Андрей Тимофеев. О христианской художественной литературе
Как-то мне удалось побывать на одном из мероприятий Славянского Литературного форума «Золотой Витязь». Открывал его президент форума, народный артист России Николай Петрович Бурляев. «Культура – это умение слышать Господа, – говорил он. – Это именно – Это, и ничто иное… Без религиозного чувства нет культуры, но кроме него есть и иное: следование в жизни Господними путями… Нет у людей выбора третьего: либо они слышат зов Света, либо вой зла…» Меня задели эти слова, на них отозвалось сердце, но всё-таки я почувствовал в них некоторую искусственную категоричность, затверделость мыслительной формы.
Я всегда с опасением отношусь к таким понятиям, как «христианская литература», «православное творчество» и т.д., потому что боюсь профанации с одной стороны и неоправданного пафоса с другой. Мне и раньше приходилось слышать суждения о том, что литература должна быть поучительной, что она должна духовно ориентировать и т.д. Суждения людей, которые гораздо умнее меня и которых я глубоко уважаю. Но попробую всё-таки высказать своё мнение на этот счёт. Заранее прошу прощения у читателей, потому что тема сложная, и любые категоричные оценки легко вводят в искушение. Замечу также, что, прежде всего, это рассуждения православного христианина, обращённые к другим православным христианам.
Один мой хороший знакомый, придя к вере, на первом этапе своего воцерковления, часто просил меня вкратце изложить основы христианства, составить как бы некую табличку, что нужно делать, а чего нельзя. Эта просьба каждый раз ставила меня в тупик, я интуитивно чувствовал ошибочность самой постановки вопроса, но не мог отказать и лихорадочно брался за дело. К счастью, вскоре я понял, что эта задача невыполнима. Ведь читая Евангелие, мы пленяемся образом Христа, тянемся к Нему как к личности, получаем возможность говорить с Ним напрямую. И это личное соприкосновение гораздо полнее и глубже любых формулировок и каких бы то ни было схем. Поэтому если вера превратится для нас в набор истин, то мгновенно станет плоской, одномерной, а вместе с тем станет таковой и вся наша жизнь.
Этот возвышенный пример, с которого я дерзнул начать, будет крайне важен для нас. Ведь любое художественное произведение представляет собой возможность личного соприкосновения автора и читателя, восприятия читателем глубин внутреннего мира автора, усвоение авторского опыта, внутреннего переживания этого опыта, формирование своего личного отношения к этому опыту, а значит, и к самому автору. Естественно, подобное соприкосновение не может свестись к формальным схемам.
Мы часто забываем об этом, нам так хочется поучать, во что бы то ни стало навязать собственную позицию. Есть такое известное высказывание митр. Антония Сурожского: «Никто не может уверовать в Бога, если не увидит свет вечной жизни в глазах другого человека», то есть не «услышит от кого-то поучение», не «прочтёт о духовенстве или верующих людях» – единственно возможный способ передачи внутреннего опыта это личная встреча глаза в глаза. Но если мы не сможем выразить именно себя, быть предельно искренними в нашем творчестве, то читатель ничего не увидит в наших глазах, просто потому что не увидит самих наших глаз.
На мой взгляд, перед писателем в первую очередь стоит задача подлинного выражения себя. Если он станет прятаться за масками тенденциозности или поучительности, пусть даже с самыми благими намерениями, у него выйдет лишь мёртвый слепок. Поэтому вопрос поучительности не может ставиться в литературе вообще, может ставиться только вопрос подлинности. Конечно, в идеале произведение должно вести читателя к Свету, но это нельзя сделать искусственно. Нельзя решить для себя – вот я буду писать по-христиански. Драгоценное содержание должно естественным образом вылиться из сердца, но лишь в ту меру любви, которой на данный момент обладает сам писатель.
Теперь попробуем посмотреть на проблему с другой стороны. Истинное искусство всегда говорит о настоящем, о том, что сотворено Богом, и даже не столь важно, сознаёт это сам автор или нет. Приведу только один пример, который однажды потряс меня. В последней сцене романа А.Камю «Посторонний» к главному герою, потерянному человеку, с холодностью встретившему смерть матери и осуждённому на казнь за убийство, приходит священник и пытается привести его к раскаянию. Тот отвечает, что ему осталось всего несколько часов и он не хочет тратить их на Бога. Расстроенный священник после долгих, но тщетных попыток повлиять на осуждённого уходит и напоследок говорит, что всё равно будет за него молиться. И вот тогда осуждённый, очень холодный человек, не испытавший никаких особенных эмоций даже во время убийства, вдруг страшно раздражается и принимается кричать священнику, чтобы тот не смел за него молиться. Очень горькая сцена, и, честно говоря, я никогда не ощущал так явно, как мучает человека, отвергшего Бога, любое проявление милосердной любви. А ведь автор был атеистом, создателем «Мифа о Сизифе», в котором провозглашается и исследуется абсурд как основа современной жизни. Но в этой сцене он со всей искренностью и честностью вгляделся в своего героя и увидел, возможно, даже больше, чем мог понять. И разве эта сцена не говорит нам о Творце, не раскрывает нам страшное устройство Его мира? И тогда разве она не может считаться образцом христианской литературы!
Ведь кто такой писатель? Человек, которому милостью Божьей дан талант видеть и изображать. Если писатель точно описывает какое-то явление, а читатель в свою очередь видит его красоту или безобразие, то разве эти красота или безобразие перестали быть Божьими творениями только потому, что их описал неправославный?
Таким образом, любая подлинная литература есть христианская, и наоборот, никакая иная литература, рассудочная, тенденциозная, пусть даже с внешними атрибутами религиозной жизни, христианской не является.
Наконец, необходимо сказать ещё об одном аспекте. Нам ли светским авторам, испорченным грехом наравне с нашими читателями, а может, даже больше, говорить о Боге? Нам ли поучать? Какое самомнение! Конечно, православный писатель может и должен работать над своей духовной жизнью, приближаться к Богу. Равно как и любой православный христианин. Но с другой стороны, он всего лишь писатель, такой же грешный и недостойный, как и остальные люди.
Если читателю нужно будет мудрое поучение, то он обратится к книгам, написанным высоко-духовными людьми (как например, тот же митр. Антоний Сурожский), к Отцам Церкви, к Евангелию, наконец! И уж точно не к светским писателям, в которых Истина видна «сквозь тусклое стекло, гадательно». Но бывают такие моменты в жизни, когда людям не нужно поучение (или они ещё не готовы принять это поучение!), а нужно просто увидеть мир, такой, как он есть, увидеть себя в этом мире, почувствовать светлое чувство или отвратиться от тёмного – тогда им самое время открыть произведение художественной литературы.
Каждому свой дар – одному быть учителем, другому художником. Если писатели будут брать на себя непосильное, «говорить о грехе там, где надо говорить об ужасе, или о святости там, где надо говорить о красоте», то вряд ли это кончится хорошо. Необходимого духовного опыта у них не окажется, а значит, его в лучшем случае придётся заменять рассудочностью. Так не лучше ли в меру собственного умения и на пределе собственных возможностей исполнять то, к чему призван? А остальное пусть случится по Его Воле – и если получившееся произведение сможет стать орудием в Его руках, то так и будет.
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.