыкновенно отзывчивый человек, смело заглядывающий в будущее мира, которое казалось ему светлым. Сравнение федорианства и философских работ Циолковского убедительно показывает, что создатель ракетной теории был во многом единомышленником и продолжателем «загадочного мыслителя», как называл Федорова Булгаков (См.: Булгаков С. Н. Два града. Т. 2. М., 1911; об отношении Соловьева к Федорову см.: Соловьев Вл. Письма. Т. 2. 1909. c. 345).
Итак, мировоззрение Циолковского складывалось под влиянием трех важнейших факторов: христианского воспитания и окружения, теософических идей и, наконец, учения Федорова. Плодом этих влияний явилась «космическая религия» ученого, которую он называл «монизмом». В состав этого учения входила своеобразная идея о духовном блаженстве атомов, на которые распадается человек по смерти. В книге «Монизм Вселенной» (193П он писал: «Религия обещает продолжение земной жизни и свидание с родственниками. Монизм же прямо обещает немедленную совершенную жизнь в обществе совершенных существ».
Когда произошла революция, Циолковский был уже стариком. Годы неудач и потрясений (его сын кончил самоубийством) не прошли для него бесследно. Глухота еще больше усугубляла его отчужденность от окружающих. Близким стали бросаться в глаза его странности и чудачества.
В отличие от многих деятелей культуры, Циолковский сразу же выразил свое сочувствие новой власти. У него была уверенность, что наконец-то его замыслы о дирижабле и ракетах найдут осуществление. Особым постановлением ему были выделены пенсия и паек (правда, не избежал он и «чрезвычайки», но был вскоре выпущен). В 1919 году он предлагал фронту свои инженерные проекты. Размах революционных планов увлекал ученого, мечтавшего о преобразовании природы. Это было оценено в самых высоких инстанциях.
Долгие годы Циолковский беспрепятственно высказывал и свои философские идеи. Некоторое время ему даже разрешалось издавать на свой счет книги философского содержания. Ученый прилагал все усилия к тому, чтобы показать, что его взгляды не противоречат официальной идеологии. Однако без конца так продолжаться не могло. Книги, подобные «Причине космоса», становились все более и более одиозными. Началась усиленная обработка глухого семидесятипятилетнего старика. И наконец, «с 1931 года он прекращает публикацию своих работ на философские темы» (Брюханов В. А. Мировоззрение Циолковского. Цит. соч. С. 62). Но даже в обстановке атеистической пропаганды и морального давления Циолковский так и не стал материалистом, хотя делал много словесных уступок официальной идеологии. «Несомненно, — уверяют нас, — что если бы Циолковский… прожил дольше, то он перешел бы полностью на позиции диалектического материализма» {Брюханов В. А. Цит. соч. С. 63).
Но это лишь самоутешение. Циолковский умер 78 лет. Восемнадцать лет его послереволюционной жизни мало что изменили в его взглядах. Откуда же надежда, что в дальнейшем дело пошло бы «успешнее»? Или автор этого прогноза имел в виду, что ученый, дожив до мафусаиловых лет и умственно ослабев, стал бы легкой добычей атеизма? Но это была бы победа сомнительной ценности.
* * *
В заключение остановимся еще на одной проблеме, связанной с именем Циолковского: проблеме космических полетов. По сути дела, это — вопрос чисто научный, не имеющий прямого отношения к религии, но в атеистической литературе мы очень часто сталкиваемся с утверждением, будто космические полеты нанесли удар по религии. «С созданием искусственных тел, — провозглашают атеисты, — рушатся религиозные вымыслы о «тверди небесной», о «рае на небе», где якобы обитают боги, ангелы, души праведников и т. п. Космическое пространство оказывается именно таким, как его представляет наука, а не религия» (Варваров П. Спутники и религия. — В кн.: Завоевание космоса и вера в бога. М., 1964. С. 18). Прежде всего в этой невежественной декларации остается открытым вопрос — о какой «науке» и о какой «религии» идет речь? Ведь именно наука древности учила о «тверди» и о центральном положении Земли. Религия же, как мы видели (см. приложение 2), не имеет прямого отношения ни к одной космогонической теории. Религиозные люди во все века представляли себе устройство видимой Вселенной в соответствии с уровнем знаний своей эпохи. И если теперь система Птолемея кажется нам неверной, то откуда мы знаем, что скажут о нынешней космологии люди через две тысячи лет?
В хрущевское время журнал «Наука и религия» опубликовал рисунок, на котором изображены искусственные спутники Земли с «поэтической» подписью: «Всю вселенную обошли — нигде бога не нашли». Это равноценно тому, как если бы, исследовав мозговые клетки и не найдя там мысли, нам заявили бы, что ее вообще не существует.
Когда в религиозной терминологии употребляют слово «небо» — имеют в виду духовный план бытия, а вовсе не физическое пространство. В каком богословском сочинении XX или XIX века нашли атеисты утверждение, что «души праведных» обитают где-то на Луне или на возможных орбитах ракет? Одним словом, аргумент «спутники не обнаружили Бога» обнаруживает лишь невежество людей, его выдвигающих, или же их намеренную недобросовестность.
Еще более странным представляется другой антирелигиозный аргумент: «Атеисты первые вышли в космос». Не есть ли это свидетельство в пользу их правоты? В таком случае, почему бы не предположить, что астрономические достижения древних греков или вавилонян есть доказательство правоты культа Аполлона или Бэла? Или, может быть, открытия Кеплера повысили значимость астрологии, которой этот ученый увлекался? Наука — это не идеология. Она в прямом смысле «беспартийна» и интернациональна. Она принадлежит всему миру, людям всех убеждений, сторонникам любой философской или политической доктрины. Развитие техники не есть изолированный процесс. Прежде чем был расщеплен атом или вышел на орбиту спутник, была проделана работа многих поколений ученых всех стран.
Если бы не было Эвклида, то не было бы современной математики и многих достижений техники. Одно открытие подготовляет другое. И никто не имеет права претендовать здесь на монополию. Для верующих людей космические исследования не кощунство, а «замечательный рубеж в истории науки и завоеваний человека», как недавно писала об этом центральная ватиканская газета. Другое дело, когда наука используется в целях пропаганды. Но эти цели уже сами по себе носят не научный, а «идеологический» характер.
Нередко приходится слышать вопрос: почему Библия ничего не говорит об обитателях других небесных тел? Но прежде чем обвинять Библию, нужно доказать, что таковые обитатели на самом деле существуют. Между тем подлинно научных доказательств мы до сих пор не имеем. Даже наличие органической жизни в нашей планетной системе не доказано. Всевозможные мудрые марсиане оказались плодом мудрых фантастов, а, как показали фотографии американского космического аппарата, Марс, вероятно, и в прошлом не имел атмосферы. Что же касается других звездных систем, то возможности контактов с ними минимальны. Расстояния до них поистине астрономические.
Но предположим, что все же где-то во Вселенной есть разумные существа. В общем, это — вполне вероятное предположение, пусть и недоказанное. Трудно согласиться с мыслью, что человек Земли — уникум мироздания, хотя, впрочем, и это вполне возможно. Итак, допустим на минуту, что разумные существа в космосе есть. Что это могло бы доказать? Что принесло бы принципиально нового? Ничего. Лишь увеличилась бы вселенская семья людей.
Но, может быть, это вовсе не люди? В последнее время выдвигались самые разные гипотезы о возможных формах разумной жизни (С. Лем и др.). Но в любом случае их структура остается «человеческой» в широком смысле (то есть структурой духовно-телесного существа). Пусть жители иных миров вместо нашего биологического тела имеют другое но они все равно л ю-д и, то есть разумные существа, обладающие физическим строением.
Если окажется возможным контакт с людьми Земли, то произойдет, говоря словами П. Тейяра де Шардена, «встреча и взаимное обогащение двух ноосфер» (Тейяр де Шарден П. Феномен человека. С. 280).
Двести лет назад вопрос об обитателях планет уже вставал перед философами и учеными. И Ломоносов, соглашаясь с тем что на Венере могут быть люди, заключил свое рассуждение выводом: «При всем том вера Христова стоит непреложно». Этими словами закончим и мы свой очерк.
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.