Дмитрий Ермаков. Некоторые мыcли о «деревенщиках»
«Деревенщики», «деревенская проза» и даже «новые деревенщики»… Что это за явление? Об этом «явлении» сейчас заговорили снова и активно – дискуссии в «Литературной России», на сайте «Российский писатель»…
Первый ряд писателей «деревенщиков» всем известен: Абрамов, Белов, Распутин, Астафьев, Носов, Шукшин… Далее, ныне живущие: Личутин, Потанин, Крупин… Существует и второй ряд (и даже третий) – менее известные писатели (иногда очень талантливые, а иногда и эпигоны).
Например, на Вологодчине в 70-80-х годах прошло века практически все прозаики (за редкими исключениями) были безусловными деревенщиками.
Так кто же такие «деревенщики»? Выходцы из деревни? Пишущие о деревне? Да. Но не только же этим определяется принадлежность к «деревенской прозе»…
Вот и Юрия Казакова иногда относят к «деревенщикам», причём, чуть ли не зачинателям «деревенской прозы». Это уроженца-то и жителя Арбата. Но ведь действительно поехал на Север, писал (и замечательно писал!) о поморских деревнях, о рыбаках, об охоте… И всё же (при всей моей любви к Казакову) – он в деревне оставался горожанином. Да, горожанином пытающимся узнать и понять деревенского жителя. Да, был тонким наблюдателем природы… Но по сути своей оставался горожанином.
Впрочем, сближает Казакова с представителями (безусловными) «деревенской прозы» не изучение или знание деревни, а знание человека, «заглядывание» в душу…
И тут уж не важно в городе или в деревне дело происходит. Сострадание – вот то главное, что объединяет Казакова и «деревенщиков», и всех их вместе с классической русской литературой.
Странно же назвать «деревенщиком» Пушкина, или Чехова, или Бунина… Но деревенщики (лучшие из них) наследовали их традицию.
Но ведь и «городские» писатели (настоящие писатели) тоже от этой традиции не отказывались…
Так что же отличает именно «деревенщиков»? Все они, конечно же, «от земли». Деревенская жизнь, все виды деревенских работ, говоры – всё это них в крови, с молоком матери впитано. И даже если они покинули деревни (а они, конечно же, все покинули деревню, иначе не стали бы писателями), деревня не оставляла их, там оставались их матери, земляки…
А вот Яшин деревенщик? Деревенщиком-то он стал, по большому счёту, когда всерьёз взялся в прозе за важнейшие вопросы бытия человеческого, за вопросы нравственности (а ведь писал же и до этого о деревне, и к фольклору обращался). И уже было не суть важно – деревня там или город… Просто, деревню и её быт он знал досконально, хоть и покинул её в 14 лет.
Хотя, где-то, его (Яшина) проза становится похожей на прозу Казакова. Именно по этому взгляду будто бы со стороны, взгляду приезжего человека, пусть и сочувствующего, и любящего…
Никогда этого не было в Белове (взгляда со стороны). Он ушёл из деревни в те же 14 лет, но оставался деревенским всю жизнь. Познав мировую культуру, он сохранил в себе и для своих читателей, для всего мира, культуру русской деревни. Его взгляд на мир оставался взглядом деревенского человека. Он ведь не кокетничал, когда говорил: «Я не писатель, я плотник». То есть, и став профессиональным писателем, он оставался представителем деревни.
Будто бы сама русская деревня «делегировала» его в мировую культуру.
Не случайно именно в его «Привычном деле» впервые в русской литературе (я убеждён в этом) в полный голос заговорил сам русский крестьянин. Не городской (пусть и выходец из деревни), не «добрый барин», не публицист, пишущий на тему деревни и сельского хозяйства (как, например, В. Овечкин), а именно сам крестьянин. Конкретный Иван Африканович Дрынов.
И сразу для кого-то Африканыч стал своим, а для кого-то так и остался чужим, непонятным…
Они и придумали это словечко — «деревенщик», для них и Белов и Иван Африканович – именно «деревня», отсталость…
А для Белова – сама жизнь.
«Деревенщиками» называли (и называют) прозаиков. В поэзии им близки, несомненно, «тихие лирики».
А вот Рубцов, ярчайший «тихий лирик» — деревенщик? Безусловно. Но ведь тема его гораздо шире «деревенской темы». Он ведь и сам писал: «Меня всё терзают грани меж городом и селом». Да и родился в городе (хотя родители выходцы из деревни) и потом, после сельского детдома, всё по городам ездил и жил…
В чём же его близость к «деревенщикам»? В традиционализме, в почвенности, в нравственных поисках, в понимании первичности природы, деревни… Всё это было у Рубцова, всё это делает его «деревенщиком».
Так может уже и отказаться от этого сужающего термина? Да, надо бы отказаться. Почвенники, традиционалисты – так можно называть всех «деревенщиков».
Впрочем, какая разница, по большому-то счёту, как называть… Любое деление на группы – условность. Всякий истинный художник – сам по себе, хотя часто формально и принадлежит к какой-то группе.
Самим собой надо быть. А многие нынешние «деревенщики», «продолжатели традиций» и т. д., только и способны на перепевы Белова или Шукшина. Как уехали из деревень поступать в институты, так и пишут десятилетиями о своём босоногом детстве. Но не знают и не понимают нынешней деревни.
А ведь те великие «деревенщики» — не только оплакивали и отпевали, но и думали о дне сегодняшнем, мечтали о дне завтрашнем. Писали горячую публицистику: «Вокруг да около» (Абрамов), «Рычаги» и «Вологодская свадьба» (Яшин), «Ремесло отчуждения» и «Раздумья на родине» (Белов) и др. Боролись против поворота северных рек, участвовали в политических событиях. Не было в них местечковой ограниченности, которая так очевидна в некоторых нынешних кабинетных деревенщиках, с их надуманным «языком».
И появились уже «новейшие деревенщики» — чаще всего городские жители из тех, что в деревни к бабушкам на каникулы ездили, но понимают, что городская цивилизация заходит в тупик, стремятся увидеть и понять сегодняшнюю деревню и её перспективу…
А деревня живёт. В ней происходят разные процессы. Есть движение населения из города в деревню. Есть новое высоко-технологичное сельское хозяйство. Есть желание жить на своей земле. Есть огромные территории, потерянные для сельского хозяйства за последние два десятилетия, которые необходимо вернуть. Есть разные формы хозяйствования на земле, СХПК и фермеры и даже частные охотничьи хозяйства и пчеловодческое движение. Есть стремление сохранить хотя бы память о деревнях предков. Есть возвращение на село церкви – реставрация храмов, стихийное возведение часовен, памятных крестов…
Всё есть. Деревня по-прежнему остаётся кладовой и людских ресурсов, и продовольствия, и хранительницей традиции, и опытной площадкой новых форм организации жизни на селе…
А раз есть все эти процессы – есть и будут ещё появляться те, кто будут описывать и стараться осмыслить эти процессы… Как есть и будут те, кто в основном описывает жизнь в городе.
Дело не в том – о деревне или о городе, а – для чего? С каким нравственным посылом пишешь?
Пушкин завещал «чувства добрые пробуждать» — вот это и есть главное.
Впрочем, все мы деревенщики, отправляясь отдыхать из города в деревню; все мы традиционалисты – следуя в жизни обычному традиционному здравому смыслу; все мы почвенники – ибо в землю вернёмся…
Источник: Литературная газета
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.