Интегральный консерватизм (К 3-х-летию Синего Жирафа)
Россия — сложная и противоречивая страна. Сложность заключена в её непохожести ни на Восток, ни на Запад; противоречивость — во всем остальном. Всем давно понять пора бы, что Россия — это отдельная цивилизационная единица, многонациональное государство, объединенное общей тысячелетней историей и культурой; империя, скреплённая ресурсной самодостаточностью и волей к бытийной самости. Она неизмерима никаким аршином, но достаточно ли только веры в Россию?
Если геополитически её будущее, как земли Суши, вполне очевидно: неизбежное противостояние и война против сил Моря, возрождение евразийства, то проблема человека — остаётся без решения и по сию пору. Человек так пока и не открыт в России. Если мы спросим себя, что такое русский человек, то получим разнообразные ответы: житель территории, земля которой принадлежит всем и никому в отдельности; носитель русского языка, который также есть надындивидуальный феномен; представитель самобытной культуры и истории, что опять же акцентирует лишь его коллективную общность. Все предикации и дефиниции в попытке определить русского человека как отдельную уникальную личность, индивидуум — проваливаются с треском. Традиционная коллективистская матрица самоидентификации проговаривает себя во всём как сознательно, так и бессознательно. Но способна ли коллективистская матрица раскрыть суть русского человека именно как индивидуума?
Семья и семейные отношения, расширенные до понятия сначала — гражданского общества, а потом — государства, — выступают оплотом единения русского народа, в чём едва ли кому приходится сомневаться. Но если на уровне семьи человек имеет возможность раскрыть свою свободу и ответственность в полной мере, то на уровне гражданских институций человеческий потенциал определенно буксует в силу многих причин. Поэтому и российская государственность воспроизводится веками с кальки семьи. Не случайно фигура царя, государя, императора, президента — наделяется исключительными полномочиями в ничём неограниченной власти; правами полновластного отца как высшей инстанции судьи и кормчего. Традиционное для многих европейских стран: скандинавское Ting, немецкое das Ding (общее дело) в нашей стране сразу приобрело специфическое значение деревенское мир, в Новгороде и Пскове — вече. Коллективный сбор для решения ключевых вопросов общежития носил не правовой формальный характер, но осуществлял поиск и утверждение единого справедливого решения, которое было понятно и очевидно для большинства людей. Оно могло быть зафиксировано и в правовой форме, как например, «Русская Правда» Мономаха, но решение по конкретному инциденту всегда требовало мира. Никогда Россия не доходила до гильотин в осуществлении закона. Законы, как правило, были очень абстрактные и формальные — плохие, проще говоря, но тем не менее при этом нельзя сказать, что не было при этом негласного закона, основанного на нравственности народа — правде сердца и справедливости. Народ не может быть безнравственным, тем более, если мы говорим о русском народе, у которого за плечами опыт относительно бесконфликтной жизни внутри страны, многовековая история культуры и государственности. Закон же может быть любым: как хорошим, так плохим, в зависимости от того, какие люди его осуществляют — хорошие или плохие. Недаром бытует пословица: «закон что дышло, куда повернул — туда и вышло»: т. е. формальная сторона закона ещё не вся правда, главное в том, кто его реализует. Закон в России как бы распадается на внешний — казенный и внутренний — настоящий: в этом особенность и беда России; было бы лучше, если бы существовал фильтр гражданских институций, который был бы в состоянии непротиворечиво соединить и осуществить уровень микро (семья) с уровнем макро (государство). Никогда исторически не получается связать их воедино бесконфликтно. Этот мезо-уровень — жизненно необходим для России, но его нет. Человек открыт как индивидуальность в качестве члена отдельной семьи, но в государстве как прообразе большой семьи человек теряется. Человек проваливается под хрупким льдом и тонет, на что некоторые риторически замечают: «Жалко, конечно, но ничего не поделаешь, слишком большая страна, не до отдельного человека сейчас». И продолжают жить эти семьи — большая и малые — как ни в чём не бывало, только вырабатывают иммунитет: двусмысленность, лицемерие и ложь — становятся константами русской жизни. Вечное русское «бабушка надвое сказала» повергает кюстинов в уныние и неверие в русского человека: «русские сгнили, не успев дозреть», потому как под зрелостью понимается формальная правота закона над человеческим мнением. На то, мол, и закон, чтобы он стоял над распрей людей. Да разве ж может русский человек принять закон выше правды? А судьи кто? Правда-то может быть только в человеке! Кто осуществляет хваленый западный закон — уж не безликая ли гильотина?! Русский царь: он же по определению помазанник божий, в нём правда должна быть! И поэтому русский всегда выбирает сердцем — царя! Беда только в том, что правда эта не попадает в западное право, в котором инстанция закона находит свой необходимый союз с индивидуальной нравственностью.
Рано Запад похоронил нас, не разобравшись, как обстоят дела с русским сердцем. Пафос их понятен: что являет себя на свет, по тому и можно судить о человеке. Так-то оно так, только не вся-то правда на поверхности, есть такая правда и вера, что так глубоко в душе запрятана, что и самому её не увидать! Есть такая пудовая правда, которую на поверхность не так легко достать! Что же русский человек являет по мнению западных иностранцев?
Фрейдистский миф о деспотичном отце, который с помощью насилия принуждает своей воле детей, как нигде — с завидной точностью воспроизводится в России столетиями. Результатом насилия будет ответная реакция — изнасилованные братья обязательно будут стремиться убить всевластного отца и занять его место. Насилие порождает только ответное насилие! Но их юношеский идеал полисного правления лучших и равных как содружество братьев всегда оканчивается плачевно, поскольку оборачивается разномыслием по основным стратегическим решениям, по принципу — лебедь, рак и щука. История декабризма, большевистского переворота и сталинщины наглядно демонстрируют, что революция в России всегда заканчивается тиранией одного и возвращением к деспотизму отца. И в этом есть своя глубинная логика: Россия такая страна, в которой, дабы не распалась её целостность, должен быть суверен как идеальный символ свободы и ответственности, стоящий поверх традиционных ветвей власти. Сыновья убивают насилующего отца, а затем истребляют друг друга, пока не побеждает наиподлейший из всех.
Русская политическая матрица крутится по кругу: тиран-деспот — русский бунт — тиран-деспот… А потому ни института собственности, ни гражданского общества, ни правовой культуры, ни среднего класса не существует до сих пор — они попросту не успевают вызреть дурной исторической круговерти. Запад не в состоянии нас понять, уравнивая по факту исторически содеянного с Азией, сочувственно принимая отчасти лишь нашу культуру, т.е. понимает нас формально как недоразвитых. Но здесь только внешняя сторона, о нашем содержании имеем право судить только мы сами. Свой порядок, в отличии от европейцев, мы никогда никому не навязывали, никого не завоёвывали, не грабили и не насиловали. Так оставьте нас в покое! Только наше собственное самосознание должно ответить себе на вопросы — кто мы, зачем, откуда и куда идем, почему у нас многое не получается, ведь не идиоты же мы, в конце концов? Именно мы сами должны начать исследование глубин собственной души, чтобы разобраться, что же происходит с нами. Да, трудно не увидеть признаки повторения того же самого в государственном устройстве России, определенно смахивающем на восточную деспотию. Только и плодоносит эта земля несравненно больше чужих земель. Как же объяснить небывалую культуру и удивительную устойчивость так называемой деспотии на протяжении тысячелетия? Парадокс! Не просто, ох, не просто разобраться!
В своё время Н.А. Бердяев в книге «Судьба России» выделил три характерных антиномии русской жизни: 1. «Россия — самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире» — «Россия — самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; всё в России превращается в орудие политики». 2. «Россия — самая не шовинистическая страна в мире» — «Россия — самая националистическая страна в мире». 3. «Россия — страна безграничной свободы духа, страна странничества и искания Божьей правды» — «Россия — страна неслыханного сервилизма и жуткой покорности, страна, лишенная сознания прав личности и не защищающая достоинства личности, страна инертного консерватизма, порабощения религиозной жизни государством, страна крепкого быта и тяжелой плоти». Отчего же веками не разрешаются антиномии? Мы и сами не знаем! Может от того, что широк, слишком широк русский человек, не сходятся концы с концами?! Иные бы сузили!
Нравственность народа находит своё воплощение, прежде всего, в семье, и тут всё вроде бы неплохо. Русские традиции семьи — это существенный пласт культуры и истории, который являет нам совсем другую сторону русского духа. Зёрна нравственности, посеянные в семье, прорастают в русской культуре, являя полнейший стопроцентный Ренессанс в XIX веке, взять хотя бы русскую классическую литературу («святую» по выражению Т. Манна) и религиозно-философскую мысль данного исторического периода. Закономерный вопрос в другом: почему нравственность, согретая теплом семьи не перерастает в общественную нравственность гражданских институтов, а затем в разумное государственное устройство. Только при последовательном воплощении оно будет подлинным и истинным. Ведь государство является всеобщей формой нравственности, права и закона. Почему русский человек останавливает своё понимание нравственности исключительно в сфере семьи? Почему нравственность не обретает форму права, что разрешило бы проблему «правового нигилизма» раз и навсегда? Советский проект показал всю возможность существования единения людей во внесемейном пространстве: мой народ — моя семья, поверх всех национальных и иных различий. Проблема СССР состояла в другом: социалистическая мысль наивно полагала, что человек по природе исключительно «добр», а потому ему вообще не нужно государство как социальный институт. Отталкиваясь от анархических представлений, государство все-таки появилось, но в изначально абортивном варианте: разделенное на союзные республики с иллюзорным суверенитетом и скрепленное колючей проволокой на деле — оно изначально было обречено на распад в ситуации ослабления насилия.
Сегодня вопрос можно конкретизировать так: что объединяет нас вне политических пристрастий, мифов и философем?
Клуб «Синий Жираф» появился на свет всего 3 года назад, но ещё и сегодня его смело можно назвать новорожденным. Его рождение произошло не по указке сверху, но стихийно снизу — из недр народной души, из-под глыб. Недостаточность только семейного быта и уклада городской культуры, рождает желание общения на платформе гражданских институтов. Будем говорить прямо — пока ещё все гражданские институты в России есть клоны семьи по духу. Дружественное чаепитие под «хорошо сидим» — и разговоры, разговоры, разговоры… И это здорово — установка на любовь и дружбу, доверие — никому никогда вреда не приносила. Не берусь сказать, что сегодня для русского лучше: индивидуализм или коллективизм (ближайшая история будущего расскажет подробнее), но установка на общение — непреходящая ценность, которую нужно сохранить; тот ресурс, который может объединять. Сегодня, под гнётом гаджетов и интернета именно живое человеческое общение — под прицелом на исчезновение.
В результате распада контура общения и замыкания личности в себе самой происходит её атомизация и потеря собственной идентичности в контексте истории своих предков. Если раньше эту работу по идентификации личности выполняла за человека идеология, и делала это крайне некорректно, но эффективно, то сегодня и её нет. Человек растерян и придавлен грузом информации, вещей и мнений. Сегодня четко обозначился кризис мировоззрения: не так-то просто сегодня выстроить непротиворечивое мировоззрение, которое не разорвется под натиском антиномий. Без идеологии не обойтись, вот только новая идеология, понимаемая нами как власть семейной идеи как продолжения родовой памяти, должна прорасти через сердце каждого русского человека, а не быть заимствованной извне.
Россия исторически застряла в переходе от общины (гемайншафт) к обществу (гезельшафт). Община распалась в результате перехода от аграрного типа организации к индустриальному, но общества городского типа пока тоже не получилось, так как общинный аграрий не стал городским пекарем. Если община строилась на религиозно-нравственном основании, то общество обустраивается на формальном законе. Так идёт эволюция модернизации общества на Западе. Перед Россией стоит глобальная задача сформировать свой собственный стиль модернизации, опираясь на самобытность. Никто, кроме либералов, не говорит о том, что данное развитие должно проходить исключительно по западным лекало. Для этого у России не было и нет соответствующих исторических предпосылок. Напомню о классическом труде М. Вебера «Протестантизм и дух капитализма», в котором доказательно исследуется рождение капиталистической формации. Очевидно, что никакое копирование чужих образцов — хоть Востока, хоть Запада нам не подойдет. Проблема в том, что опять хотят сузить русского человека! Никто не отменял институт семьи, что вряд ли возможно сделать, и общение между семьями — это ли не гражданская платформа для будущего гражданского общества?! Стоит сформулировать те ценности, которые объединяют и могут объединять семьи и откроется простор для естественного роста гражданского общества. Не насаждать чуждые гражданские институты по западному образцу, но создавать площадки для сотворения их семьями для семей.
Сегодня все мы пытаемся найти основания нашего единства. Клуб «Синий жираф» выступил с инициативой, что таковым может выступить русский язык и литература. Трудно оспорить тот факт, что язык есть проговариваемое бытие народа. Русская литература и язык достаточно полно и глубоко преподаются в школе. Однако темп и стиль современной жизни, её глобализация в либерально-западном ключе резко контрастируют с традиционным укладом. Ветер перемен сегодня стал намного сильнее и холоднее… Словно буран в пустыне, он рассеивает любые, сколь угодно высокие, пирамиды. Пирамида — это история и традиция — она всегда казалась незыблемой, однако сегодня мы столкнулись с проблемой нового уровня: когда шторм новой истории сравнивает в ноль все вековые иерархии. Хочется сохранить память о прошлом и, вместе с тем, поступательно двигаться вперед, осваивая новые технологии и совершенствуясь духовно. Но, как говорится: «лучшее — враг хорошего». Окунаясь в новые воды модернизации и передовые технологии, мы неизбежно теряем что-то старое, осевое, без чего невозможно самостояние человека и народа. Задача, прямо сказать, сложная и противоречивая. Новая антиномия поджидает русского человека как вызов — как не проиграть будущее, бесконечно отставая от других стран, не расплескав всё лучшее в прошлом! Или в бердяевском стиле: 4. «Россия — страна исключительно прошлого, родовой памяти и коллективной самоидентификации народа; у неё нет другого будущего, кроме бесконечного повторения того же самого» — «Россия — страна больших возможностей, для неё возможно только будущее, если сбросить груз прошлого и начисто стереть память о нём, не стоит ворошить прежних могил, дабы её призраки не восстали». Вечный спор между консерваторами и либералами!
Может ли русская литература и литература на русском языке объединять? Вопрос неоднозначный. Вся русская литература есть барометр социального неблагополучия России последних двух веков, она о распаде личности до животного начала «свой-чужой». Начиная с лишних людей дворянского сословия, она постепенно опускается в толщу стратификации русского народа. Героями романов стали священнослужители, крестьяне, разночинцы, мещане, купцы, интеллигенция, босяки, казаки и.т.д. Едва ли найдется класс или сословие, которое не было охвачено вниманием русской литературы, именно поэтому она для нас и представляет непроходящую ценность. Вывод русской литературы — это горькое признание разобщённости народа во всём, разве кроме кровного родства и территории. Вывод страшный, если охватить его честно и непредвзято. Но что делать? Продолжать читать русскую литературу, наполняясь её ужасами, совершая мучительный душевный труд по осознанию глубины катастрофы, произошедшей в России, или — вовсе не читать, как это делает новое поколение? Можно дать только старый совет русского доктора: если болеть всерьёз — то либо выздоровеешь, либо помрешь! Забыть о русской литературе, значит, скатится ещё ниже, ибо бесконечны глубины падения, но пресловутой скрепой общества её тоже назвать трудно. Истина где-то посередине: русская литература сегодня — необходимый минимум для ясного понимания ситуации и надежный оплот для будущего Возрождения. Если сегодня каждый сможет с помощью классических текстов дойти до понимания того, что он как человек в контексте истории России есть только часть в цепочке поколений своих предков, населявших эту землю не одну тысячу лет; он — только передний край родовой нити, связующей прошлое и будущее. Завтра его место будет по праву занято его же детьми и, уже они понесут дальше негасимый огонь. Надо осознать, что вести себя следует не как халиф на час, а как достойный предок достойного и славного рода. Наши предки молча смотрят на каждого из нас с небес и с земли, и хотя бы только перед ними, не говоря уже о будущих поколениях, стоит озаботиться собой. Что я за человек такой? В какой мере я осознаю связь с предыдущими поколениями? Что я смогу передать по форме и по содержанию своим детям и внукам?
Мне кажется, что наш клуб чутко относится к веяниям времени, улавливая перемены в общественном настроении. Пропуская через себя беды и боль современного российского общества, он предлагает рассматривать и понимать их сквозь фильтр русской и мировой классической литературы. Ведь наша малая родина — это Россия, а родина большая — вся мировая культура! Нет другого пути в постижении безграничной души русского человека как всечеловека, по словам Ф.М. Достоевского, кроме освоения культурного наследия прошлого, выраженного, прежде всего, в письменности, где индивидуальное творческое начало проявляет себя максимально полно, являя зримый образец всеобщего.
Каждый (Я) ищет человека — в себе, чтобы увидеть его в другом (Ты), устанавливая подлинную коммуникацию и обрести долгожданное Мы!
Мы учимся понимать друг друга и договариваться, вступаем в диспуты и формируем для себя правила ведения дискуссии. Клуб растет и развивается, формируя новое пространство для проявлений русского духа. Клубная культура только начинается в России как общественное явление после 70 лет советского режима и, как всегда бывает в начале, первые блины — комом. С середины 90-х годов в сознании людей представление о клубах получило негативный характер. Под ними до сих пор понимают место, где звучит громкая не физиологическая музыка, пьют крепкие алкогольные напитки, неприлично танцуют и даже принимают наркотики. Постепенно им на смену приходят клубы по интересам — клуб «Синий Жираф» — первая ласточка на безграничном горизонте.
Хочется пожелать этой ласточке высокого и безоблачного неба, дальнего полета и долгих лет! Хочется верить, что, свив гнёзда, породив нравственно здоровое потомство, облетев весь мир, она вернётся к своим истокам, чтобы смело сказать себе: «Это моя Родина, это моя семья, государство начинается во мне».
Идея интегрального консерватизма видится нам как традиционная для России идея сохранения своего прошлого в институциях, текстах, обычаях, дополненная необходимой идеей развития, но не либерального происхождения, занесенного к нам извне. Не стоит превращать консерватизм в музей мумий, однако ж и выплескивать вместе с водой ребенка, как это делают обозначенные либералы — тоже не дело. Следует искать «золотую середину»: консерватизм — это земля, необходимые модернизации и обновление в жизни общества — это всходы. Что посеешь, то и пожнёшь, говорит извечная поговорка. Всем нам надо набраться здорового консерватизма, почувствовать себя животворящей землей и с этой почвы дать прорасти русскому либерализму, который только по форме и названию либерализм, а по содержанию — всё наше, всё родное и необходимое. Вооружившись этой мыслью нужно каждому так перестроить собственное нутро: образ мысли, бытие, семью, ближайшее окружение, чтобы появилась естественная необходимость выйти «в люди», порождая искомые гражданские институты.
Всегда надо помнить, что мы живём в исторических условиях неподлинности, которая запущена не нами, очень давно и многие поколения пытались её преодолеть, но не смогли. Пока мы живы, у нас тоже есть шанс выйти к подлинности, насколько нам это удастся — покажет время. Подлинность завоёвывается! И шанс этот следует понимать как миссию — от неподлиности к подлинности.
Миронов Данила Андреевич, кандидат философский наук
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.