Александр Шмеман. Русское богословие зарубежом

 

Александр Дмитриевич Шмеман (13 сентября 1921, Таллин, Эстония — 13 декабря 1983, Крествуд, Йонкерс, штат Нью-Йорк) — священнослужитель Православной церкви в Америке, протопресвитер; богослов, автор ряда книг.

 

Вводные замечания

По сей день не существует еще общего обзора восточно-­православного богословия после патриотической эпохи. Однако общепринятым можно считать мнение, согласно которому два основных фактора определили развитие этого богословия: угасание и исчезновение древних центров и, следовательно, навыков богословствования с одной стороны, а с другой, и как результат этого, длительное «западное пленение» право­славной богословской мысли. С падением Византии начался длинный богословский кризис, который, в известном смысле, не кончен, не нашел своего окончательного разрешения и сейчас, и который поэтому сам составляет постоянную «тему» внутри православного богословия.

Даже если и не следует преувеличивать культурного упадка эпохи турецкого владычества над Востоком, вряд ли можно отрицать глубочайшие перемены, происшедшие именно тогда в православном мире и определившие собой судьбы православ­ного богословия. Отсутствие православных богословских цен­тров понудило православных, искавших просвещения, полу­чать его на Западе. Воспитанные в католических и протестант­ских университетах, богословы эти, по словам одного историка, «сознательно или бессознательно усвоили богословские категории, терминологию и формы аргументации чуждые преданию их собственной церкви. В православной богословской мысли произошло то, что один современный русский богослов, о. Г. Флоровский справедливо определил как псевдоморфоза» 1). И хотя, за немногими исключениями, эти, на западе сложив­шиеся, богословы остались верными православию, в самом этосе и стиле богословия произошли коренные перемены, воз­никла богословская традиция, а, затем, и богословская школа, чуждые традиционным формам православного благочестия и духовности. И поэтому вся история нового православного бо­гословия может быть определена как длительная попытка преодолеть это отчуждение, освободиться от западных форм и вернуться к собственным, исконным, истокам.

Только на этом общем фоне можно понять всю сложность и русского богословского развития. Россия вступила в визан­тийскую религиозно-политическую «орбиту» в конце 10-го века и до конца 15-го века Русская Церковь находилась в фор­мальной, канонической зависимости от Константинополя. Ран­ний период этот определяют иногда, как период «русского византинизма». И действительно, несмотря на все свои куль­турные и духовные достижения, Киевская Русь не пошла дальше освоения Византийского наследия в его славянском, Кирилло-Мефодиевском переводе. И если некоторые историки — например, Г. П. Федотов 2) — уже в той ранней эпохе нахо­дят специфически-русские «ударения», специфически-русскую духовность, то относится это к области именно благочестия, духовной жизни, а не богословской мысли.

Но развитие этого «русского византинизма» прервано было монгольским нашествием 13-го века и с того времени началось постепенное отчуждение — политическое, церковное и духов­ное — России от Византии. Перенесение как политического, так и церковного центра из Киева в Москву, рост националь­ного единства вокруг этого нового центра, падение Константи­нополя — всё способствовало изоляции Русской Церкви от православного Востока, а также развитию в ней нового ощу­щения самодовлеющности, часто принимавшего форму «мес­сианского» утверждения Москвы как Третьего Рима, послед­него центра и средоточия Православия. А между тем отсутст­вие сколько-нибудь постоянной школьной традиции (Москов­ская Русь не имела организованной богословской школы вплоть до восьмидесятых годов 17-го столетия) и, как резуль­тат этого преувеличенное ударение на внешней форме, на ли­тургическом благочестии, лишенном богословской рефлексии и критериев, одновременно усиливающаяся зависимость церк­ви от государства — не могли не «открыть» России, не сделать ее «уязвимой» — новым, западным влияниям. Московский период (15-17 века) определяется, таким образом, — с одной стороны — постоянным стремлением «завершить», отлить в окончательную и неизменную форму специфическое «Русское Православие», а с другой стороны, столь же постоянным потоком западных идей й взглядов, с которыми русское церковное сознание не умело справиться ни умственно, ни богословски.

Поэтому не лишено своеобразной иронии, что создание богословского образования на твердых и постоянных основах оказалось делом Петра Великого, чьи государственные и цер­ковные реформы означали, прежде всего, коренное «озападнение» всей русской жизни. Приказом открыть во всех епар­хиях церковные школы и первоначальным определением их программы, Петр положил основание той системе богослов­ского и церковного образования, которая, правда с многими изменениями, просуществовала вплоть до революции 1917 года. Система эта включала в себе три ступени: высшую (духовные академии), среднюю (духовные семинарии) и низшую (духов­ные училища). К концу 19-го века в России существовали: 4 духовные академии (в Киеве, Москве, Петербурге и Казани), 58 духовных семинарий и 158 духовных училищ.

Эта новая церковная школа не составляла, однако, исклю­чения внутри глубоко «озападненной» русской культуры пе­тровского периода. Попервоначалу она и создана-то была и обслуживалась почти исключительно выучениками Киевской Академии, основанной еще в 16 веке, когда Киев и вся юго- западная Русь были польским владением. Академия почти сразу стала главным центром Латинской, схоластической «транспозиции» Православного богословия, главным средото­чием его «западного пленения». И именно это киевское влияние определило собою путь русского «академического» или «школь­ного» богословия. Не только более, чем целое столетие, пре­подавание его велось на латинском языке, оно само, по сло­вам о. Г. Флоровского, оказалось западным богословием, под­чиненным западному — католическому и протестантскому — богословскому развитию и глубоко чуждым живому опыту, живому преемству Православия.

Но, как это ни звучит парадоксально, именно эта прививка Запада толкнула русскую богословскую мысль на поиски своего православного вдохновения и содержания, привела к подлинному возрождению православного богословия впервые с обрыва Византийской традиции. Умственная дисциплина и метод, усвоенные в школе, творческое участие в духовных ис­каниях европейской культуры, новое чувство истории — все это, мало-помалу, эмансипировало православных богословов от простой зависимости по отношению к Западу, помогло им в нахождении подлинно-православной богословской перспек­тивы. Новый интерес к истории Церкви, к святоотеческой письменности (почти полные переводы творений св. Отцов были изданы русскими академиями), к богослужению и к духовной традиции, привели постепенно к богословскому во­зрождению. В конце 19-го века, русское академическое бого­словие стояло уже на своих ногах, как в смысле качественного уровня (знаменитый немецкий богослов А. Гарнак выучил русский язык, чтобы прочитать диссертацию проф. Глубоковского о Феодорите Кирском!), так и внутренней свободы от западных влияний. В то же самое время, и опять-таки в резуль­тате той же творческой встречи с Западом, совершалось зна­менательное возрождение религиозных интересов в русском обществе, уже вне узко профессионального, школьного богос­ловского круга. И это новое, «светское» богословие, в свою очередь, расширяло горизонты богословия школьного, ставило перед этим последним новые проблемы. По словам историка русского богословия о. Г. Флоровского, Хомяков — отец и главный вдохновитель русской религиозной мысли — оказал огромное влияние на все развитие русского богословия. И, наконец, не без влияния на это богословское возрождение ока­залось и одновременное с ним возрождение в 18-19 веках русского монашества, всегда бывшего главным выразителем духовных сил Русской церкви.

Таким образом, в конце этого длинного развития, совер­шилось в России, в первые десятилетия нашего века, подлин­ное религиозное возрождение, история и действительный смысл которого только сейчас становится предметом научного изу­чения. 3) Русскому богословию предстоял период многообеща­ющего развития и расцвета.

Революция 1917 года принесла с собою трагический, но, слава Богу, не всецелый и не окончательный обрыв этого про­цесса. В то время, как Церковь в России вступила в период неслыханного гонения, сделавшего продолжение богослов­ской работы фактически невозможным, значительное число видных представителей предреволюционного «возрождения» оказались на чужбине, где им дано было несколько десяти­летий свободного творческого труда. Так центр богословской мысли, хотя бы на время, оказался перенесенным из России в русскую «диаспору». Некоторые богословы — как «акаде­мические», так и «свободные» — были приглашены профессо­рами в Православные богословские факультеты Белграда, Софии, Бухареста, Варшавы. В 1925 году был основан Русский Православный Богословский Институт в Париже — «столице» русской эмиграции. Тут, на протяжении почти пятидесяти лет, блестящая плеяда ученых, представлявших разные течения православной мысли, сохранила, несмотря на очень трудные материальные условия, очень высокий уровень научной мысли и продуктивности. 4) После второй мировой войны группа про­фессоров Парижского Института приняла участие в создании Св. Владимирской Духовной Академии в Нью-Йорке. При Парижском Институте было издано четырнадцать томов перио­дического издания «Православная мысль», а при Религиозно-Философской Академии, возглавлявшейся Н. А. Бердяевым и Б. П. Вышеславцевым, выходил под их редакцией журнал «Путь» (61 номер, 1925-1940), составляющий теперь настоя­щую энциклопедию русского эмигрантского богословия. 5) С 1953 года Св. Владимирская академия в Нью-Йорке начала издание своего журнала («St. Vladimir’s Seminary Quarterly») на английском языке. Таким образом, не только богословская работа, оказавшаяся невозможной в России, была продолжена зарубежом, но взращено было и новое поколение богословов, способное воспринять от своих учителей традицию русского богословского творчества. Это русское богословие зарубежом мы и попытаемся теперь кратко охарактеризовать в лице хотя бы главных его представителей и их трудов.

 

1. Священное Писание.

В силу различных причин, изучение Библии всегда было одной из наименее развитых отраслей русской богословской науки. До революции свободное обсуждение проблем, возникших из западного — критического и исторического — подхода к Библии, было подвержено строгой цензуре, едва допускалось в духовных академиях. И хотя недохвата в талантах не было, хотя качественно русские библеисты стояли на уровне мировой науки, творческий труд их оставался ограниченным. 6) После революции научная работа сделалась невозможной, а среди богословов, покинувших родину, почти не оказалось специалистов по библейским дисциплинам. Но, конечно, не одним этим объясняется сравнительная слабость и неразвитость этих дисциплин в православном богословии. С более глубокой точки зрения, можно сказать, что православное богословие никогда не почувствовало себя «дома» в современной библейской науке, не сделало своими метод и предпосылки, усвоенные на Западе.

Не пережив Реформации с ее ударением на «sola Scriptura», православное богословие интуитивно отвергает западное замыкание Св. Писания в некую, в самой себе заключенную «науку», а, вместе с тем, неизменно утверждает библейские корни, библейское измерение всех, без исключения, богословских дисциплин: догматики, экклезиологии, нравственного богословия, литургики и т. д. 7) Это не значит, конечно, что развитие в будущем православной библейской науки невозможно или же нежелательно. Это значит только, что развитие это, если оно начнется, укоренено будет в глубокой переоценке, е свете целостного православного предания, самых предпосылок западного «библеизма». Попытка такого рода была сделана A. B. Карташевым († 1960), профессором Ветхого Завета в Парижском Богословском институте. В своей книжке «Ветхозаветная библейская критика» 8), он пытался библейскую критику обосновать на Халкидонском догмате о двух природах во Христе. Нужно заметить, однако, что эта одинокая попытка встретила глубокое сопротивление у большинства православных богословов, хотя никакого настоящего обсуждения ее не состоялось.

Кроме этой попытки пересмотреть самые основы православного подхода к Св. Писанию, в эмиграции было опубликовано несколько заслуживающих внимания, но как бы случайных, работ по отдельным вопросам. Ветеран Петербургской Духовной Академии проф. H. H. Глубоковский († 1937), зарубежом преподававший в Софии, издал монографии об Евангелии от Луки и влиянии евангельской традиции на т. наз. «Апостольские Постановления». 9) С. С. Безобразов (Епископ Кассиан, f 1965) профессор Нового Завета в Парижском Институте и убежденный сторонник т. наз. «формальной критики», применил принципы этой последней в своей французской монографии об «Иоанновской Пятидесятнице», а также в ряде статей. 10) А. П. Князев, нынешний ректор Парижского Института и преемник по кафедре Ветхого Завета проф. Карташева, дал несколько интересных статей о библейских корнях православного учения о Божией Матери. 11) В целом же русское богословие еще ждет развития и обновления своего «библейского департамента».

 

2. Догматическое богословие

Неизмеримо более значительным нужно признать то, что было сделано зарубежом в области догматического богословия. Именно здесь можно проследить те два основных направления, соотношение и взаимное столкновение которых между собою составляет как бы главную тему нового русского богословия. Было бы неверным назвать эти направления «либеральным» и «консервативным», хотя словами этими пользовались представители каждого из них. В действитель­ности для обоих направлений характерно критическое отно­шение к «западному пленению» русского богословия, как и стремление вернуть его к своим истокам: Отцам, богослуже­нию, живому духовному опыту Церкви. Однако внутри этого единства налицо и глубокое различие. Для первого направ­ления критика и переоценка прошлого включает в себя необ­ходимо некую переоценку и самого патристического периода.

Православное богословие призвано, конечно, сохранить свою патриотическую основу, но оно должно также пойти и дальше, выйти за пределы патристики только, принять во внимание многовековое развитие философской мысли. И в этом новом, чаемом синтезе именно западная философская традиция (ис­точник русской «религиозной философии» 19 и 20 веков), а не устаревший Эллинизм, призвана снабдить богословие его философской оснасткой. Таким образом, задача этого напра­вления — изложить православное учение в «новом» ключе, причем задача эта воспринимается как специфическое приз­вание именно русского богословия. Этому направлению про­тивостоит другое, все ударение ставящее, напротив, именно на «возврате к Отцам». Это направление трагедию православного богословского развития видит как раз в отрыве богословского сознания от духа и метода св. Отцов.

Поэтому, никакое возрож­дение, никакой новый синтез, невозможны без творческого возврата к духу патристики. «Невозможно отказаться от стиля патриотической эпохи, — пишет главный представитель этого направления, о. Г. Флоровский, — в нем единственный путь для современного богословия, ибо ни один новый стиль или ’язык’ неспособен быть выразителем единства Церкви». 12) От­сюда — ударение на вечной, непреходящей ценности именно греческих категорий для православного богословствования. Т. о. в центре расхождения — краеугольный вопрос о самой направленности богословской мысли, о духе и целях нового русского богословия. Следует прибавить, однако, что ни одно из этих двух течений не выразило себя в сколько-нибудь ор­ганизованной «школе» и что, в каждом из них, существовали значительные различия в богословских «ударениях».

Самым типичным и «полным» представителем первого из указанных направлений был о. Сергий Булгаков (†1944), про­фессор Догматического Богословия в Парижском Институте. Сын священника, он принял участие в «блужданиях» русской интеллигенции и вернулся к Церкви чрез преодоление Марксизма. Он посвятил всю свою жизнь созданию богословской системы, основанной на учении о Софии, Премудрости Божией, учении введенном в русскую религиозно-философскую мысль Владимиром Соловьевым 13) и о. П. Флоренским. 14) Монументаль­ное творчество о. Сергия Булгакова включает в себя труд по всем, без исключения, отраслям догматики: Христологии, 15) Пневматологии (учение о Св. Духе), 16) экклезиологии и эсха­тологии, 17) Мариологии, 18) Ангелологии, 19) иконах 20) и таинствах. 21) Учение о. С. Булгакова встретило, однако, сильное сопроти­вление и в некоторых частях Русской Церкви (Московская патриархия, Зарубежная Церковь) было осуждено как ересь. Спор об этом учении вряд ли закончен и только будущее пока­жет насколько суждено ему остаться частью православного богословского развития. За исключением Л. А. Зандера 22) Булгаков не оставил после себя последователей. Другие же представители этого общего направления (хотя и не обяза­тельно «софианского») работали преимущественно в других областях богословия и о некоторых из них (В. Зеньковский, Б. П. Вышеславцев) мы еще будем говорить в дальнейшем.

Вождем и главным представителем второго направления является, вне всякого сомнения, о. Г. Флоровский, много лет преподававший патрологию в Париже (1925-48), затем декан Св. Владимирской академии в Нью-Йорке (1948-55), профессор Гарвардского (1955-64) и, наконец, Принстонского, универси­тетов. Он оказал решающее влияние на молодое поколение православных богословов, как русских так и не-русских, и десятилетиями был ведущим представителем Православия в Экуменическом движении. 23) Хотя основные труды его отно­сятся к истории, патристике и экуменизму и о них говорить мы будем ниже, перу его принадлежит также несколько зна­чительных догматических очерков — о творении, 24) искупле­нии, 25) Св. Духе 26) и богословской антропологии. 27)

Тем же патриотическим вдохновением отмечены труды другого выдающегося представителя этого течения — В. Н. Лосского (†1958), преподававшего в парижском Институте Св. Дионисия и в Сорбонне. Его книга о мистическом богосло­вии Восточной Церкви стала на Западе классической. 28) Боль­шая часть его трудов издана посмертно. 29) Наконец к тому же общему течению, хотя и с меньшим ударением на истории, и с большим на «систематичности», принадлежит С. С. Верхов­ской, профессор догматики сначала в Парижском Институте (1944-51), а ныне в Св. Владимирской академии в Нью-Йорке. 30)

 

 

3. Экклезиология

Много причин способствовало тому, что экклезиология (учение о Церкви) стала одной из главных тем нового рус­ского богословия: раскрытие мистически-сакраментальной сущности Церкви в русской религиозной мысли 19 века, осо­бенно же в творчестве А. С. Хомякова; 31) исчезновение Право­славной Империи, фактическое отожествление которой с Цер­ковью препятствовало более глубокому, богословскому изуче­нию природы Церкви; новый, беспрецедентный в истории Православия факт православного рассеяния на Западе, остро поставившего вопросы об единстве, «юрисдикциях», месте на­ционализма в Церкви и т.д.; наконец, новая, «экуменическая», встреча с неправославным Западом.

Общая тенденция этого нового подхода к Церкви состоит в попытке преодолеть слиш­ком формальные, юридические и институционные «определе­ния» Церкви, раскрыть глубокие духовные источники ее строя и жизни. Наиболее радикальным, систематичным, а потому, конечно, и «спорным» представителем этого нового экклезиологического течения был о. Н. Афанасьев (†1966), профессор канонического права в Парижском Институте. 32) На экклезиологические темы писали и Булгаков (о чем сказано выше) и Флоренский? 33) и зарубежные канонисты И. П. Троцкий и А. А. Боголепов 34) Главным выразителем крайне-консервативной, охранительной позиции, с самого начала занятой т.н. «Зару­бежной Церковью» является о. Г. Граббе, 35)

 

4. Патристика

Православное богословие всегда видело и видит в писаниях Св. Отцов и учителей Церкви главное выражение и воплоще­ние Предания и, следовательно, живой и постоянный крите­рий всякого подлинного богословствования. В действитель­ности, однако, это святоотеческое наследие в продолжение дол­гого времени было, если не совсем забыто, то, во всяком слу­чае, сведено к минимуму и, что еще важнее, включено в сис­темы, чуждые духу самих Отцов. Поэтому настоящим возрож­дением было оживление интереса к их писаниям, начавшееся в России в середине прошлого века. 36) Эта традиция осталась живой и зарубежом. Два тома, посвященные о. Г. Флоровским Восточным и Византийским Отцам, 37) были сразу и всеми при­знаны шедеврами богословского и исторического анализа свя­тоотеческой традиции.

Необычайно значительным и плодотворным оказалось «открытие» русскими зарубежными богос­ловами т. наз. «Паламизма» — византийского богословского течения 14 века, главным выразителем которого был св. Гри­горий Палама (†1359). Хотя учение Паламы и было «кано­низовано» Церковью сразу же после его смерти, последующее «западническое» богословие не обращало на него никакого внимания. Заслугой архиеп. Василия (Кривошеина), 38) архим. Киприана (Керна) 39), о. И. Мейендорфа 40) надо признать то, что они не только — путем издания его рукописей и их богослов­ского анализа — воскресили Паламизм, но и сделали его снова одним из творческих источников православного бого­словия. В области патристики зарубежное богословие оказа­лось исключительно плодотворным.

 

5. Духовная жизнь и Аскетика

Петровский или, как его обычно называют, синодальный период в истории Русской Церкви отмечен знаменательным возрождением монашества. Влияние этого возрождения вышло далеко за пределы монастырей и оживило интерес русского общества к духовному и аскетическому православному пре­данию.

Зарубежом историю русского монашества и его возрож­дения в 18-19 веках научно разрабатывали И. Смолич 41) и о. С. Четвериков, 42) О духовных исканиях в русском обществе писали Я. С. Арсеньев 43) Я. Городецком 44) и другие. 45) Среди писателей, писавших на духовные темы, следует назвать Митроп. Антония (Храповицкого), 46) Архиеп. Иоанна (Шаховского)? 47) о. А. Елъганинова, 48) Митроп. Антония (Блума), 49) о. Софрония (Сахарова), 50) П. Иванова. 51) Огромной, бесконечно­ценной заслугой Братства преп. Иова Почаевского следует признать переиздание и распространение им самих источников православного духовного предания — Добротолюбия и других памятников аскетической литературы.

 

6. Литургика

Изучение богослужения с богословской, а не только исто­рической и практической, точки зрения есть плод т. наз. «ли­тургического движения», начавшегося почти повсеместно в православном мире после первой мировой войны. До 1917 года русские богословские школы дали ряд первоклассных исторических исследований о православном богослужении. Но только после революции и, вызванного ею, нового, живого ин­тереса к литургической жизни Церкви, занялось русское бо­гословие его богословским изучением. Вклад в это изучение зарубежных авторов 52) послужит, вне всякого сомнения, ос­новой для дальнейшей работы в этой, сравнительно мало раз­работанной, области.

 

7. Агиология

Описываемые нами десятилетия ознаменовались глубоким обновлением агиологии, т.е. изучения святых и разных образов и путей святости. Столетиями жития святых, несмотря на огромное место, занимаемое ими в церковном и личном благо­честии (более половины богослужебных песнопений посвящено святым), не привлекали к себе внимание богословов. В изме­нении этого положения огромную роль, вне всякого сомнения, сыграл Г. Я. Федотов (†1951), долго преподававший агиоло­гию в Парижском Институте, настоящий пионер новой русской агиологии. Именно он первый творчески и оригинально при­менил методы и технику западной агиологии к изучению рус­ских святых, создал «стиль», усвоенный затем и другими ис­следователями. Его перу принадлежат монографии и статьи как о русских, так и о западных святых, методологические исследования, а также два замечательных тома по истории русской духовности. 53) И хотя он не создал никакой «школы», почти все ценное в области агиологии несет на себе отпечаток его влияния. 54)

 

8. Церковная история

Русское богословие было всегда отмечено историческими интересами. Поэтому не случайно, конечно, то, что и зарубе­жом, даже лишенные естественных для исторической работы условий, русские богословы остались верны этой традиции. Духовная трагедия революции только обострила этот напря­женный интерес к прошлому. В области истории церкви, в узком смысле этого термина, надолго непревзойденными оста­нутся труды А. В. Карташева 55) и И. Смолига. 56) Что же касается развития богословского и философского, то тут вершинами зарубежного творчества следует признать труды о. Г. Флоров­ского и о. В. Зеньковского. В своих, сразу же прославившихся, «Путях русского богословия» 57) о. Г. Флоровский мастерски представил все развитие русского сознания как диалектику ухода этого сознания от своих православных, византийских корней и периодических к ним «возвратов». В своей двухтом­ной и блестящей «Истории русской философии» 58) о. В. Зеньковский (†1964), профессор истории философии в Париж­ском Институте, напротив, показал это развитие как постепен­ное становление оригинального, специфически-русского миро­воззрения. Ценные труды принадлежат перу Я. М. Зернова, первым занявшегося историей русского религиозного «ренес­санса». 59) Много трудов посвящено было более специальным вопросам. 60)

 

9. Нравственное богословие, Христианская социология,

Богословие культуры

Если официальное, школьное богословие в России было самоочевидно ограничено в своих возможностях творить тео­рию применительно к существующему политическому и со­циальному положению, русская светская религиозная мысль была зато с самого начала живой и жизненной, практической «проекцией» Православия. Славянофилы во главе с Хомяко­вым, В. Соловьев, все еще мало известный, но замечательный мыслитель Н. Ф. Федоров и мн. др. были заняты вопросом не только об истине, но и о правде, т. е. воплощением истины в жизни. Накануне революции, православные мыслители, при­шедшие к церкви от марксизма, и в христианстве сохраняли свой радикальный пыл. Эта обращенность к миру, к обществу, к культуре, только обостренная опытом революции, сохрани­лась и в зарубежном богословии. Она нашла свое выражение, прежде всего, в живом интересе к проблемам этики и нравст­венного богословия. Наиболее значительными были в этой области работы Я. А. Бердяева 61) и Б. Я. Вышеславцева 62) чи­тавшего нравственное богословие в Парижском Институте. Впервые в истории русского богословия предметом специаль­ного изучения стали женщина, брак и семья.

63) Больше всего внимания, однако, уделено было проблемам социальной этики, «социальному вопросу». Мало кто из зарубежных богословов совсем не коснулся этого вопроса и, хотя мнения и теории, высказанные ими, во многом расходились между собою, некий общий идеал, получивший название воцерковление жизни, и объединявший, в той или иной мере, всю зарубежную церков­ную мысль, вне всякого сомнения останется исходной точкой всякого богословского размышления на эти темы. 64) Наконец, проблемы культуры в их соотношении с верой и Церковью, подверглись оригинальной и творческой трактовке. 65)

 

10. Православие и Экуменическое движение

Не приходится удивляться тому, что экуменическая тема, т.е. вопрос о взаимоотношениях разделенных христианских исповеданий, оказалась в центре внимания зарубежного рус­ского богословия. Творческий расцвет эмиграции по времени совпал с началом т.н. «Экуменического движения», новой, мирной встречи долго враждовавших между собою Церквей, встречи, вдохновленной идеей сближения и восстановления утраченного христианского единства. Истории этой встречи посвятили ряд трудов Г. Флоровский 66) и Н. Зернов. 67) И хотя детальный анализ всего, написанного на эту тему зарубеж­ными богословами, невозможно уместить в этот краткий очерк, необходимо отметить, что по этому вопросу зарубежное рус­ское богословие разделилось. Одни само Экуменическое дви­жение восприняли как своего рода новый, онтологический факт в христианской истории, требующий глубокого перес­мотра экклезиологических установок, принятых в «до-экуменическую» эру. Главными представителями этого течения были о. Сергий Булгаков, 68)  Л. А. Зандер, 69) П. Н. Евдокимов. 70) Им противостояли и с ними спорили те, кто, не отрицая необ­ходимости православного участия в Экуменическом движении, не находили возможным никакой «пересмотр» православного отношения к инославным и видели в экуменизме только место свидетельства о православии перед лицом инославных хрис­тиан. Это направление многие годы возглавлял о. Г. Флоровский71) один из главных православных участников экумени­ческих встреч.

 

11. Заключение

Настоящий очерк не претендует, конечно, ни на какую полноту, даже библиографическую. Целью его было пока­зать, в самом общем и сжатом виде, какая большая и твор­ческая работа была проделана зарубежными русскими богос­ловами. В эпоху вынужденного молчания Русской Церкви, они сохранили и преумножили ту творческую традицию, которая создана была в России. Настоящую оценку этой работы давать рано, тем более, что она не прервалась с уходом в иной мир тех «старших», которые свое богословское крещение получили еще в России, до революции. Свое вдохновение старшим уда­лось передать новому поколению православных богословов, продолжающих творческую разработку тем, завещанных «старшими», завещанных самой Русской Церковью.

За неи­мением места, нам пришлось исключить из этого очерка опи­сание, параллельного с богословским, философского развития зарубежом, отмеченного творчеством таких больших филосо­фов, как С. Л. Франк, Н. О. Лосский, Л. И. Шестов, Н. А. Бер­дяев и многие другие. Но, с одной стороны, с точки зрения из­вестности, внимания, изучения, философам посчастливилось больше, чем богословам, и творчество их описано в целом ряде доступных и отличных исследований. С другой же сто­роны, именно в эмиграции, именно зарубежом, нашло свое завершение то, далеко не во всем полезное, смешение «рели­гиозной философии» с богословием в точном смысле этого слова, которое было одной из своеобразных черт предреволю­ционного «серебряного века». А для даже поверхностного ана­лиза замечательных философских систем, созданных зарубеж­ными русскими философами, автор не считал себя компетент­ным.

В заключение, будучи сам выучеником этого зарубежного богословия, я могу только выразить свою беспредельную бла­годарность «наставникам, хранившим юность нашу», вдохно­вившим меня и многих моих сверстников на подвиг богослов­ского служения. Мы живем в эпоху, когда то, что создано было в эмиграции и, казалось бы, в «безвоздушном пространстве», начинает доходить до России, включаться в поток тамошних духовных исканий и духовного творчества. И это залог буду­щего расцвета русского богословия, а также и доказательство тому, что подвиг, совершенный зарубежом, не остался бес­плодным.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1) Timothy Ware. Eustratios Argenti. A Study of the Greek Church Under Turkisch Rule. Clarendon Press, Oxford, 1964, p. 7.

2) G. P. Fedotov. The Russian Religious Mind. Vol. I: Kievan Christianity. Harvard University Press, Cambridge, 1946.

3) См., например, N. Zernov, «The Russian Religious Renaissance of the Twentieth Century«, New York, 1963.

4) О Парижском Богословском Институте, его создании и истории, см. D.A. Lowrie, «St. Sergius in Paris», New York, 1952. Четыре выпуска библиографии трудов его преподавателей было выпущено Л.А. Зандером: «List of the Writings of the Professors of the Russian Theological Institute in Paris», Vol. I (1925-1932), Vol. II (1932-1936), Vol. III (1936-1947), Vol. IV (после 1947).

5) Следует подчеркнуть, однако, что, вопреки мнению, широко рас­пространенному, особенно на Западе, сам Н. А. Бердяев никогда не счи­тал себя сколько бы то ни было официальным представителем право­славного богословия, а считал себя вольным философам. Редактируемый им журнал «Путь» давал место работам авторов самых разнообразных направлений.

6) См. А. В. Карташев, «Ветхозаветная Библейская критика», Имка- Пресс, Париж, 1947, стр. 10.

7) На эту тему см. английскую статью Г. Флоровского «The Lost Scriptural Mind» в сборнике его статей «Bible, Church, Tradition: An Eastern Orthodox View», «Collected Works of Georges Florovsky», Vol. 1, Nordland, Belmont, Mass., 1972.

8) Карташев, op. cit.

9)  H.H. Глубоковский, «Св. Апостол Лука», София, 1932, и «Евангелия и Апостольские постановления», София, 1935.

10) С. Besobrasov. La Pentecôte Johannique. Valence-sur-Rhône, 1939. Его же: «Принципы православного изучения Св. Писания», — «Путь», 1928, № 13, стр. 3-18; «Евангелисты как историки», — «Православная мысль», 1928, № 1; «Церковное предание и новозаветная наука», — «Живое предание», Париж, 1936.

11) А. Князев. О богодухновенности Св. Писания. — «Православная мысль», 1951, № 8.

12) G. Florovsky in «The Greek Orthodox Theological Review», 1964-65, Vol. X, № 2, p. 132.

13) О месте В. Соловьева в истории русской философии см. В.В. Зеньковский, «История русской философии», Париж, 1950, т. 2.

14)  Об о. П. Флоренском — там же.

15) Прот. С. Булгаков. Агнец Божий. Париж, 1933.

16) Его же, «Утешитель», Париж, 1936.

17)  Его же_% «Невеста Агнца», Париж, 1945.

18) Его же, «Купина Неопалимая», Париж, 1927.

19) Его же, «Лествица Иаковля», Париж, 1929, и «Друг Жениха» (о св. Иоанне Крестителе), Париж, 1929.

20) Его же, «Икона и Иконопочитание», Париж, 1931.

21) «Евхаристический догмат», — «Путь», 1930, № 20-21. Полную би­блиографию Булгакова составил, в своем большом труде, посвященном Булгакову, Л. А. Зандер: «Бог и Мир. Философия и Богословие о. С. Бул­гакова», 2 тома, Париж, 1948.

22) О Л. А. Зандере см. ниже в параграфе об экуменизме.

23) О месте Флоровского в современном православном богословии и в экуменическом движении, см. G. H. Williams, «Georges V. Florovsky: His American Career», — «The Greek Orthodox Theological Review», 1965, vol. XI, № 1, pp. 7-107, а также Y.N. Lelouvier, »Perspectives Russes sur l’Eglise. Un Théologien Contemporain: Georges Florovsky», Paris, 1968.

24) «Тварь и Тварность». — «Православная мысль», 1928, № 1.

25) «О смерти крестной». — «Православная мысль», 1930, № 2.

26) «The Work of the Holy Spirit in Revelation«, — «The Christian East», 1932, vol. 13, № 2, а также «Богословские отрывки», — «Путь», 1931.

27) «The Resurrection of Life». — «Bulletin of the Harvard University Divinity School», 1952, vol. XLIX, № 8, pp. 5-26.

28) V. Lossky. La Théologie Mystique de l’Eglise d’Orient. Paris, 1948.

29) «The Vision of God», London, 1963; его монументальная диссертация: «Théologie Négative et Connaissance de Dieu chez Maître Eckhart», Paris, 1960. О Лосском см. «Memorial Vladimir Lossky», — «Le Messager du Patriarchat Russe en Europe Occidentale», 1959, № 30-31.

30) C. C. Верховской, «Бог и Человек», Нью-Йорк, 1953, а также «Pro­cession of the Holy Spirit According to the Orthodox Doctrine of the Holy Trinity», — «St. Vladimir’s Seminary Quarterly», Fall 1953, pp. 12-26; «Some Theological Reflections on Chalcedon», — «St. Vladimir’s Seminary Quar­terly», Winter 1958, pp. 2-12.

31)  Cm.: S. Jaki, «Les tendances nouvelles de l’écclesiologie», Rome, 1957; R. Slenczka, «Ostkirche und Oikumene», Gottingen, 1962; A. Gratieux, «A.S. Khomiakov et le Mouvement Slavophile», Paris, 1939.

32) Главными трудами H. Афанасьева являются: «Каноны и канони­ческое сознание», — «Путь», 1933; «Две идеи вселенской церкви», — «Живое предание», Париж, 1936; «Трапеза Господня», Париж, 1952; «Служение мирян в церкви», Париж, 1955; «Церковь Св. Духа», Париж, 1972.

33) См.: «The Catholicity of the Church», «The Church of God, An Anglo-Russian Symposium», London, 1934; «The Limits of the Church», — «Church Quarterly Review», 1933, № 97; «The Sacrament of Pentecost», — «The Journal of the Fellowship of St. Alban and St. Sergius», 1934; «The Church, the Nature and Task», — «The Universal Church in God’s De­sign«, vol. I, London, 1948; «Le Corps du Christ Vivant: Une interprétation orthodoxe de l’Eglise», — «La Sainte Eglise Universelle», Neuchâtel-Paris, 1948; «Scripture and Tradition», — «Dialog», 1963, vol. II; «The Function of Tradition in the Ancient Church», — «The Greek Orthodox Theological Review», 1963, vol. IX. Cf. «Collected Works of G. Florovsky», Vol. I, Belmont, Mass., 1972.

34) A. Bogolepov. Toward An American Orthodox Church. New York, 1963. Статьи проф. Троицкого разбросаны по периодическим изданиям.

35) Прот. Г. Граббе, «Церковь в ее жизни и учении». До сих пор выш­ло два сборника статей о. Граббе, написанных г. о. на темы зарубежной юрисдикционной полемики. Обзор этой полемики только частично, увы, относящейся к богословию, занял бы слишком много места. Она велась преимущественно на страницах церковной печати. См. «Церковный вест­ник Западно-Европейского Экзархата» (Париж), «Церковная жизнь» (орган Зарубежной Церкви, издававшийся сначала в Белграде, а затем в Мюнхене и Нью-Йорке), «Вестник Зап.-Европ. Экзархата Московской Патриархии» (Париж), «Православная Русь» (до войны Владимирова, Чехословакия, теперь Джорданвиль, Нью-Йорк). Для хотя бы частич­ного понимания этих и доселе неконченых смут, см. Митрополит Евлогий, «Путь моей жизни» (Париж, 1949), и многотомный труд Архиеп. Никона (Рклицкого) «Жизнеописание Митрополита Антония» (Нью-Йорк).

36) См., напр., Cyprien Kern, «Les Traductions Russes des Textes Pa- tristiques», Chevetogne, 1957.

37) Г. Флоровский, «Восточные Отцы IV-го века», Париж, 1937, и «Ви­зантийские Отцы V-VIII вв.», Париж, 1933.

38) «The Ascetic and Theological Teaching of Gregory Palamas», «The Eastern Churches Quarterly», 1938, № 4. См. его же, издание преп. Симео­на Нового Богослова в «Sources Chrétiennes«, Paris, 1963, № 96.

39) «Антропология св. Григория Паламы». Париж, 1950.

40) «Grégoire Palamas. Défense des Saints Hésuchastes», Introduction, texte critique, traduction et notes par J. Meyendorff, Louvain, 1959; «St.

Grégoire Palamas et la Mystique Orthodoxe», Paris, 1959; «A Study of Gregory Palamas», London, 1964. Из других авторов нужно назвать: Л. П. Карсавина, «Св. Отцы и Учители Церкви», Париж, 1925; М. Лот-Бородину, «Un Maître de la Spiritualité Byzantine au XIV siècle: Nicholas Cabasilas», Paris, 1958.

41) Igor Smolitch: «Leben und Lehre der Starzen», Wien, 1936; «Das ait Russische Mönchtum», Würzburg, 1940; «Russisches Mönchtum», Würzburg, 1953.

42) С. Четвериков: «Оптина Пустынь», Париж, 1926; «Паисий Величковский», Печеры, 1938.

43) Н. С. Арсеньев: «Жажда подлинного Бытия», Берлин, 1922; «Из Жизни Духа», Варшава, 1935; «Преображение мира и жизни«, Нью-Йорк, 1959; «Revelation of Life Eternal», New York, 1953; «Russian Piety», Lon­don, 1965. A complete bibliography of N. Arseniev’s writings was published in «St. Vlad. Sem. Quart.» (1965).

44) «The Humiliated Christ in Russian Literature», London, 1938; »St. Tikhon Zadonsky, Inspirer of Dostoyevsky», London, 1951.

45) См., например, М. Курдюмов, «В. Розанов«, Париж, 1929; его же, «Сердце смятенное», о Чехове, Париж, 1934. Л. Зандер, «Dostoyevsky», London, 1948. P. Evdokimov, «Gogol et Dostoyevsky», Paris, 1961.

46) Библиографию см. в указанном выше труде Архиеп. Никона.

47) Многочисленные произведения Архиеп. Иоанна в настоящее время издаются как собрание сочинений. До сих пор вышли в свет: т. I, «Ли­стья Древа», С. — Франциско, 1964; т. II, «Книга Свидетельств», С. — Фран­циско, 1965.

48) «Записи». Париж, 1935.

49) «Living Prayer», Springfield, 1 11., 1966; «Meditations», Denville, N.J. 1971; «God and Man», London, 1971.

50) «The Undistorted Image. Staretz Silonan». London, 1958.

51) «Смирение во Христе«, Париж, 1925. См. также Александр Семенов-Тянь-Шанский, «Отец Иоанн Кронштадтский», Нью-Йорк, 1955.

52) Общие труды: Архим. Киприан (Керн), «Евхаристия», Париж, 1947; его же, «Крины Молитвенные», Белград, 1928; А. Шмеман, «Введение в Литургическое Богословие», Париж, 1960; В.Н. Ильин, «Всенощное Бде­ние», Париж, 1934. По более специальным вопросам писали: Б. Сове, «Евхаристия в древней Церкви и современная практика», — «Живое предание», Париж, 1936; В. Н. Ильин, «Запечатанный Гроб. Пасха Нетле­ния», Париж, 1935; A. Schmemann, «Sacraments and Orthodoxy», New York, 1965, и «Great Lent», N.Y., 1970; Ф. Спасский, «Русское Литурги­ческое творчество», Париж, 1951.

53) «Св. Филипп, Митрополит Московский», Париж, 1928; «Св. Геновефа и Симеон Столпник», — «Путь», 1927, № 8; «Св. Мартин Турский — подвижник аскезы», — «Прав, мысль», 1928, № 1; «Житие и терпение св. Авраамия Смоленского», — «Прав, мысль», 1930, № 2; «Святые Древ­ней Руси», Париж, 1931; «Трагедия древне-русской святости», — «Путь», 1931, № 27; «Стихи духовные», Париж, 1935; «The Russian Religious Mind», Vol. 1: «Kievan Christianity», Cambridge, Mass., 1946, Vol. II: «The Middle Ages», Cambridge, Mass., 1966; «A Treasury of Russian Spirituality», New York, 1950.

54) Нужно отметить: В. Н. Ильин, «Серафим Саровский», Париж, 1925; Н. А. Клепинин, «Св. Князь Александр Невский», Париж, 1927; Н. М. Зер­нов, «St. Sergius, Builder of Russia», London, 1939.

55) «Очерки по истории Русской Церкви», 2 тома, Париж, 1959; его же, «Вселенские Соборы», Париж, 1963.

56) «Geschichte der Russischen Kirche (1700-1917)», Leiden, 1964.

57) «Пути русского Богословия», Белград, 1938.

58) «История русской философии». Париж, 1950.

59) «The Russian Religious Renaissance of the Twentieth Century», New

York, 1963; «Moscow the Third Rome», London, 1937; «The Russians and Their Church», London, 1945.

60) О русских миссиях: G. Florovsky, «Russian Missions: A Historical Sketch», — «The Church Overseas», 1933, № 6; S. N. Bolshakpv, «The Fo­reign Missions of the Russian Orthodox Church», London, 1943. Следует также отметить общие введения и обзоры: А. Шмеман, «Исторический путь Православия», Нью-Йорк, 1954; J. Meyendorff, «The Orthodox Church, Its Past and Its Role in the World Today», New York, 1962, — а также труды о положении Церкви в СССР: Н.С. Тимашев, «Religion in Soviet Russia 1917-1942», New York, 1942; А.А. Боголепов, «Церковь под властью коммунизма», Мюнхен, 1958; И.М. Андреев, «Краткий обзор истории Русской Церкви от революции до наших дней», Джорданвиль, 1952; Н.А. Струве, «Les Chrétiens en URSS», Paris, 1963.

61) Библиографию трудов Бердяева см. у D.A. Lowrie, «Rebellious Pro­phet, A Life of Nicholas Berdyaev», N.Y., 1960.

62) «Этика преображенного Эроса». Париж, 1931.

63) См. С. В. Троицкий, «Философия христианского брака», Париж, 1933. P. Evdokimov, «Le Mariage, Sacrement de Г Amour», Lyon, 1944; «La Femme et le Salut du Monde», Paris, 1958.

64)  Следует отметить: H. B. Спекторский, «Христианство и культура», Прага, 1925; С. Л. Франк, «Духовные основы общества», Париж, 1930; Н. Н. Алексеев, «Религия, Право и Нравственность», Париж, 1930; И. А. Ильин, «Основы христианской культуры», Женева, 1937; В. В. Зеньковский, «Наша эпоха», Париж, 1955; Ф. А. Степун, «The Russian Soul and the Revolution», London, 1936; Г. П. Федотов, «Христианин в революции», Париж, 1957; сборник «Православие в жизни», ред. С. С. Верховской, Нью-Йорк, 1953.

65) См., например, В. В. Вейдле, «Умирание искусства», Париж, 1937; Н. К. Медтнер, «Муза и Мода», Париж, 1935.

66) «Orthodox Ecumenism in the 19th Century», — «St. Vlad. Sem. Quart.», 1956, Vol. IV, № 3-4.

67) «The Eastern Churches and the Ecumenical Movement in the 20th Century», in: R. Rouse and S.C. Neill, «А History of the Ecumenical Move­ment», London-New York, 1954.

68) «By Jacob’s Well», — «Journal of the Fellowship of St. Alban and St. Serguius», 1933, № 22; «Ways to Church Reunion», — «Sobornost», 1935, № 2; «Spiritual Intercommunion», — «Sobornost», 1935, № 4.

69) «Vision and Action». London, 1952.

70) «Notes préliminaires pour une théologie écuménique», — «Foi et vie», Paris, 1947, № 6. «L’Orthodoxie», Neuchâtel-Paris, 1959. См. также H. Зернов, «The Reintegration of the Church», London, 1952.

71) См., например, «The Eastern Orthodox and the Ecumenical Movement», — «Theology Today», 1950, Vol. VII, № 1. См. также A. Schmemann, «Moment of Truth in Orthodoxy», in «Unity in Mid-Career» (ed. K.R. Bridston and W.D. Wagner), N.Y., 1963, и его же, «Unity, Division, Reunion in the light of Orthodox Ecclesiology», — «Theologia», Athens, 1951, Vol. 22, № 2.

 

 

 

 

 

Добавлено Арина Ларедо в Философский пароход в 18.05.2017