Л.О.Добровольский. О новой книге С.А.Емельянова
О книге С. А. Емельянова «Русская идея и звуки вечности. Социально-эстетические этюды».‒Алетейя.‒ 2016.
Многочисленные и многотрудные попытки отечественных и зарубежных философов прошлого и современности раскрыть смысл высказывания Ф. М. Достоевского о заключённой в русской идее великой силе не привели к выработке универсальной формулы, дающей решение поставленной задачи. Необъяснимая сила столь же необъяснимой русской идеи будоражит воображение авторов научных и околонаучных исследований, оппонентов и комментаторов и тех и других, порождает новые догадки и новые перепевы старых вариаций. Как всё необъяснимое приводит к бездоказательной вере, так и в данном случае остаётся полагаться на единственность такого подхода и, не ломая копья, уверовать в существование русской идеи. Или, если брать шире — русского бога, во имя которого и под руководством которого быть русскому народу. Мы привыкли к мысли, что бог осознаётся землянами (по крайней мере ими – наверняка) как идея., которой охвачены миллиарды человек. Служители этой идеи и искренние её приверженцы связывают с с идеей бога своё понимание мироустройства, истории возникновения жизни (на Земле − в частности), появления человека и т.д. Концепт бог – центральный, структурообразующий в концептосфере мировой культуры обозримого прошлого, обозреваемого настоящего и , надо полагать, будущего, обозреваемого смутно. Таким образом, не особо погрешив против логики, можно допустить, что если бог – это идея, то русская идея – это русский бог. Легитимизация русского бога, претендующего на автономию, чревато разрушением структуры организации сознания верующих и попаданию их в стан поражённых когнитивным диссонансом.
Бесчисленны утверждения о миссии России в судьбе человечества. Приведенное высказывание о русской идее зародилось в мыслях классика, можно предположить, спонтанно, как всякое великое озарение и, как истинно великое открытие, возвеличило и самого автора, подарившего поколениям последователей и исследователей возможность проявить эрудицию в хитросплетениях и взаимосвязях гуманитарных, технических и теологических наук применительно к данному вопросу.
Основной замысел книги С. А. Емельянова «Русская идея и звуки вечности» не только в том, чтобы рассмотреть проблемы (и механизм) взаимодействия религиозного и эстетического идеала, комедии и трагедии отечественной истории, самой русской идеи, как указано в аннотации, но дать читателю возможность экстраполировать свои воззрения, в том числе и в глобальном, вселенском масштабе, на вопросы мироустройства и выработать (в чём-то подтвердить или опровергнуть ) свои собственные представления о душе, духе и материи, о стране и народе, то есть самостоятельно «перебросить экзистенциальный мостик от судьбы национально-исторической к судьбе личностно-индивидуальной, а затем попытаться высветить вертикальное измерение своей тленной жизни как тот «остаток», что нерастворённым уйдёт с нами в Инобытие» (Кьеркегор). Стоя́щему перед этим мостиком суждено стать свидетелем и участником многофакторного эксперимента, в котором на равных действуют Любовь, Вера, Надежда, Зло, Добро и остальные воители и воительницы, находящиеся в непрестанном борении друг с другом и с Человеком.
Книга С.А.Емельянова (далее – С.Е.) – своеобразный октаэдр (восьмигранник) по количеству граней-разделов (ключевые и заключительные слова – единая грань). Книга-октаэдр в целом и каждой своей гранью представляет «русскую идею», рассмотренную в определённой плоскости рассуждений, удерживаемой колками цитат. К слову: правильный октаэдр – один из пяти выпуклых правильных многогранников, так называемых Платоновых тел, что поддерживает выбор именно такого образа книги, ибо на основе воззрений Платона выстроены многие утверждения С.Е.
«Октаэдр С.Е.» создан свободным художником мысли, рассчитан на тех, кто «похож на меня» (слова С.Е. – Л.Д.) и на тех (в большей степени), кто духовно и эстетически мимикрирует, принимая сторону автора в джунглях его рассуждений, лежащих бесспорно в рамках православия и при этом одухотворённых мыслями философов Запада, Востока и, естественно, самой России. Рисуя широкие полотна состояния (в основном в социальном аспекте) современной России, обращаясь к её давнему и не очень давнему прошлому, С.Е. приводит массу известных исторических фактов не с целью просто о них напомнить, но дать им свою, подчас неординарную оценку, с чем не обязательно должен согласиться въедливый читатель, но о чём он обязательно призадумается. Для карандаша (пера, ручки, клавиатуры) оппонента есть где разгуляться, есть что опровергнуть или дополнить. Материал далёк от крикливой (и кричащей) публицистичности жёлтого оттенка и отличается, в первую очередь, занимательностью в достойном смысле слова. Стиль изложения и подбор материала делают книгу именно занимательной, что особенно ценно для привлечения-приобщения (в первую очередь) не слишком искушённого читателя к серьёзной литературе. Не умаляя уровня научной ценности книги, её можно смело отнести к категории «занимательная философия» в дополнение к уже известным в этом плане книгам по физике, математике, астрономии, психологии и т.д.
Язык книги краток, точен, образен; два-три штриха неожиданного ракурса, а то и просто «замечание походя» к портрету той или иной исторической личности вносят определённый «оживляж» в общую структуру повествования, придавая своеобразие стилю изложения. В этом отношении перед читателем равны все личности, затронутые острым и остроумным пером (клавиатурой) С.Е. Это, в частности: «Известный Калининградский философ И. Кант», «эталонный мудрец Сократ», «малопьющий богатырь Илья Муромец», «заслуживающий личного мемориального бюста у подъезда Ж.Ж.Руссо», «густобородый атеист К.Г.Маркс», «одетый в лосины адепт западной деловитости Пётр с порядковым номером 1», «верный зять отечества А.С.Хомяков», «первый учёный ХХ века без длинного списка учеников А.Эйнштейн» и т.д.
Вынесенные в качестве эпиграфов к книге высказывания Ф.М.Достоевского и Л.Н.Гумилёва как задающие магистральные направления диспута-дискуссии автора с миром определяют уровень обсуждений. Каждый из постулатов , заключённых в эпиграфах, уже являлся предметом дискуссий на всевозможных научных форумах и на страницах книг и журналов, что облегчает задачу С.Е в подборе и выборе материалов. Каждый из постулатов по-разному интерпретирует возможные пути будущего развития России. При этом окончательного, логически выверенного итога по результатам предыдущих дискуссий по теме, вынесенной в название книги, нет. Думается, его и быть не может: слишком широка проблематика и слишком многоплановы варианты возможных решений. Своё видение сути русской идеи автор изложил следующим образом: «Содержательная суть Русской Идеи как инобытия геополитической гравитации в художественной инсталляции положительных компонентов исторического и современного» (С.Е., с. 8). Приземляя трактовки важнейших философских понятий и нацеливая свои рассуждения в русло практики (Практика – критерий истины), С.Е замечает, что «Если уже давно известное заставляет думать, переживать и действовать (выделено мной – Л.Д.) с пользой для общества и интересом для себя – это называется Истиной» (там же). В этом, казалось бы , проходном замечании отражается суть подхода С.Е. к решению сугубо теоретических проблем. Чем привлекает книга в целом, так это не только позитивным взглядом автора на мир, но и непрестанным напоминанием: любая идея может быть воплощена только в результате действия, в результате делания. «Выход из конфликтной ситуации (жизнь для себя –жизнь в отречении от себя, − Л.Д.) там же, где и вход – от созерцания мира человек должен перейти к его улучшению» (с. 112), т.е. к деланию нового мира или переустройству (совершенствованию) существующего. Но каждое новое поколение получает мир «с обременениями», от которых отделаться бывает невозможно; эти обременения эволюционируют в более изощрённые формы, а человек всё более отдаляется от цели своего существования. Обращаясь к мировому пролетариату с призывом сбросить ярмо «обременений», К.Маркс, «отягощённый» немецкой классикой, не интерполировал тезис «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» до уточнения: «Соединяйтесь, не переставая быть пламенными патриотами своей страны» (с. 114).
Принятое за аксиому разделение мира (в устоявшемся для нас понимании) на Запад и Восток представляется ущербным, не учитывающим, что земной шар имеет как минимум (последнее слово оставляем за математиками) четыре полушария (Север- Юг, Запад-Восток), поэтому ограничивать направления развития России (экспансии интересов) в геополитическом плане евразийством ─ заведомо усекать исследования перспективных альтернатив. Современная проблема массовой миграции в страны Европы предупреждает: экватор близок, скоро на африканский роток не накинешь платок.
Лавка будущих древностей ждёт книгу С.Е. как артефакт эпохи сильнейшего противостояния России с Западом и христианства с мусульманством, эпохи открытых конфликтов и временно сглаживающих их компромиссов. Трудно сказать, проявляется ли действие генома русской идеи, неявным образом оберегающего Россию от крупномасштабных неприятностей или сказывается умение российских политиков избегать принятие необратимых по возможным последствиям решений, но сегодня Россия действительно крупная мировая держава, реализующая, однако, далеко не в полную мощь свой потенциал. Основная загадка русской идеи, возможно, в том, почему Россия неэффективно использует богатейшие природные ресурсы, ум и смекалку народа. Или не та деловая хватка? Или что-то мешает коллективному разуму «встряхнуться», осознать народу своё Я и начать действовать во имя своего благосостояния? Или России постоянно мешают внешние факторы, заставляющие её отодвигать решение своих проблем на неопределённое время? Эти и другие «или» рассматриваются С.Е . в широком контексте основной проблемы русской идеи.
Считается, что формально право гражданства понятие «русская идея» обрела в 1862 году благодаря Ф.М.Достоевскому («Дневник писателя»), но фактически идея русской идеи, будучи неоформленной и неозвученной, витала над Россией — Русью ещё дохристианской, отсутствие прямых источников – ещё не повод для сомнений. Владимир Святославович, «хозяин Земли Русской, трезво понимал идеологическую неадекватность пантеона языческих общинно-племенных богов для неуклонного повышения качества жизни» (С.Е., с. 15) . Социальная направленность деятельности князя Владимира подвигла его на политический шаг для переориентации Руси в духовном плане. О духовности политики (и неразрывности этих понятий) С.Е. ещё раз напоминает, рассматривая состояние американского общества ( и американской политики) уже в наши дни: «Духовно возрастающая политика должна быть не искусством возможного … а искусством невозможного – проявлением высшей реальности в низшей» (с. 193) .
О причинах социальной неустроенности дореволюционной России писали многие, отмечали дикость нравов и невежество, но одно дело – отмечать, другое – деятельно изменять ситуацию. Как справедливо указано С.Е., литературная элита, вскрывавшая язвы крепостнической России, не торопилась отпускать крестьян (крепостных работников) , которыми она владела, тем самым продлевая феодализм и задерживая развитие России. Русская философская мысль XIX века пробивала свою дорогу к мировому признанию, испытывая сильнейшее влияние философских школ и направлений Европы. Если П.Я. Чаадаев собственно о русской идее не писал, он держал её в уме, сравнивая католицизм и православие в части приближенности к социальным проблемам простых людей и считая, что если католицизм стремится обеспечить более устроенную жизнь людей здесь, на земле, то православие уготовляет к райской жизни на небесах. Призывая к смирению, к непротивлению обстоятельствам, философ закрывал перед собой дверь, не решаясь на логические выводы из своих рассуждений. «Я любил мою страну по-своему, вот и всё, и прослыть за ненавистника России было мне тяжелее, нежели могу вам выразить», писал Чаадаев, и так могли бы написать многие из тех, судьбы которых затронуты в книге С.Е.
Океанические явления в глубинах российской истории возбуждают волны, доходящие до «других берегов», выбрасывая там пену, мусор, щепки разрушенных судеб – неизбежные следы смут, междоусобиц, путчей и «перестроек», по отголоскам которых на «других берегах» судят о первопричинах и вырабатывают снадобья – лекарства для себя и «лекарства» для России (для её культуры, экономики, политики), о чём аргументированно говорится в книге С.Е. Иногда с пеной и мусором к «тем берегам» прибиваются зачинатели и активисты. Все эти потрясения, подпитываемые и инициируемые из-за границы, в основном – с Запада, в контексте русской идеи не ощущают со стороны её приверженцев должного отпора опять же в силу неопределённости и размытости её (русской идеи) сути и, в первую очередь, в части социальной направленности. Лозунги «Свобода! Независимость! Равноправие!» и т.д., берущиеся напрокат с западных реквизиторских кладовых, оставляют за скобками интересы населения собственно России, не учитывают менталитет и самобытность нашего народа. О труде и тружениках, которым предназначено русскую идею воплощать через делание, современные лозунги не упоминают.
Основой русской идеи является мечта об организации достойного бытия жителей России. Но достойной чего? Великого исторического прошлого? Достойной предназначения России и её исторической миссии в судьбах человечества? Или достойной накопленного ценой больших потерь исторического опыта? Но: «В тебе, в твоих глубинных генах //Судьбой заложена давно //Мечта о светлых переменах, //Которым сбыться не дано.//Мечта блистательной зарницей //Сверкает ярко вдалеке// И пропадает вслед за птицей,//Вспорхнувшей с ветки налегке;//Навязчивость мечты опасна//Как неподъёмная сума://Недосягаемо прекрасна,//Она сведёт тебя с ума.//Летим к мечте…// Трещит упряжка…//Овраги, рытвины, кусты…//Хитро подмигивает Пряжка//И волком щерятся «Кресты». («Россия». Лаэрт Добровольский). Русская идея как трудница Её Величества Русской Мечты обречена принимать пинки и тычки, терпеть упрёки и отвечать невпопад, оставаясь преданной своему долгу. Какой бы ни была политическая погода на российском дворе, власть всегда выдвигает на первый план социальное преображение. Идейные противники – славяно- и европофилы «были зачарованы русской тайной, не сдрасывали с души философский камень и мучительно искали фантастическую перспективу через социальное преображение» (С.Е., с. 80). Здесь, и на других гранях «октаэдра Емельянова» идея социальных преобразований выдвигается на ключевую роль в ряду других составляющих русской идеи.
Национальные мечты (мечтания) и национальные идеи находятся в непрерывном противоборстве. Активно напоминает о своём существовании американская мечта. Мечта американская и мечта российская в открытом сражении не сталкивались. Столкновение мечты российской (советской) с коллегами наполеоновской Франции, гитлеровской Германии и др. убеждает в необходимости мечте быть сильной. Отсылка С.Е. к книге Б.Х.Обамы «Дерзость надежды. Мысли о возрождении американской мечты» нелишний штрих в рассуждениях о русской идее…
Книга С.А.Емельянова «Русская идея и звуки вечности» заслуживает более широкого рассмотрения и обсуждения. В рецензии затронуты некоторые, наиболее ярко высвеченные моменты в рассуждениях автора. Должны быть рассмотрены и подвергнуты критическому анализу трактовки С.Е еврейского вопроса и связи иудаизма с русской культурой и русской идеей в целом. Неоправданно большое место в книге уделено еврейству в контексте русской истории, что отвлекает внимание читателя от основной линии книги. В целом книга представляется сгустком идей, которым нужно помочь «раскрыться» подобно набухшим почкам весенних побегов, каждый из которых обещает реализоваться в самостоятельной жизни.
Член Союза писателей РФ Л.О.Добровольский
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.