Владимир Зорин. Будущее за добровольной интеграцией и межкультурным диалогом
Сегодня меняется характер глобальных миграционных потоков – в странах пребывания они создают как новое устойчивое население, не желающее интегрироваться, так и слой кочевников, в поисках работы живущих на две-три страны. В целом мир пока не готов ответить на вызовы миграции. Между тем, нам нужна новая глобальная концепция миграционной политики.
Мне никто не может ответить на простой вопрос: почему Россия за 2014–2015 год без информационного шума и заламывания рук приняла, трудоустроила и дала кров 2,5 млн беженцев с Украины, а Евросоюз, по разным данным, в 2014–2015 годах, приняв от 900 тысяч до 1,4 млн беженцев, заговорил об исчерпании ресурса для обустройства беженцев? Или почему та же Турция, приняв свыше 2 млн беженцев из зоны сирийского конфликта, смогла их худо-бедно обустроить, а ЕС не может? А такие страны ЕС, как Польша, Эстония, Болгария, Словакия и ряд других восточноевропейских стран, и вовсе отказываются принимать беженцев или торгуются по числу принимаемых мигрантов.
Ежегодно, по данным ООН, во всём мире беженцами и вынужденными переселенцами становятся до 232 млн человек.
Я опускаю как неадекватный аргумент европейских СМИ и даже части экспертов ЕС о том, что Россия принимала не беженцев, а «гостей с Украины». Более вескими представляются рассуждения о том, что Россия всё же принимала этнически и культурно близкое население, что не умаляет усилий страны по квалифицированному распределению миграционного потока. Нагрузка на государство была одномоментной и колоссальной, что достойно изучения и уважения. Но дело даже не в этом, а в том, что в целом, как показывают опыт ЕС, России и Турции, мир пока не готов к вызовам миграции, которые очевидны. Более того, они бросают вызов сложившемуся устройству традиционных государств. При этом надо понимать: миграционные проблемы будут нарастать, переформатируя государственную политику и систему национальной безопасности разных стран.
Ежегодно, по данным ООН, во всём мире беженцами и вынужденными переселенцами становятся до 232 млн человек. С учетом постоянного роста рождаемости в странах Африки и Юго-Восточной Азии, дающих основной прирост мигрантских потоков, эта цифра будет только расти. Субъективными факторами, усугубляющими проблему роста миграции, как ожидается, будут рост безработицы среди молодёжи (в развивающихся странах она может составлять до 70%) и климатические изменения. Особенно увеличится волна переселений примерно в 2025–2030 гг., когда из-за хищнического использования сельскохозяйственных земель Африки и Южной Азии ожидается пик их вывода из оборота в результате засух и обезвоживания.
В этих условиях нужна новая – глобальная концепция миграционной политики. В идеале – единая, однако все в мире, с учетом конкуренции и непреодолимых противоречий между государствами, понимают, что это пока невозможно. И всё же полагаю, что планета будет вынуждена стремиться к относительно согласованной миграционной политике через точки соприкосновения – введение квот на миграцию и солидарные поправки в законодательство стран, принимающих мигрантов; к более гибкому, чем сложилось, отношению к интеграции и межкультурному диалогу.
Не надо стесняться селективного подхода, подразумевающего длительную процедуру получения гражданства. Именно она адаптирует будущего гражданина к культуре, традициям и социуму страны и, в общем-то, делает его гражданином.
Опыт России показывает, что три компонента миграционной политики могут быть полезны миру. Первый – иное понимание интеграции. Это уже не ассимиляция, как было принято раньше. Новая трактовка интеграции крепится на культурных и исторических традициях. Их, в свою очередь, две: язык страны пребывания и межкультурная коммуникация. Если мигрант в совершенстве владеет языком страны пребывания, он неизбежно погружается и в её культуру, постепенно интегрируясь в общество. Если мигрант не желает совершенствовать язык, отношения с ним надо переводить на контрактную основу и после окончания трудового договора прощаться.
Именно такой подход – добровольной интеграции и взаимовыгодного межкультурного диалога, полагаю, уместно закладывать в основу новой концепции глобальной миграционной политики.
Второй компонент. Опыт России также учит: не надо стесняться селективного подхода, подразумевающего длительную процедуру получения гражданства. Именно она адаптирует будущего гражданина к культуре, традициям и социуму страны и, в общем-то, делает его гражданином или отторгает тех, кто к адаптации оказывается не готов.
И, наконец, третий компонент. Я убеждён, что на чём бы ни основывалась новая концепция миграционной политики, она должна учитывать простую вещь: страны, принимающие мигрантов, неизбежно придут к необходимости создания совместных производств в странах, откуда к ним массово едут мигранты.
Совместное производство – ещё один путь интеграции мигрантов в мировую экономику, но уже не в качестве переселенцев, а полноправных её участников, что важно, – у себя дома. Пока картина иная: по данным ООН, средний доход мигранта в США равен половине (и ниже) дохода гражданина этой страны. В России показатель чуть выше: уровень заработков гастарбайтеров достигает половины, иногда двух третей месячного доходя россиянина.
По мере роста финансовых поступлений из России в СНГ, там растут антироссийские настроения. Причём страны, в наибольшей степени зависящие от почтовых переводов из России, – Молдавия и Грузия, являются локомотивом этих настроений.
Правда, отечественная статистика носит условный характер. Подсчеты ООН делаются на основе мигрантских почтовых переводов, а в России они лишь условно прозрачны. Так, по официальным данным Банка России, перечисления в страны СНГ составили 6,5 млрд долларов США в 2013 году. Однако ЕБРР оценивает ежегодный объем трансфертов в СНГ в 10 млрд долларов. При этом суммы, не попадающие в официальную статистику – «чёрный нал», могут превышать её ещё в два раза, доходя до 20 млрд долларов. По доле почтовых переводов к ВВП среди стран СНГ с большим отрывом лидирует Молдавия – около 24%, почти 11% – Таджикистан, далее с 6,4% – Грузия, по 6% – у Армении и Киргизии.
Примерно ту же картину рисует исследование Межамериканского банка развития (МБР), который обнародовал масштабы денежных переводов в Латинскую Америку. Их объём в 2013 году составил 54 млрд долларов. Первое место среди получателей занимает близкая к США Мексика (20 млрд долларов), затем идут Бразилия (6 млрд долларов) и Колумбия (4 млрд долларов).
Вывод парадоксален: по мере роста финансовых поступлений из России в СНГ там растут антироссийские настроения. Причем страны, в наибольшей степени зависящие от почтовых переводов из России, – Молдавия и Грузия, являются локомотивом этих настроений. То же самое касается США, которые всё больше окружают пришедшие к власти на антиамериканской волне националистически настроенные популисты в Венесуэле, Колумбии и Бразилии.
Таким образом, и в России, и в США встал вопрос: превратить мигрантские почтовые переводы в средство политического давления или удержаться от искушения? И там, и там есть сторонники повторения опыта Франции и Германии, которые уже запрещали почтовые переводы за границу в 70-е годы. И вынуждены были с тихим позором ретироваться: «патриотичная» затея вела к потере трудоспособного населения, росту криминала, созданию подпольной сети денежных переводов и экономическому спаду.
В условиях роста конкуренции за рабочую силу «почтовые» запреты и вовсе могут ускорить экономический и демографический кризисы. Поэтому принимающие мигрантов страны стоят перед дилеммой: или платить за возможность развития у себя в стране, или развивать производства там, откуда едут гастарбайтеры, создавая им рабочие места. Поэтому совместное производство – это ещё один путь интеграции мигрантов в мировую экономику.
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.