Нина Артеменко. Фольклорное движение и Русская Православная Церковь: пути решения «крестьянского вопроса»

В 2007 году фольклорный ансамбль «Домострой» отметил двойной юбилей: 25-летие своего основания и десятилетие начала работы Нины Николаевны Артеменко руководителем творческой группы ансамбля. За эти годы неузнаваемо изменился мир вокруг нас. Много событий произошло и в жизни ансамбля, и в жизни каждого из его участников. На счету ансамбля сотни выступлений, участие в фольклорных фестивалях, городских праздниках и научных семинарах, победы в творческих конкурсах, беседы о фольклоре на радио, выставках «Православная Русь» и «Пасхальный фестиваль», мастер-классы по народным играм и работа над озвучиванием художественных и музыкальных фильмов. По материалам фольклорных экспедиций выпущено несколько учебно-методических аудио-кассет и компакт-дисков. «Домострой» входит в число творческих коллективов, объединённых в Российский фольклорный союз. Сегодня публикуем на Русской линии доклад Н.Н.Артеменко на последних Рождественских чтениях.

«Поистине <…> в развитии этого мира ничто не проходит бесследно,
ничто не теряется и не исчезает: ни одно слово, ни одна улыбка, ни один
вздох… Кто хоть раз доставил другому радость сердца, тот улучшил
тем самым весь мир; а кто умеет любить и радовать людей, тот
становится художником жизни. Каждый божественный миг жизни,
каждый звук поющего сердца влияет на мировую историю
больше, чем те «великие» события, хозяйства и политики, которые
совершаются в плоском и жестоком плане земного существования и
назначение которых нередко состоит в том,
чтобы люди поняли их пошлость и обреченность…»
Иван Ильин «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний»

Говоря о традиционной культуре, о воспитании молодого поколения в традиционной ценностной системе, мы всегда исходим из положения о том, что народная культура неразрывно связана с судьбами народа и наравне с профессиональным искусством, литературой играет ключевую роль в развитии его национальной культуры, его самоидентификации. Отношение российского государства, творческой и научной интеллигенции, самих носителей традиций к собственному культурному достоянию в разные исторические эпохи было различно и всегда отражало «расстановку сил» в обществе, его ведущую идеологию.

«Крестьянский вопрос» — а именно с крестьянской традиционной культурой мы связываем понятие «фольклор» — с давних времён глубоко волновал умы лучших людей России. Поиски путей его решения в среде просвещенного российского общества конца XVIII-XIX вв. велись в нескольких направлениях. Первейшая необходимость виделась, как все мы помним, в освобождении крестьян от крепостной зависимости и улучшении его социально-экономического положения. С другой стороны, выход из «тупика», преодоление социального неравенства искали в «просвещении» народа, «подтягивании» его до культурного уровня правящих классов — дворянской и разночинной интеллигенции. Однако, как верно подметил один из авторов «Этнографического обозрения» за 1894-й г., «…известная часть интеллигенции, горя идеей освобождения и просвещения, шла в народ, не ведая, что в нём таится…» [1]. Это свойственное «друзьям народа» непонимание и недооценка своеобразия крестьянского жизненного уклада, неприятие ими духовного облика крестьянина-христианина, его мировосприятия вставало непреодолимой преградой на пути к осуществлению многих благих начинаний [2].

Потому, начиная с историка В. Н. Татищева, писателей-славянофилов, С. Т. и К. С. Аксаковых, А. С. Хомякова, авторов фундаментального собрания русских народных песен братьев И. В. и П. В. Киреевских, «просвещённого помещика» и публициста А. Н. Энгельгардта и многих других общественных деятелей, в русском обществе звучали призывы пристально изучать культуру простого народа, в коей «мнимая цивилизация и западное просвещение ещё не убили благословенных обычаев предков» [3]. Записи народных песен и сказок А. С. Пушкина, издания сборников народных песен и «Материалов для изучения быта и языка русского населения Северо-западного края» П. В. Шейна, научные труды академиков А. И. Соболевского, А. А. Потебни, «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля, рассказы и повести Н. С. Лескова, бытовые рассказы С. В. Максимова, очерки Г. И. Успенского, выставки произведений художников-передвижников, деятельность композиторов «Могучей кучки», музыкальных критиков В. В. Стасова, А. Н. Серова — вот малая толика поистине гигантских усилий ученых, литераторов, деятелей искусства в дореволюционной России, которые пробуждали и поддерживали интерес общества к глубинным пластам народной жизни.

Создание в 1845 году Русского Географического общества стало важным этапом в деле изучения крестьянского быта, особенностей народного мировоззрения. Сотни крестьян, сельских священников стали корреспондентами РГО, присылая «записки» с поистине бесценными сведениями по народной культуре.

В эти же годы усилиями ученых-этнографов, отдельных энтузиастов-собирателей пополняются коллекции памятников народного прикладного искусства Этнографических отделов Русского музея (С.-Пб), Румянцевского музея в Москве. Открываются и региональные отделы и музеи народного быта. Экспонаты этнографических выставок, в особенности, крупнейшей выставки 1867 года, новейшие открытия в сфере иконописи, народной живописи, зодчестве, лёгшие в основу выдающейся для своего времени «Истории русского искусства» И. Э. Грабаря, восхищали художественным мастерством безвестных народных умельцев и принесли, наконец, народному искусству широкое общественное признание.

Триумфальные «Русские сезоны» на Всемирной ярмарке в Париже, оперные и балетные спектакли с великолепными декорациями художников «Мира искусства» Л. Бакста, А. Бенуа, иллюстрации к изданиям русских сказок И. Я. Билибина, грандиозные празднества с костюмированными русскими балами в честь 300-летия династии Романовых отражали подъём патриотических настроений в русском образованном обществе. На волне этих настроений определился и вектор дальнейшего развития русской профессиональной культуры — театра, музыки, живописи, в которых художественный язык, образы «низкого» простонародного творчества становятся языком передового, новаторского искусства.

Достижения в сфере естественных наук, инженерной и технической мысли во 2-й половине XIX века привели к подлинному перевороту в области музыкального и исполнительского искусства. С изобретением первого звукозаписывающего устройства — фонографа — у собирателей фольклора Е. Э. Линёвой, А. М. Листопадова, Н. Ончукова и др. впервые, после слуховых записей их великих предшественников Н. Е. Пальчикова, Н. А. Римского-Корсакова, Н. М. Лопатина и В. Прокунина и мн. др., появилась возможность записи живых голосов народных певцов, мастеров народного многоголосия.

Настоящей сенсацией для русской публики тех лет стали концерты в Москве и Санкт-Петербурге и фонографические записи крестьянского хора М. Е. Пятницкого, онежской «вопленицы» И. А. Федосовой, выдающихся сказителей И. Т. Рябинина, М. Д. Кривополеновой. Как отмечал «Этнографический обозреватель», выступления в столичных учебных заведениях И. Т. Рябинина «…немало способствовал[и] развитию в нашей учащейся молодёжи интереса и вкуса к произведениям народной словесности» [4].

Процесс либерализации общественной жизни, экономический рост, который наметился в России 2-й половины XIX-го века благодаря проводимым правительством реформам, коснулся и деревни. Крестьянская реформа 1861 года, отменившая крепостную зависимость, «хождение в народ» разночинной интеллигенции в пореформенный период, открытие бесплатных школ, больниц, учреждение в 1864 году Земской управы, наконец, столыпинская реформа 1900-х годов — переселение тысяч крестьян в богатые, неосвоенные земли Сибири — эти и другие меры, предпринимаемые государством, общественными движениями, призваны были улучшить экономическое и социальное положение крестьянства.

Однако, эти, казалось бы, однозначно положительные сдвиги в общественном устройстве имели и свою оборотную сторону. Имущественное расслоение, отходничество крестьян в города на заработки, частые семейные разделы, нарушавшие патриархальные устои большой семейной крестьянской общины; «просветительская», а на деле «подрывная» работа атеистической революционной молодёжи в деревне — всё это самым негативным образом отражалось на внутриобщинных отношениях, кардинально меняло всю традиционную систему ценностей. Духовный соблазн, скрывавшийся за лозунгами «бытоулучшателей» о борьбе за всеобщую социальную справедливость, их опасность для духовно-нравственного здоровья народа одним из первых почувствовал св. прав. отец Иоанн Кронштадский. Не раз звучали с амвона его грозные обличительные слова [5]:
«Смотрите же на эти плоды нынешней цивилизации: кому они приятны и полезны? Отчего ныне Россия в смятении? Отчего у нас безначалие? Отчего учащееся юношество потеряло страх Божий и бросило свои прямые обязанности? Отчего гордые интеллигенты стремятся в опекуны и правители народа, не понимая этого народа и его действительных нужд и не любя его? Оттого, что у всех у них оскудела вера в Бога, в Его праведные, вечные глаголы; оттого, что она отпала от Церкви Божией, единой руководительницы к святой христианской жизни…» [6].

Последующие за революцией 1917 года гражданская война и большевистский террор, разгром Церкви, коллективизация и раскулачивание крестьянства в XX-м столетии, помимо катастрофических человеческих потерь, нанесли непоправимый удар по складывавшейся в течении нескольких веков «симфонии» власти и народа, интеллигенции и «малограмотных масс» [7].

Столь пространный экскурс в историю «крестьянского вопроса» позволяет, как нам кажется, увидеть, что и в наши дни он всё ещё остаётся открытым. Вспомним совсем ещё недавние события: печально-известный «план поворота северных рек», убийственное для крестьянства постановление о «неперспективных деревнях», выкосившее и так скудно-населённые земли и превратившее некогда богатые на урожай угодья в заросшие бурьяном пустоши. Не менее губительной для народной культуры, для передачи традиционных ценностей, трудовых навыков новым поколениям оказалась, на наш взгляд, и система сельского школьного образования и воспитания детей в отрыве от семьи, в школах-интернатах, а по сути — детских резервациях.

Несмотря на выдающиеся успехи советской фольклористики, создание целого ряда научных школ, открытие государственных хранилищ фольклорных и этнографических материалов по культуре десятков регионов Российской Федерации, остановить начавшийся процесс угасания фольклорных традиций силами лишь «чистой науки» не представлялось возможным. Усугубляли ситуацию жесткий диктат со стороны идеологов «пролеткульта», директивы партии о «борьбе с пережитками», к коим причислялся весь архаичный крестьянский фольклор.

Академик Д. С. Лихачёв охарактеризовал как-то понятие эволюции, прогресса не только и не столько как процесс непрерывного поступательного развития, научных открытий, но и как цепь величайших, не восполнимых для человеческой культуры потерь. Это парадоксальное высказывание вспоминается всякий раз, когда глазам собирателей фольклора конца XX-го столетия предстаёт картина невиданного разорения деревни, обнищания и духовно-нравственного оскудения, о чём с такой болью писали Валентин Распутин и Фёдор Абрамов, а вместо исконных народных и церковных праздников — жалкие потуги сельской клубной самодеятельности или официозная трескотня колхозных собраний.

Страшная, оглушающая правда о русской деревне: «Всё изнетилось!», услышанная нами, студентами Ленинградской консерватории, много лет назад из уст пожилой вологодской крестьянки, требовала какого-либо противодействия, незамедлительного позитивного решения насущных вопросов.

***
Благодаря преемственности традиций, наука об устном народном творчестве вышла на новую ступень развития. 1970-1980-е годы ознаменовались зарождением и расцветом так называемого фольклорного движения, охватившего поначалу крупнейшие города России, а со временем и российскую провинцию, областные и районные центры. Один за другим возникают молодёжные фольклорные ансамбли, которые в 1989 году объединились в Российский союз любительских фольклорных ансамблей, позднее — Российский фольклорный союз (РФС). Своей программной целью он ставил координацию усилий по «всестороннему комплексному широкомасштабному изучению народной традиционной культуры» [8].

С приходом на сцену фольклорных ансамблей непривычные, будоражащие звуки старинных песен и обрядов, нарушивших размеренность и спокойствие классических концертных залов, парков и площадей, яркие краски старинных одежд, изумивших всех своей неожиданной авангардностью, буквально ворвались в нашу жизнь. Они в немалой степени предвосхитили те перемены в духовной и политической жизни страны, тот «ветер свободы», которые наступили с эпохой «гласности».

Деятельность фольклорных ансамблей (студий, объединений) как особой формы творческой, собирательской и научной деятельности явилась одной из новых и, как показало время, жизнеспособных форм бытования фольклора в городской среде [9].

Столь яркое культурное явление было обусловлено несколькими объективными факторами. Помимо отмечаемого собирателями повсеместного исчезновения традиционных жанров фольклора на селе, это осознанное ощущение недостаточности «сухого» кабинетного изучения фольклора и исследования его «на бумаге» для сохранения и передачи его последующим поколениям. Отсюда — поиски путей практического освоения местных песенных традиций в их наиболее приближенной к исконной, аутентичной интерпретации; «принципиальная оппозиционность» (Н. Н. Гилярова) академическому «народному хору», насаждавшему в своей концертной практике стилизованный, упрощённый образ колхозника — «ура-патриота» и воспевателя трудовых колхозных будней.

Немаловажно, что во главе многих известных фольклорных ансамблей — талантливые музыканты, блестящие ученые-фольклористы. Их усилиями за прошедшие десятилетия сформировалось новое научное направление «практическая, или экспериментальная фольклористика» (термин Б. Н. Путилова) и явилась новая категория исследователя фольклора — «поющий музыковед» (Н. Жуланова). В своей работе они опираются на теоретическое положение о том, что фольклор как вербальная система и особый культурный феномен может быть практически освоен только по законам устной культуры и как творческий процесс осуществляется только через акт исполнения, воспроизведения /ретрансляции.

В естественной среде функционирования фольклорных традиций — в крестьянской общине (деревне, казачьем хуторе) — передача традиции от поколения к поколению происходит естественным путем, через воспитание в семье, через участие каждого её члена в общественно-значимых событиях. В практике фольклорного движения участники фольклорных групп, горожане, чаще всего не являющиеся прямыми носителями песенной традиции, постигают её в репетиционном зале. Материалом для изучения служат им аудио- и видеозаписи традиционного фольклора, привезённые из фольклорных экспедиций. Без этих поездок в отдаленные от столиц деревни, без тесного, живого общения с народными певцами, без многократных прослушиваний, анализа собранных материалов качественное освоение местных песенных традиций было бы, понятно, крайне затруднено и не принесло бы искомого результата.

Восстановление утраченных традиций оказывается невозможным также и вне контекста с историей края, трудовыми традициями, нравственно-этическими нормами, системой воспитания, празднично-обрядовой и игровой сферой, материальной культурой, включающей традиционный костюм, жилище, обрядовую и повседневную кухню, хозяйственную утварь. Комплексный подход к изучению локальных фольклорных традиций проявил себя как наиболее методически действенный и результативный и стал основополагающим в педагогической практике фольклорного движения. С этим связано широкое распространение такого типа детского/молодёжного фольклорного коллектива, как фольклорно-этнографическая студия/школа с целым штатом сотрудников-этномузыковедов, специалистов по народной хореографии, различным видам народных ремёсел. (Примером тому могут служить ансамбли «Горница» в С.-Петербурге, «Веретёнце» в Москве и мн. др.)

Тем не менее, даже самое тщательное воспроизведение этнографического антуража не даёт полной картины былых фольклорных традиций, если в центре нашего исследования не стоит её носитель — крестьянин-христианин. Именно проникновение, «прорастание» в основу основ мировосприятия русского человека, крестьянина-землепашца — его общинный дух, память о предках, любовь к земле, своему роду-племени, ко всякому творению Божию и, наконец, его православную веру — должно стать целью современного фольклорного движения.

Действительно, жизнь обычного современного человека, скажем, горожанина, не связанного общинными отношениями (и, скажем здесь, серьёзными религиозными представлениями) носит более-менее стихийный, личностный характер, зависящий от его личной воли и жизненных обстоятельств, и служит необходимости поддержания собственной жизненной силы и продолжения рода. Жизнь же земледельца (в традиционном обществе) от рождения и до смерти является жизнью «обрядовой», регламентированной обрядом, и подчиняется непреложному закону цикличности. В основе его календарный год: смена времён года и соответствующих им крестьянских земледельческих работ, смена труда и отдыха, будней и праздников.

С установлением христианства на Руси, с проникновением его во все сферы народного самосознания, культуры и жизненного уклада, следование принятым нравственно-этическим нормам, неукоснительное исполнение обычаев «древлего благочестия» приняло истинно религиозный характер. Сознательный отказ от предписанных обычаем ритуалов, забвение традиций расценивалось как легкомысленное и опасное своеволие и, как нарушение христианских заповедей, могло навлечь, по мнению крестьян, различные бедствия.

…Уж мы злат венец приняли,
Закон Божий исполняли.

В поэтическом тексте народной свадебной песни сформулирован основной нравственный закон, идеал, к которому устремлены все помыслы. Любая житейская нужда — первый выгон скота в поле или, напротив, болезни, падёж, начало сева или прошение дождя в засуху, рождение ребёнка или свадьба — всё в сознании русского крестьянина имело, помимо чисто жизненного смысла, и обоснование в его вере, находило своих святых заступников пред Богом и покровителей.

Казалось бы, что общего между эпохой расцвета классического (по У. Дж. Томсу и Дж. Фрезеру) фольклора и современной ситуацией? Признаемся, традиционные народные песни, обряды редко услышишь и увидишь ныне в естественной для них обстановке, на сельском празднике, за столом или на молодёжной вечеринке. Вовсе сказочной стариной веет уже от встреч с живыми исполнителями героических былин, описанных А. Д. Григорьевым или О. Э. Озаровской. Между тем, реалии нашего времени, экспедиционная практика фольклорных ансамблей не только инициируют «фольклорную ситуацию», заставляя пожилых людей вспоминать свою молодость и давно забытые песни, но и возвращают к жизни важнейшие для России культурные архетипы.

Так, ситуации, возникающие в период фольклорной экспедиции, весьма схожи с традиционным паломничеством по святым местам: длительные переходы, встречи, дорожные рассказы странников, ночлег у незнакомых, случайных людей; расспросы, откровенность, ни к чему не обязывающая, но позволяющая раскрыться рассказчику. Установившиеся нормы этикета — традиционное гостеприимство, оказываемое собирателям местными жителями, — продолжают традицию нищелюбия, лежащую в корне православной культуры: искренняя радость от встречи с путником, готовность накормить, обогреть, приветить, наделить «на дорожку».

Сами условия существования, особенности работы собирателей «в поле» являются прямым продолжением традиций странничества. Многих, впервые попавших в экспедицию, поражает аскетизм, возведённый в правило: работа часто впроголодь, шутливые приговорки типа «ни слова о еде, только о работе!»; сон на полу, минимум удобств и потребностей — «единое на потребу…». Как говаривал один наш студент: «мне бабушек, побольше и постарше!» В этом предпочтении в качестве информаторов, рассказчиков людей старшего поколения, которых их собственные дети и внуки «не слушают» и подчас воспринимают как «скорбных умом», — проявление ещё одного национального архетипа: христианского почтения к старикам. Экспедиция — это подчас и школа выживания в условиях экстраординарных: затяжных дождей или 50-градусной жары, многокилометровых пеших переходов или… землетрясения.

При рассмотрении особенностей экспедиционной работы возникает аналогия с внутренним устройством рабочих артелей, страннических групп: то же требование жесткого соблюдения субординации (иерархии) — послушание руководителю, на котором лежит особая ответственность за успех всего предприятия, за благополучие и здоровье каждого участника. А принятый кодекс поведения группы на записи — умение слушать, не задавать «лишних», тем более, бестактных вопросов, не показывать своё «всезнайство»! И главная заповедь фольклориста: «мы пришли учиться, а не учить». (Надо заметить, не всякий выдерживает подобное послушничество. Экспедиция мгновенно выявляет «лишних людей», обнаруживает скрытые доселе черты характеров.)

Помимо научно-исследовательских и практических задач, перед каждым коллективом встаёт целый ряд вопросов, в том числе и из разряда «вечных», онтологических.

Фольклорный ансамбль, клуб для большинства его участников — это не столько способ организации досуга или хобби, сколько создание гармоничнойсреды обитания — той среды единомышленников, которая в православном мире зовётся «малой церковью». Это попытка оптимизировать само бытие современного человека, отчуждённого от земли, от традиционного изустного способа передачи знаний и опыта, всей многовековой духовной и материальной культуры народа. Это сознательное противопоставление потоку негативной информации, агрессивности средств массовой информации, культивирующих дух западного индивидуализма и потребительства, — духа соборности, общности; урбанистической («маргариновой»!) псевдокультуре — культуру подлинную, не подменённую; «великий и могучий» язык наших предков, цветистый, образный — языку андеграунда, китча [10].

***
Фольклорное движение, начавшись с неудержимого желания молодых музыкантов попробовать — «смогу или не смогу петь так, как бабушки», претерпело за годы своего развития значительные изменения. Многолетнее скептическое замалчивание академической наукой деятельности городских фольклорных ансамблей, упреки их в «мимикрии», грубом «фольклоризме» сменилось не только признанием за ними права на существование, но и выделением на их основе особого, практического направления в этномузыкознании [11] и включение специальной дисциплины в учебные программы российских вузов [12]. Истории возникновения и становления, феномену успешности этого движения посвящены множество научных статей, интервью с его участниками и руководителями.

Без сомнения, полные залы, которые собирают крупнейшие фольклорные форумы, свидетельствуют о неподдельном интересе российской публики к своему национальному наследию. И в этом видится результат поистине подвижнической работы десятков и сотен фольклорных коллективов. Однако, значение фольклорного движения, как нам представляется, выходит за рамки очередного, даже весьма яркого, этнокультурного явления. Последовательная просветительская работа фольклорных ансамблей и объединений стала частью общественного движения за национальное духовное возрождение в России и других республиках бывшего Советского Союза.

Новые тенденции, пришедшие на смену духовной несвободе и тотальной секуляризации всех сфер жизнедеятельности человека, — восстановление Православной Церкви и полноценной церковной жизни — коснулись самых разных сторон культурной жизни России. Среди той молодежи, которая хлынула в возрожденные храмы, были и участники фольклорных коллективов. Многие из них, став уже певчими, регентами церковных хоров, приняв священство, с благодарностью и трепетом вспоминают своё фольклорное прошлое. Непростой путь воцерковления, человеческого и духовного взросления сказался не только на их личной судьбе, но и привел к переосмыслению собственного опыта общения с народной культурой [13].

Будучи активными прихожанами, слушателями катехизаторских курсов и лекториев, православные участники фольклорного движения первыми почувствовали некое недостающее звено между Церковью и «миром». Тесному неформальному общению прихожан за стенами храма (которое св. прав. Иоанн Кронштадтский называл «литургией после литургии») мешала предшествующая оторванность нескольких поколений от церковных и народных традиций, от традиционного уклада жизни, где был достигнут необходимый баланс между духовным и светским воспитанием и образованием, светской и духовной культурой. Православным воскресным и приходским школам, молодёжным патриотическим клубам требовались, помимо законоучителей, организаторы, обладающие достаточными знаниями и опытом работы в области народной культуры. Наметился определенный кризис и с русским песенно-хоровым репертуаром. (Не более чем курьёзом представляется нам певческий репертуар одной из православных школ, где в рубрике «народные песни» значилась лишь авторская песня «Ой, мороз-мороз»!..)

К счастью для всех нас, этот досадный разрыв (если не сказать, раскол) между светской и церковной культурой при поддержке православного церковноначалия, наших «умных сердцем» батюшек постепенно преодолевается. Последние годы принесли не виданные доселе формы представления/бытования народных традиций. На наших глазах свершается то, о чём трудно было помыслить ещё десяток лет назад: с благословения православного духовенства проводятся фольклорные праздники для прихожан, кружки народного пения в воскресных школах, фольклорные фестивали и праздники в Александро-Невской и Троице-Сергиевой лаврах, в рамках культурных программ Всероссийской выставки «Православная Русь» и мн. др. Неизменный интерес вызывают публикации материалов, связанных с народным православием. Достойную оценку получает, наконец, фольклор и фольклорное движение со стороны иерархов Церкви и священства. Как отметил докладчик на Историко-филологическом семинаре «Православие и фольклор», состоявшемся в ноябре 2005 г. в МПГУ, «в современных условиях иногда через фольклорные представления и традиции люди открывают для себя забытый культурный мир, сформированный на православной основе» [14]. С одобрением отзывался о значении «кружковой работы», в т. ч. фольклорной, в сфере религиозного образования Святейший Патриарх Алексий II (+ 2008) в докладе на Ежегодном епархиальном собрании города Москвы, проходившем в декабре 2004 года [15].

Нужно признать, что отношения, складывающиеся между РПЦ и фольклорным движением, не всеми воспринимаются однозначно позитивно. В среде православных христиан, в особенности «ревностных не по разуму» новообращённых, в отношении фольклора распространяется масса предрассудков, досужих вымыслов и «страшилок», ведущих своё начало из нашего недавнего прошлого. Не готовыми к взвешенным, аргументированным оценкам часто оказываются и журналисты, авторы наших православных теле- и радиопередач [16]. Невежество в области народной культуры, вполне извинительное, не будучи навязываемым неподготовленному зрителю/слушателю, становится настоящим бедствием при попытке ориентировать его (а по сути — дезориентировать) в сложных и неоднозначных культурных явлениях, лишая последнего мужества для формирования собственного мнения.

Готовясь к настоящему докладу, я натолкнулась на интернет-форум «Опасность фольклорного православия», где, как не раз уже было в нашей истории, вновь происходит подмена понятий и всерьёз обсуждается опасность…»фольклоризации Церкви». Хочется напомнить авторам этого сайта от лица великого множества православных фольклористов, что посягательство на чистоту православия на Руси всегда почиталось тяжким грехом, а потому, по словам известного священника, мы изучаем и «пропагандируем православный фольклор», в иерархии которого православная вера, православная Церковь всегда были на вершине пирамиды, а ниже — весь православный мiр вместе с его исторически сложившимися представлениями о Боге и Его мире.
Нина Николаевна Артёменко, старший преподаватель факультета музыки РГПУ им. А.И.Герцена, художественный руководитель фольклорного ансамбля «ДОМОСТРОЙ»

Примечания:

1 — Е. Ляцкий. «Сказитель И. Т. Рябинин и его былины» // «Этнографическое обозрение», № 4. М.,1894. С. 109.
2 — Вспоминается известный пассаж об «идиотизме деревенской жизни» из переписки А. П. Чехова с М. Горьким, которые, как и многие их современники, не избежали этой духовной слепоты.
3 — В. В. Селиванов. Год русского земледельца. Зарайский уезд Рязанской губернии: // Письма из деревни. Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX века. М., 1987. С. 28.
4 — Е. Ляцкий…, с. 125.
5 — Ещё А. С. Пушкин в «Капитанской дочке» выразил сходную мысль, что «лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов без всяких насильственных потрясений».
6 — Диакон Владимир Василик. «Святой праведный Иоанн Кронштадтский и вызовы современности». Актовая речь на конференции, посвящённой 100-летнему юбилею преставления св. прав. Иоанна Кронштадтского: http://rusk.ru/st.php?idar=113417
7 — «Симфония», которая Царя и Церковь сливала в гармоническое единство, распространялась на все народно-государственное бытие, делая, тем самым, всю совокупность повинностных обязанностей, охватывавших население, системой послушаний, поддающихся пониманию в своей истинной сущности в свете только одного сопоставления: с монастырем! Нес ли кто тягло, нес ли кто службу, то есть выполнял ли кто повинность чисто исполнительного характера, или получал задание проявлять ту или иную форму власти, все едино: пред Богом и Царем выполнял каждый безответно свое всежизненное «послушание», будучи движим сознанием чего-то неизмеримо большего, чем все то, что может быть выражено в терминах общественно-государственных и даже семейно-патриархальных», — так отзывался о дореволюционной России ученик П. Б. Струве, профессор политэкономии и богослов архимандрит Константин (Зайцев), см. в кн.: // Архим. Константин (Зайцев). Чудо русской истории. М., 2000. http: // аpocalypse.оrthodoxy.ru.
8 — А. М. Мехнецов. Российский фольклорный союз десять лет спустя. // Фольклор и молодёжь. М., РФС, 2000, с. 33.
9 — В. Е. Гусев в одном из своих последних выступлений на научно-практической конференции, посвящённой 25-летию фольклорного ансамбля Санкт-Петербургской консерватории (2001 г.), характеризовал деятельность фольклорных объединений нового типа как одну из «форм освоения фольклорной традиции в современных условиях» (из одноимённого доклада).
10 — Есть среди необозримого моря шедевров народной поэзии произведения, которые могут быть поставлены в один ряд с величайшими творениями богодухновенного человеческого гения
Высота ли — высота ль поднебесная,
Глубина ли — окиян-море…
(из былины «Дюк Степанович»)
Эти воистину библейские по силе и красоте глаголы, своим строем, ритмикой близкие бессмертному началу Евангелия от Иоанна «В начале было Слово…»… Как далеки они от того мутного словесного потока, который подчас изливается на нас с экранов телевизоров и радиорепродукторов и кажется таким «крутым» в глазах наших детей!..
11 — Дорохова Е. А., Пашина О. А. Музыкальная фольклористика в XX веке: // Народное музыкальное творчество: Учебник. Отв. ред. О. А. Пашина.. С. Пб.: Композитор, 2005. С. 453.
12 — См.: Мехнецов А. М., Валевская Е. А. Музыкально-этнографическое отделение консерватории: программа подготовки фольклористов: // Сохранение и возрождение фольклорных традиций. М. 1990.
13 — О том, сколько сомнений пришлось преодолеть, многие из нас знают не понаслышке. К счастью, в трудное для нас время прозвучали слова Послания св. апостола Павла: «Кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает» (1 Кор., 7, 19-20).
14 — Протоиерей Георгий Студенов (г. Москва). «Отношение ПЦ к фольклорному наследию». http://www.portal-slovo.ru/news
15 — Журнал Московской Патриархии. 2005, № 1. С. 55.
16 — Этой проблеме было посвящено моё выступление на научно-практической конференции в Институте национального наследия (г. Москва, 2006 г.).

Добавлено Арина Ларедо в Русская Музыка в 12.05.2015