Любопытно и то, что история тех или иных событий, существующая в голове у человека, меняется со временем. Меняется в зависимости от дальнейших событий в большом мире, от его личных обстоятельств, да мало ли от чего. Так что всё то, что можно рассказать о тех днях – это просто версия. У НТВ любая версия имеет налёт сенсационности и скандальности, даже если речь идёт об изготовлении сосисок или выпечке булочек. Но фильм НТВ побудил мои собственные воспоминания о том времени. Вот что вспомнилось. Безо всяких рассуждений и оценок, просто личные воспоминания.
Новую – постсоветскую и антисоветскую — жизнь я радостно приветствовала. Что именно меня так вдохновляло? Отвечу вполне определённо: возможность частной экономической инициативы, разрешение не работать в казённой конторе, а снискивать хлеб как-то по-иному (очень уж мне обрыдл Минвнешторг, в котором довелось послужить). Это главное. Ну и так по-мелочи: отменят все эти «Славы КПСС» и т.п. Впрочем, особых претензий к партии и вообще государственному устройству я не имела. Раздражала меня железобетонность тогдашней экономики, где невозможна была никакая инициатива. Помню, служа в Минвнешторге, я предлагала внести микроскопические изменения в порядок работы, и это было воспринято как подрыв основ и неслыханная дерзость. Как ни хвалят теперь советскую жизнь, а было она подлинно застойной – затхлой, неповоротливой, заскорузлой. Во всяком случае, накануне краха. Отец рассказывал, что прежде, в 50-х-60-х годах, было поживей. Собственно, и крах-то произошёл ввиду заскорузлости.
Так что я была горячей сторонницей новой жизни. Пыталась заняться то тем бизнесом, то этим, успехов особых не было, но я твёрдо верила в блага свободной экономики и что мне непременно повезёт. Сейчас-то понимаю, насколько всё это было наивно, но это давало главное: опыт.
На текущую жизнь снискивала устными переводами на коммерческих переговорах. Я была неплохой переводчицей, т.к. часто мне удавалось помочь самим переговорщикам уяснить их собственные позиции и чего им надо. За это меня ценили, хорошо платили и охотно привлекали к переговорам. В 91-м году пригласила меня итальянская компания работать у них в качестве их представителя в России. Сначала я сидела в ФИАТовском офисе в Трёхпрудном переулке, потом сняли свой офис, завели кое-какой обиход и стали работать. Я присматривалась, училась, ездила в Италию, пыталась сообразить, что бы такое замутить самостоятельное. Тогда же поступила в Юридическую Академию, ставшую ныне огромным и очень престижным Юридическим Университетом им. Кутафина. А тогда Кутафин был жив, энергичен, подбирал под свою руку всё новые и новые здания в Центре и даже успевал преподавать что-то насчёт возникновения государства. Не знаю, каков он был юрист, но у него была заметная предпринимательская жилка.
К чему я обо всём этом рассказываю? А вот к чему. Я тогда была ярой сторонницей Ельцина. Почему? Потому что с ним я связывала мои мечты и надежды. Лично к Борису Николаевичу я никаких чувств не испытывала. Точно так и ко всем остальным правителям и начальникам. Я, по-видимому, по характеру мало монархистка, хоть и считаю монархию предпочтительным образом правления. Монархические чувства, столь свойственные многим моим знакомым, для меня не характерны. Ведь когда обыватель приписывает всё происходящее лично Путину, будь то со знаком плюс или минус, он проявляет глубокое монархическое чувство. Мои продавщицы, например, Путина безумно любят, моя подруга – пылко ненавидит – вот это я называю монархическим складом сознания. Так вот у меня этого нет.
Ельцин был типом обкомовского начальника, который никогда моей симпатии не вызывал. Его противник Зюганов – тип мелкого цековского функционера, я таких видела, и это тоже был герой не моего романа.
Но всё это были мелочи по сравнению с главным: Ельцин для меня был знАком новой жизни, а Зюганов – знАком возвращения в старую. Что Ельцин был пьянь – это все знали, что его реформы обобрали пенсионеров – тоже знали, но всё перевешивала мечта о новой, свободной жизни. Моя мама, как и все, получала пенсионные гроши, я лично потеряла сбережения, завещанные мне отцом (7 тыс. Руб.) – и тем не менее: я была за Ельцина. Мне казалось, что приди к власти Зюганов – и тут же, своно по поводроту выключателя, включится та, старая, советская жизнь. И я буду ходить в тупую, серую, убогую, уродскую контору под начало какого-нибудь тупого идиота-начальника перебирать бессмысленные бумажки и носить их по этажам. И так будет всегда, пока я не состарюсь и не получу пенсию в 120 руб.+20% надбавки за какую-то там выслугу или что-то в этом роде. Такая перспектива казалась мне страшной. Лучше уж стразу умереть. Потому я была за Ельцина.
Я ни в коем случае не была диссиденткой-антисоветчицей. Когда иностранцы ругали наши порядки, я всегда спорила как могла. Это, кстати, трудно – когда твой оппонент говорит на родном, а ты на чужом языке. Но я старалась, притом «не по службе, а по душе». Но вписаться в царящую в конце Застоя серость – никак не могла, не получалось. Я была какой-то лишней, всё происходящее казалось мне бездарной нелепостью. Собственно, социально-психологически материалом всех революций и оказываются люди, не вписавшиеся в старую жизнь, не вросшие в неё. Им нечего терять в старой жизни, их ничто не держит, они рады её разрушению и готовы этому разрушению даже при случае поспособствовать. Так было и со мной. При всём внешнем благополучии я была, как Онегин, «чужой для всех, ничем не связан». Всё более-менее хорошее: работа высооплачиваемого фрилансера, потом тоже высооплачиваемого сотрудника иностранной компании, довольно самостоятельного в работе и даже уважаемого – всё это я связывала с новой, постсоветской жизнью. Да, забыла сказать: в советской жизни меня никогда не уважали: я не умела заполнять должным образом формуляры, при этом имела длинный язык и могла что-нибудь ляпнуть для красного словца.
И вот это новое, перспективное, коммуняки во главе с их вождём Зюгановым хотят у меня отнять! Не выйдет, не допущу! И я голосовала за Ельцина.
Мало того. Я вместе с моим 11-летним сыном потащилась на Васильевский спуск на рок-концерт в поддержку Ельцина. Это единственный случай в моей жизни, когда я посетила рок-концерт. А сыну, кстати сказать, понравилось: он вживую увидел всех этих «Иванушек-интернешнл» и т.п., которых прежде только слушал. Мы стояли в толпе, было много молодых парочек. В какой-то момент парни начали присаживаться на корточки, девицы водружались им на плечи, и парни, пыхтя, выпрямлялись с девицей на плечах. Мой сын, не отличавшийся богатырским сложением, с опаской спросил: «А что, мне тоже, когда вырасту, придётся так делать?». Я заверила, что это не обязательно, и он испытал видимое облегчение.
А потом мы пошли через Каменный мост, посмотрели Дом на набережной с его многочисленными мемориальными табличками, я кое-что рассказала сыну, и отбыли домой. Не знаю почему, но тот рок-концерт мне чётко запомнился, даже помню, в чём была одета. Может быть, потому, что посещение подобного мероприятия, да и вообще любого массового действа, для меня в высшей степени не характерно. А вот сами выборы не помню абсолютно.
Потом, спустя несколько лет, уже при Путине, я познакомилась на Кипре с одной дамой из бывшего советского истеблишмента. И она рассказала, что в момент подсчёта голосов находилась в компании высокопоставленных функционеров КПРФ. Когда объявили, что Зюганов проиграл, все бросились обниматься: победить для них было бы вовсе не радостью, а большим несчастьем; они к этому стремились меньше всего на свете.
А Ельцин правил ещё четыре года, развалив всё, что только возможно. А дядюшка Зю как говорил, так и говорит свои правильные вещи (практически со всем, что он предлагает, я от души согласна), но сделать ничего он не может. И в этом нет его вины: он просто цековский бюрократ средней руки, вознесённый прихотливой фортуной на первое место в своей партии. На безрыбье, знаете ли… Самое смешное, что в конце концов я начала голосовать за него и его партию. Такова ирония истории.
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.