Виктор Чернышев. «В начале было Слово…» ( о русском языке)
«В начале было Слово…» (Ин. 1: 1)
Из Священного Писания известно о существовании некогда праязыка, обладания которым люди лишились в результате смешения языков, последовавшего как наказание за беззаконное стремление стать богами самим. Иначе говоря, за желание низвести небо до своего уровня, построив первую Вавилонскую башню «свободы», как памятник своеволию и гордыне.
Агиографически в точности подтверждено предположение о существовании некого «банка невербальной информации», т. е. суммы идей или универсального Логоса, как ни назови, находящегося вне зависимости от тех способов передачи, содержащейся в ней информации, которыми обладает человечество. Слово и текст, таким образом, являются только ключом к некоей информации, содержащейся в сокровенных от падшего человека глубинах духа, и вовсе не адекватны ей.
Элементами системы языка являются звуки, слова, предложения, которые тесно связаны между собой и образуют системы в языке.
У колыбели русского книжного языка стояли свв. Первоучители Кирилл и Мефодий. Перевод книг Священного Писания на церковно-славянский язык надолго определил судьбу русского литературного языка.
Церковно-славянский язык на русской почве впитывал в себя элементы языка национального и постепенно становится не только языком письменности, но и языком разговорным. Носителями этого литературно-разговорного языка вначале были представители духовенства, и Церковь, являясь объединяющим началом в жизни русского народа, содействовала сохранению этого языка на больших территориях, где, будучи языком книг Священного Писания и языком богослужения, приобщал население к кругу понятий высокой нравственности. Приобщение народа к новому миру, миру христианской культуры в ее византийском облачении в тот период легло на плечи представителей Церкви, и это является большой заслугой Церкви перед русской культурой.
С перемещением политического центра из Киева на северо-восток произошло также перемещение и центра церковного управления. Под влиянием общей опасности, грозившей со стороны татар, племена эти образовали сильное государственное единство, возглавленное Москвой. К этому времени книжный язык уже в значительной степени подвергся влиянию русского языка. На почве Москвы, объединившей в себе черты северо-русского и восточно-русского говоров, создался, таким образом, тот великорусский язык, которому суждено было стать выразителем всей русской национальной культуры.
Киевские выходцы из среды духовенства, занявшего в письменности и церковной иерархии весьма видное положение, принесли с собой и особые языковые навыки, утвердившиеся в юго-западной Руси. Оказывала свое влияние на язык того времени также стилистика украинского барокко, которое особенно сильно проникло в проповедь под влиянием проповедников, вышедших из Киевской школы. Этот барочный стиль проповедей оказал большое влияние на «высокий» стиль русской поэзии XVIII века. В начале XVIII века в язык проникают в большом количестве полонизмы, украинизмы и слова других европейских языков. Церковнославянский язык в его чистой форме все более оттесняется в специальную область чисто церковной литературы, а реформа азбуки при Петре Великом в 1708 году еще прочнее укрепляет это размежевание на литературу светскую и духовную.
Преимущество русского языка заключается в его двупланности, то есть наличия в нем двух равноправных слоев: слоя церковнославянского и слоя народного. Это дает ему возможность выделить значение, придать смысловую окраску или оттенок возвышенности, торжественности, или, наоборот, печали путем применения слов «высокого» стиля. Это делает язык необычайно гибким, образным и богатым. Николай Трубецкой писал: «Сопряжение церковнославянской и великорусской стихии, будучи основой особенностью русского литературного языка, ставит этот язык в совершенно исключительное положение. Трудно указать нечто подобное в каком-нибудь другом литературном языке».
Святитель Феофан Затворник писал: «Говоря, ты рождаешь слово. Ты произнес слово, и оно никогда уже не умрет, но будет жить до Страшного Суда. Оно станет с тобой на Страшном Суде и будет за тебя или против тебя». Поэтому словами можно возвышать, очищать и облагораживать людей, прививать им веру, радость, возрождать в них любовь и милосердие, сообщать душе мир и спокойствие. И наоборот – оскверненными словами можно убивать, отравлять душу, заражать всеми видами страстей, греха и порока, растлевать чистые сердца и отравлять существование окружающих. Святитель Игнатий Брянчанинов рассуждал о слове человеческом так: «…Каждое слово, сказанное и написаннное в духе мира сего, кладет на душу печать свою, которой запечатлевается усвоение души Миродержцу. Необходимо в таких словах, исторгнутых увлечением и неведением, покаяние. Необходимо установить в сердце залог верности Христу, а отпадение сердца от верности по немощи нашей, врачевать немедленно покаянием и устранением от себя действий, внушенных неверностью, сделанных под влиянием духа и духов, нам льстящих и вместе жаждущих погибели нашей».
«От избытка сердца говорят уста» — свидетельствует Писание (Мф. 12:24).
Как замечательно отметил протоиерей Артемий Владимиров: «Слово – это вершина айсберга, дрейфующего в пучине сердца. Оно – лакмусовая бумажка, которая выдает и обнаруживает сокровенные чувствования души, делает их явными и понятными для натур чутких и проницательных».
Борьба с Церковью у нас в стране и насаждение безбожия имело своим следствием оскудение русского языка, подрыв в нем одного из существенных элементов, связанного с наследием вековой греко-болгарской культуры. Отец Сергий Булгаков прозорливо сказал об этом так: «Если уж искать корней революции в прошлом, то вот они налицо: большевизм родился из матерной ругани, да он, в сущности, и есть поругание материнства всяческого: и в церковном, и в историческом отношении. Надо считаться с силою слова, мистическою и даже заклинательною. И жутко думать, какая темная туча нависла над Россией, — вот она, смердяковщина-то народная!» В советское время даже появился тип начальника-демократа, близкого к своему народу, а «близость» эта повсеместно выражалась в употреблении ненормативной лексики. Такой вот админ- креатив…
Библия не только не входила в разряд изучаемых источников культуры, но и вовсе исчезла из популярных словарей русского языка. А, не зная библейских и евангельских сюжетов, человек нового общества не мог разобраться ни в сокровищнице русской Иконописи, ни в смысле великой живописи Возрождения. Исследователи русской словесности пишут, что формы проповеди, зародившиеся вместе с христианским мировоззрением, создали русское литературное слово и дали нам Достоевского, Толстого, Вл. Соловьева, Есенина, Пастернака, весь Серебряный век с его стремлением постичь человека во всей сложности. «Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное название еще драгоценное самой вещи», ― писал Н. В. Гоголь.
Русский язык явился в полном смысле языком – мостом, сакральным удерживающим началом, языком собирания и взаимного культурного обогащения. Но сегодня, к сожалению, сквернословие активно метастазирует в литературу, драматургию, кино, телевидение, в театр, и даже в оперу. Пришло такое время и так сложилось, что вокруг нас многие пьют, нюхают, колются – и сквернословят. «Посмотри, небольшой огнь как много вещества зажигает! И язык – огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны… Язык никто укротить из людей не может: это неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию…» — пишет апостол Иаков (Иак.3:5-7).
Язык всегда устанавливает общность между людьми и в пространстве и во времени – единство многих поколений одного народа. Ведь мы говорим на том же языке, что и наши предки. Посредством языка приобщаемся мы к их духовному опыту, обретаем их понимание смысла человеческого бытия. Разрушение языка, обеднение его разрушает и эту общность. Поэтому: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших»- наставляет апостол Павел (Ефес. 4:29). И святитель Тихон Задонский продолжает эту мысль: «Сквернословие есть яд, умерщвляющий душу».
Язык родил слово. СЛОВО было к Моисею из горящего куста, и словом Искариота предается Господь на муки; СЛОВО восторженное Давида к Ковчегу Божьему: «Восстань, Господи», и слово отчаявшегося измученного ап. Петра: «Я никогда не знал ЕГО»; СЛОВО Спасителя к миру: «Прийдите ко мне все труждающиеся и обремененные», и сомнение в слове Фомы апостола: «Пока не вложу перстов моих в раны Его – не поверю».
Воистину ― «слово Божие… острее всякого меча обоюдоострого, проникающего до разделения души и духа… и судящего помышления и намерения сердечные» (Евр. 4: 12).
В православной традиций владение внешним словом представляется чем-то второстепенным по отношению к созерцанию внутреннего слова, выполняющего, как можно предположить, на основании изъяснения Святыми Отцами Церкви не только информацию, но и некоторые другие, невмещаемые в падший человеческий ум, функции. Это более высокий порядок духовного совершенствования, поскольку владеющий внутренним словом, овладевает и присущими ему энергиями, среди которых есть такие, как способность повелевать стихиями, животным миром или стяжать благодатный дар утешения. Так, простое приветливое слово-обращение «Радость моя!» в устах святого, как это достоверно известно, способно было разрешить груз самых тяжких сомнений, забот и тревог, наполнить душу радостью и покоем.
Но главное то, что благодаря слову, мы можем полноценно приобщиться духовных сокровищ Священного Писания, где Господь сказал: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную, а они свидетельствуют о Мне». (Ин. 5: 39).
Профессор Чернышев В.М.
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.