С. А. Емельянов: «РУССКАЯ ИДЕЯ И ЗВУКИ ВЕЧНОСТИ»

 Социально-эстетические этюды

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

 2016

 

«Наpод наш носит в себе оpганический зачаток идеи, от всего света особливой. Идея же эта заключает в себе такую великую у нас силу, что, конечно,  повлияет на всю дальнейшую истоpию нашу»

Ф.М. Достоевский

***

«Если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через     евразийство»

 Л.Н. Гумилев

***

 В данной  философско– публицистической    работе затрагиваются проблемы взаимодействия религиозного и эстетического идеала, комедии и   трагедии  отечественной    Истории,  а также  вечно   юный   еврейский вопрос.

***

 Книга адресуется самому широкому кругу читателей, думающих о прошлом, настоящем и будущем России и всего человечества.

 

Ограничение по возрасту 16+

СОДЕРЖАНИЕ

 

 Ключевые слова

 

1. Смеющиеся Боги язычества и христианская эстеза

 

2. Парадигма народности и православия

 

3. Сатирическая интеллигенция и социальный оптимизм

 

4. Искусство как возвышающий обман и фермент  радикализма

 

5. Русская идея и воинствующий   атеизм

 

6. Культурный метаболизм и трагизм «революции не всерьез»

 

7. Евразийские соблазны и ценность вечности

 

Заключительные слова

 

 Литература

 

Рецензии

 

О книге С.А. Емельянова  «Русская идея и звуки вечности»

Михаил Аникин. Рецензия на новую книгу С.А. Емельянова

Сергей Кочерягин. Рецензия на новую книгу С.А. Емельянова

 

                    КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА

 

Российская демократия еще более несбыточная мечта, чем строительство коммунизма. Обрезание от высших ценностей и растление душ здесь  именуется борьбой за свободу. Самые  талантливые и профессиональные превращаются в крайне опасных.  Храбрые  уезжают, отчаянные – остаются.

          В сумерках социальной жизни  взамен веры в победу коммунизма пришло «мироточение»  икон,  «барабашки», «кашпир во время чумака», астрологи и ясновидцы.  Официальная Россия  активно тиражирует взгляд на национальную историю «извне», приветствует провалы памяти и многомиллионными тиражами переиздает рецепты быстрого безлимитного счастья.   Интеллектуальный вакуум заполняют эмоции в стиле «у народа проснется самосознание и он могучей рукой сметет паразитов». Не очень единой  Федерации  постоянно нужна еще одна партия.

Премьер-министр Великобритании У. Черчилль как-то отозвался о России следующим образом: «Россия– загадка, укрытая тайной и спрятанная в проблему». В стране березового  ситца рождаются святые, поэты, музыканты, художники,  революционеры и реформаторы, которые свершают чудеса, творят вечные ценности и социальные инновации. Данные феномены совершенно невозможны без идеальных  феноменов, которые нельзя «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать» (Н.С. Гумилев).

Какова пустыня, таков и глас вопиющего.  Чтобы бороться  с лужей на полу, желательно посмотреть на потолок. Политические и культурные конфигурации определяются национальной идеей. В вечных вопросах логика вредна. Содержательная суть Русской Идеи как инобытия геополитической гравитации‒ в художественной инсталляции положительных компонентов  исторического и современного. Идеалы  объединяют и  структурируют.  Даже не совсем точное  понимание Целого инициирует   активность с  крупными результатами.

Как извечный псевдоним недопонятого, общеизвестное не есть банальность.  Обычно под видом недобитых истин от ума ускользают самые судьбоносные проблемы. Великие истины слишком важны, чтобы быть новыми. Банальность  оставляет человека равнодушным. Если  уже давно известное заставляет думать, переживать и действовать с пользой для общества и интересом для себя – это называется Истиной.

         Автор выражает признательность за содержательно- психологическую поддержку ответственному секретарю Ленинградского областного отделения Союза писателей России С.Ю. Порохову, доктору философских наук А.Л. Казину, кандидату искусствоведения О.И. Гладковой,  директору Центра гуманитарных программ В.В. Васильеву,  директору издательства «Алетейя» И.А. Савкину,  Председателю Координационного совета по евразийской интеграции  И.Е. Шувалову,  писателю Л.О. Добровольскому и журналисту Я.Н. Евглевскому.

Особые слова благодарности  за помощь в решении финансовых проблем данного издательского проекта следует высказать  Международной организации «Византийская Лига» и лично  директору экспертного центра  С.В. Егорову.

Предлагаемый философско- публицистический труд  в первую очередь рассчитан на тех, кто похож на меня. Таких должно быть немало и после прочтения данного «от Бога завещанного долга»  может стать еще больше.

1.СМЕЮЩИЕСЯ БОГИ ЯЗЫЧЕСТВА И ПРАВОСЛАВНЫЙ ЭСТЕЗИС

   

В современных категориях счастливое и не совсем беззаботное  российское детство под названием «язычество»* можно охарактеризовать как «народную религию».  На самом деле, быть может, много- божное язычество – это не религия, а мировоззрение, философия и искусство.

С известной  условностью религия осознается как сумма:  догма + поклонение + церемониал + запрет шутить. В земледельческом язычестве не существует ни одного из данных слагаемых, все выбирается сугубо индивидуально и нет обязательных предписаний. Только в поздние пред- монотеистические времена народились  повеления «как и что надо делать». И  самое ценное в  политеизме – не запрет, а поощрение чувства юмора в «божественных вопросах», способность смеяться над  Богами и собой.

Язычество без юмористического воздержания  было неотложной стадий монотеизма.  Мифологически обоснованное анимизмом, тотемизмом и фетишизмом многобожие центрировалось на вчувствование  в имманентную мерность бытия.  По словам  атеиста К. Маркса, в мифологии отражены «природа и сами общественные формы, уже переработанные бессознательно- художественным образом народной фантазией»[1].

В младенчески- теплой и чистой, как первый снег, России  языческое мировоззрение сплачивалось  с природой, землей и родом.  Вместе с тем, грозные физические силы индуцировали определенные страхи. Все  человеческое, социальное  и  духовное    приравнивалось  натуральному и составляло  его эманацию. С пантеоном древнерусских богов связывалось устройство и происхождение космоса.  Мостом между природой и людьми был мажорно-  гомерический хохот языческих богов.

За пять веков до Р.Х. общепризнанный отец Истории Геродот Галикарнасский  говорил, что «славяне – самые достойнейшие люди, каких он  когда- либо знал».

Родоплеменные праздники сопровождали игры, танцы, песни и застолья, где начинающих богов мужского и женского пола не только благодарили и славили, но и юморили над ними. Или прогоняли, как например, Зиму-Марену при встрече Весны.  С народной точки зрения, к богам именно так и надо относиться ‒ чтобы не зазнавались.  А полный серьез ко всему божественному– это уже  патология.  Ведь, собственно, солидность – способ сделать простые вещи сложными.  Быть может, жизнь не так проста, как  кажется, а еще проще.  И  очень важно уметь смеяться над  отдельными ее компонентами.

Уклоняясь от буквы ритуальной фразы, можно заметить, что  разрушительно- созидательный смех демонтирует существующие связи и значения. Смех без божбы высвечивает бессмысленность и условность социальных атрибутов,  высвобождает эндорфины и оптимизирует кровоток.  Юмор  как   остроумие глубокого чувства допускает сомнения в виде насмешек над самим собой.  Малые крупинки аттической соли и радости растут непрерывно и сами себя поддерживают.

Отрезвляющий юмор  и мат выпускают  пары подсознания и обнаруживаются крупными фракциями в менталитете. Они «вскрывают», «разоблачают» и «обнажают». Юмор возвращает миру его изначальную гармоничность и  отметает социальное неравенство. Остроты отворяют шлюзы в сознание вытесненным чувствам и идеям. Смеяться  всегда лучше в коллективе, а не в одиночестве. Юмор видит в объекте аспекты, соразмерные идеалу. Эффективность юмора повышается   недосказанностью.

Мир держится на радости и согласно Талмуду. Только веселясь, можно одолеть несовершенство Бытия. В еврейской культуре нет конфликта между радостным и трагичным. Как смех и созидание, трагедия пребудет с человеком вечно.  Слезостимулирующая трагедия с холодным отблеском смерти-катарсиса в конечном итоге обычно служит жизни. Парадоксы неизбежно конечной жизни отразили мифы: Сизифов труд, муки Тантала,  бездонный сосуд  царя Давида.

Мудрые эллины иногда употребляли алкоголь* и считали, что трагедия существует для благородных, а юмор – для рабов. Греческая  трагедия как признак здорового и мощного государства вышла из эпоса. На античном пьедестале  стоит божественная драма Эсхила о друге человечества Прометее  со свободой выбора и  пламенным сознанием справедливости.  Поэты всего мира до сих пор живут огнем, который  когда-то похитил  Прометей. Даже если герой- одиночка погибает с высокими словами на устах, человечество продолжает жить, если ощущает будущее. Трагедия и невидимые миру слезы  ставят и решают высшие проблемы смысла бытия, жизни и смерти, Вечности и бесконечности.

Генеральным древнеславянским божеством был Род–  прародитель мира, человека,  природы и плодородия. Бог  Род обжигал горшки и создал  все на Земле. Имя  данного бога было на Руси сакрально- значимым и  продолжает  активную жизнь в русской  разговорной речи.  Корень «род» породил ассоциативный куст понятий: «природа», «родина», «народ», «родня», «родник», «родить» и т.д. [2]

В экологически  чистые природные замыслы не входили  высокая  нравственность и  возможности    всестороннего  развития человека  как части натуры.  Природа не планировала   совершенство, так как естественный отбор гарантировал только сохранность рода. Право  индивида на жизнь предопределял вклад в ее продолжение.  Размножающийся половым путем  Homo Еrectus есть творческий инструмент природы с акварельной лиричностью воды, неба и земли. В него вложено большое доверие и великий вызов натуры самой себе.

Факт существования природы как великого пейзажиста романтического стиля до богомольного человека не может служить конечной точкой философской дискуссии «естественников» и «общественников» о сущности красоты.

Полибожное язычество с тризной и курганами затрудняло духовную консолидацию родоплеменного этноса. Монотеистические импульсы  индуцировались вследствие того, что украшаемые поэтической строкой   языческие боги  (Велес и Сварог) не одинаково почитались в разных местах и племенах. Даже с наиболее «раскрученным» и ритуально чистоплотным  Перуном  были сложности, так как он  заслонял главного   бога Рода.

Не сбивая длинного дыхания фразы, можно сказать, что  язычество одухотворяло пространство и не было  скелетом в славянском шкафу. Однако оно не обладало духом,  понятием  личности и ценности человеческой души, которые дороже  природного Космоса. Доверчивая  Русь к концу Х века от Р.Х.  оставалась архаично-сакральной территорией в «кольце» этносов с монотеистическими религиями. Уникальность славянского язычества к облегающему миру долго сберегаться не могла.  Одно-теистические конфессии обладали более четкой и  письменно закрепленной идейной структурой.

Христианство как младший брат иудаизма зародилось  в I в н. э. в Римской империи  в качестве наднационального откровения света («Несть ни эллина, ни иудея»), добытого из глубин бытия, до которых не доходила античность. Оно расчленило  человека как «меру всех вещей»  на две несоизмеримые  субстанции – духовную и телесную.  Возвышение Духа  с принижением  телесного зафиксировалось  в ритуально-массовых   зрелищах. Христианство разорвало круг времени. Время стало направленным отрезком. Мир теперь имел начало (сотворение) и конец (Страшный суд).

Эпицентром церемониально- православной культуры, искусства и богословия стала восточная провинция римской империи под названием «Византия». Император Юстиниан  построил в столице Константинополе Храм Святой Софии Премудрости Божией без  помещений для игр и отдыха, превосходящий размерами самые грандиозные римские термы.

Весьма заметный в раннем  христианстве мыслитель  св. Августин сказал «Верую, потому что абсурдно» (парафраз фрагмента сочинения Тертуллиана «О плоти Христа») и давал полезные для церковной идеологии интерпретации, трактуя платоновские идеи как прообразы вещей, содержащихся в уме Бога*.  Абсолютным существованием обладает только Бог с щитом веры, мечом духа и шлемом спасения, «благо абсолютно наивысшее, выше которого ничего не может ни быть, ни быть помыслено». Неизменное бытие Бога за пределами сущности и существования есть  первопричина и источник всякого  ограниченного и изменяемого Бытия.

Святой и благочестивый Августин не имел навыков религиозного отката и  в «Исповеди» (на заданную тему)  много духовных сил отдавал загадке быстротекущего времени. Данная интенция вытекала из постановки  проблемы:  «Если Бог сотворил мир в определенное время, что он делал до момента творения и почему не сотворил его раньше?». Для ответа на данный не риторический вопрос необходимо было решить задачу «до»  и «после», то есть проблему времени, которое есть не только деньги, но и жизнь.

Платоник  Августин полагал, что   время зависит от существования и есть характеристика всех изменений. Поэтому, «если бы вещи были неподвижны, то не было бы и времени».  Неизменность и вечность  Бога исключает его  из временного потока. Понятия «до» или «после» по отношению к Генеральному Архитектору Вселенной  не имеют смысла. Бог-мужчина (в русских переводах Ветхого Завета- Иегова)  шире границ человеческого знания и сотворил время   вместе с миром.

Известный Калининградский философ И. Кант настойчиво доказывал, что познаваемо только ограниченное и конечное, а Вечное и Бесконечное  есть объект веры. Главный Благотворитель рассматривался пунктуальным мыслителем как высшая разумность и исток природного порядка- совершенства.    Царь вечности  иногда отпускает вожжи фантазии и у него день как тысяча лет, а тысяча лет как один день.

Утверждаемая христианством запредельность  божества по отношению к миру явлений резко контрастировала с языческим отождествлением всего духовного природе. Религиозные символы для верующего не иллюзия, а реальность. Религия есть нетленная опора внутри себя, а также  достоверное ощущение вселенской связи всех со всеми.  Не только аргумента ради просвещенный  Ф. Вольтер отмечал, что «если бы не было Бога, то его следовало бы выдумать, так как религия способствует нравственности».

В конечном итоге человечество предпочло заповеди Иисуса Христа словам эталонного мудреца Сократа. Приверженцы последнего  замкнулись  в стенах гуманитарных факультетов, и его влияние на историю было малозаметным по сравнению с Иисусом-Мессией. Земной путь человека конечен и физическое существование есть маленький случайный взрыв  яйцеклеток посреди бесконечного безмолвия.  В этом главный  жизненный трагизм. Сюжеты о чудесном воскресении и размышления об инобытии приводили к идее бессмертия. Обещание вечного спасения принижало  критический разум.  Легенда о Христе даровала надежду на жизнь вечную*.

Незаконнорожденный сын Святослава   Владимир  (его матерью была хазарская царевна Малуша, а воспитателем – ее брат Довбр) произвел 12 сыновей и не упускал удобного случая для самоидентификации. Хозяин Земли Русской трезво понимал  идеологическую  неадекватность пантеона языческих общинно- племенных  богов  для неуклонного повышения качества жизни.

В мягких тканях коллективного бессознательного тренды феодализации освящались  авторитетом христианского Бога и его заместителей. «Политический истеблишмент» Киевского государства сталкивался с данной  конфессией в делах  торговых, военно- конфликтогенных и дипломатических.  Со своей стороны, и оба христианских центра (Рим и Константинополь) являли интерес во внедрении интернационально-письменной религии с целью вовлечения  руссов  в зону собственных пристрастий.

В единении внутренней потребности и внешнего влияния на древнерусской земле стали  разгораться очаги  христианства. Крещение киевлян (988 г.) неизбежно вело к  де- мифологизации природы и сдвигу   общественной надстройки.  Смотрящее на Еврейскую Библию через призму Нового Завета православие «растягивало» субъект до сферы Божественного и  объясняло смысл жизни человека  и  истории.

Слегка огрубляя «арифметику факта», можно вспомнить, что Русь поднялась на невиданную высоту посредством  брачного союза  Владимира с Византийской царевной Анной. После крещения первое лицо  повелело «опрокинуть» языческих идолов– одних порубить, других сжечь. Перуна  привязали к хвосту коня и поволочили с горы.   Затем  Владимир «Красное Солнышко»   (так – в былинах) обратился ко всем гражданам  со словами: «Если не придет кто завтра на реку– будь то богатый или бедный, или нищий, или раб– будет мне враг!». Услышав это, рядовые люды  пришли к Днепру  и  восприняли крещение.

В  «Повести временных лет» летописца Нестора выводится обратная зависимость между изобилием и порядком, а также содержится  предание о том, как Владимир выбирал для Руси религию  и «испытывал веры».  В древнейшем памятнике письменности  повествуется, что княжеские послы побывали в соседних странах и познакомились с обрядами различных конфессий. Посетив богослужение в  православном храме византийской Святой Софии столичного  Константинополя, они сказали: «Не знаем, на небе ли были мы или на земле, ибо нет на земле такого вида и такой красоты, и мы не знаем, как рассказать об этом, только знаем, что  там Бог с человеком пребывает, и богослужение их лучше, чем во всех иных странах.  Мы же не можем забыть красоты той»*.

Красота входит в вечную жизнь и есть ядро бытия с постоянно мерцающей сущностью. Переживание всегда современной (и одновременно вне-временной) красоты, как святости, присущи русской иконе и церковному пению.   Зрелищные и аудиальные храмовые обряды  обычно более привлекательны по сравнению с  изучением  священного текста.  Блистающая  особым светом позолота  икон с ритмами духовной красоты, лики святых на росписях, мерцание лампад, высокие и чистые голоса в хоре «погружают» в катарсис как высшую форму эстетического переживания.  Древняя Русь  классической логике, мере и ясности предпочитала  духовный порыв и веру в чудо.

У ветхозаветной традиции  такие же установки. Однако  потомки царя Давида считали языческие религии культом злых духов, обходились без иноков,  превосходно  склоняли числительные и органично совмещали  духовное и материальное. Для русских мудрый Соломон был более крупным философом по сравнению с Платоном. Эллинистические  ценности отчасти воспринимались как заведомо неверные, как «троянский конь» лукавых греков.  Идееносный Н.А. Бердяев примечал: «После народа еврейского русскому народу наиболее свойственна мессианская идея, она проходит через всю русскую историю вплоть до коммунизма»[3].

В период княжения  Ярослава Мудрого- сына Владимира- в «матери городов русских» Киеве  строится Софийский собор как символ православия. Архитектурно одаренная Россия (Ра- источник Света, Сия- сияющая) как земное отражение Небесного Иерусалима*  соперничала с Византией и заколосилась  куполами, напоминающими по форме горящие свечи. В 1051 году преподобный Антоний Печерский пришел в Киев из Афона и основал Киевско- Печерский Монастырь.

В каждом селе с высоким стандартом духовности был свой первый парень и  над нищими избами с земляными полами возносилась колокольня с  крестом. Все православные активисты крещенной территории ориентировались во времени преимущественно по Солнцу, прилагались  к Великой Земле с названием «Святая Русь». Поэтому, в отличие от  других этносов (американец, немец, еврей), наименование  представителей русской нации является не существительным, а прилагательным.

Митрополит мог бы здесь сказать: «Тогда начал мрак язычества от нас отходить, и заря Православия началась». Однако это была именно только заря и до полного христианского триумфа  было еще далеко. Кодекс чести и славы  долгие лета оставался  языческим. Иисус схватился с Перуном. На Ростовской земле в начале ХII века совершенно открыто экспонировался  каменный идол Велеса, которому поклонялись местные язычники.

Византийский крест и скандинавский меч* объединили Русь. Так как заглавной целью крещения было стояние вертикали великокняжеской власти и аристократического «бельэтажа», роль церкви была вибрирующе- двойственной. Поощряя богослужебное пение, духовенство выступало в «контру» с фольклорной музыкой  и  притесняло гусляров.

Живая плоть чувства и языческих верований просвечивалась в  ментальном консерватизме и народный градиент был  в «противофазе» с феодальной экспансией.  Для видимости законности насилия имелся  арсенал казуистических формул. Вольнодумцев и еретиков предавали анафеме и   «к вящей славе господней»  аутодафировали с крестом перед глазами, считая данный процесс милосердием. Святые души охотно подбрасывали хвороста в костер.

Однако в допушкинское время не только волюнтаристскими методами  оптимизировался пантеон славянских богов. Своеобразным компромиссным рецидивом язычества  был культ святых, окунающихся своими родниками в политеистические верования.  Племенные языческие боги обретали свежую интерпретацию. Громовержец Перун «воплотился» в пророка Илью. Велес, покровитель скота‒ в преподобного Власия.  покровительница женского труда Мокошь ‒ в святомученицу  Параскеву.

Первая оптимистическая трагедия Гефсимании и Голгофы имеет  человеческое измерение. Христос по лжесвидетельству был приговорен к высшей мере наказания.  Христиане верят, что трагическая гибель  Иисуса примирила род человеческий с Богом, а воскрешение победило смерть и зло. Ореол мученичества Бого- человека  популяризировал христианство. Распятый при Понтии Пилате Иисус Христос‒ основной положительный герой Новозаветной Библии, но Его истоки‒ в Ветхом Завете. Это образ Мессии,   предсказанный многими пророками древности задолго до  событий на земле Вифлеемской.

Если верить первоисточникам, земная «биография» Христа  напоминала восточные мифы с  элементами эпатажа: «от начала Сущий» обещал дать людям Истину, врывался в храмы, переворачивал столы, изгонял из храма торгующих, разбрасывал деньги, выпускал из клеток жертвенных голубей, вступался за блудницу, нарушал некоторые другие ветхозаветные законы и обычаи. Отдельные притчи Иисуса имеют отношение к деньгам.

Вначале было художественное Слово, и оно могло быть только о Боге.  Бого- откровенные  тексты не превратилась в сказку после появления слова научного.  Миллиарды экземпляров Книг были напечатаны на сотнях языков. Библия есть  история одного народа, однако начинается с рассказа о прототипах всего человечества. Это книга практической мудрости и достоверных пророчеств. Без Библии  как  самого распространенного фолианта сложно понять многие сюжеты искусства. Библейские мотивы‒ источник вдохновения  творцов.  В Библии не очень много юмора, однако диспропорции между совершенством Бога и ущербностью созданного  Им мира порождают анекдоты.

–Ребе, я хочу пожертвовать  миллион долларов на строительство новой синагоги.

–Это замечательно, Шмуль, только где ты возьмешь миллион долларов?

–Вот об этом я как раз и пришел посоветоваться.

Сам Великий Дизайнер продиктовал на горе Синай* великий эпос и «программное обеспечение» мира  под названием «Тора» пророку Моисею, который  адекватно обострил еврейские инстинкты для будущей борьбы. В Торе, написанной не только для элиты,  инструкции по строительству святилища перемежаются с повествованиями о дружбе и любви, об изменах и героизме.  Она была одновременно и религиозной концепцией, и гражданским кодексом. Современный Израиль не имеет Конституции и живет по законам и подзаконным актам Торы.

Доминирующие ноты Торы не допускают существования атеистов. Изначальное еврейство‒пример порождения нации религией. Писание не  содержит ясных тезисов о загробной жизни и не формулирует концепцию времени и Вечности. Нет там  и призывов к революции. Церковно- святые люди не очень часто принимают участие в подобных мероприятиях, однако почти все кардинальные брожения зачинались с  «Библией» в руках.

Перед мифами о евреях бледнеет практически все. Имеется  далеко идущий смысл в двойственности  данного уникального этноса  и  наличии внутри него двух «орденов» и сценариев исторического пути.  Подобно русским, разделившимся в период гражданской войны на красных и белых, еврейство по глубинной линии разломилось на две общины: мистико- мессианскую (восточную) и денежно-буржуазную (западную).

Эллинизм довел до совершенства искусство трагедии, а иудаизм передавался устно-письменным путем  и  развил теологию надежды. Прошлое искусства есть не только предмет изучения, но и непосредственного переживания. Трагический эпизод из Ветхого завета изобразил русский  итальянец  Ф.А. Бруни в  живописной работе «Медный змий» (1841 г.).

Греки были еще малограмотны, когда идейно свободные от бремени государства древнееврейские пророки писали первые книги Библии. Иисус* аутентично повторял их образ жизни, стиль поведения и редко ходил по земле в одиночестве.  Имя Иисус‒ греческая транскрипция  еврейского «Иешуа» («Иегошуа»), что означает «Бог помощь, спасение». В христианстве имя Иисус переводится эпитетом «Спаситель», «Искупитель», а по  старославянски‒ «Спас». В Талмуде Иисус Христос называется идолом или божком и высказывается пожелание: «Пускай Его имя исчезнет и память о Нем изгладится».

Иисус родился  от девы Марии  в ближневосточной стране величиной с ладошку. Своими чудесами и воскресением  он обязан  Божьей силе и призван к установлению  порядка  на земле.  Мессия с проблемным «пятым пунктом» почти также недоступен интеллекту, как и Бог.  Образ Христа стал идеалом, к которому устремлено Учение. Обладающий чувством юмора Бог  в процессе  творения мироздания смеялся, а первый инакомыслящий Христос иногда только улыбался. Он Учитель и Высший судья  земной жизни. Нагорная проповедь  выражена в формуле «От запрета на безнравственные поступки до должного состояния сердца».

Зерно искусства Византии упало на новоиспеченную национальную почву. «Отредактированное» славянским мироощущением христианство укрепляла красота богослужений как школа эстетического воспитания. В векторе древнерусского искусства отразились языческие традиции, православный синкретизм и специфика богословских трактатов. Однако образ  Христа с лучами света, мудрости и силы, единосущного Богу- отцу, не часто присутствовал на театральной сцене.  Благословляя художника и музыканта, церковь отвергала актера.

В какой-то неисчезающей степени язык как средство культурного дыхания и арифметика литературы– это половина «отчизноведения». Человек  возник на шестой день Творения  и вписан в бытие благодаря языку. Слово в своих истоках  содержит элементы образности, а жизнь есть путь от Образа к подобию. Язык древнее государства и есть свидетельство одаренности народа. В русско- исконном наречии с момента перевода апостолами слова Кириллом и Мефодием  Ветхого и Нового Заветов до 1918 года каждая буква была выражением. Вероисповедное  «христианин» стало предложением, обозначающем земледельца, ибо «крестьянин» есть лишь   видоизмененное «христианин».

В феномене христианского православия есть загадка – каким образом в просторных масштабах могли терпеться пародии на молитвы, псалмы, службы и монастырские уставы? В канонической интерпретации смех связывался с антимиром, представляя собой сферу нарушенных отношений и «нелепостей». За видимым смехом иногда скрываются слезы. Мудрость под маской шута–  не  исключительно русская традиция. История есть  не только летописи и апостолы Вечности, но и эманации анекдотов.  Являясь формой национального самопознания, они  разгерметизируют мифы власти.

Бытовые обряды с ингредиентами театрализованных действий  разнообразились эстетическим содержанием. В Древней Руси закладывались основы скоморошества. Считалось, что народно- бродячие актеры, впервые упомянутые в «Повести временных лет» под 1068 годом, вышли на историческую арену уже после обретения Киевской Софией новой веры. Однако  исследователи  пришли к выводу, что скоморошьи   «игрища» появилось «не после принятия христианства, а до него», а  скоморохи «существовали и при язычестве»[4].

Скоморохи  и шуты его величества Народа– это искусство, ставшее жизнью, и жизнь, поднятая до искусства. Данные персонажи существовали одновременно в реальной и идеальной (художественной) сферах, сливая насмешку с кощунством. На скоморохов влияли придворные поэты-гусляры.  Именно скоморохи синтетически воплощали то, что позднее станет «культурой». Лихие пляски святых перейдут в балет, пение– в оперу, игра на музыкальных инструментах– в симфонию и джаз, дрессировка зверей и шутовство– в цирк.

В земной юдоли артисты и зрители впадали в состояние транса с  ясным ощущением потустороннего мира. Важную роль в данном процессе имело употребление алкогольных и иных психотропных веществ. Вино  как катализатор межличностной активности  было известно на Руси еще до христианизации, а в конце Х века становится обязательным ритуальным напитком. Православная традиция в качестве причащения предлагала хлеб и вино  как тело и кровь Иисуса.

Время праздника с воздержанием от работы считалось священным: «День свят– все дела спят». Озаренная радостным ожиданием весеннего обновления  Масленица перед Великим постом заканчивалась Прощенным воскресением. Праздником всех праздников была Пасха –Воскресение Христово со страстной седмицей. Не только торжества, но и всякое мирское дело начиналось и завершалось пиром или попойкой. Один из чреватых комедией и трагедией российских парадоксов состоит в том, что отклонением от нормы  считается не пьянство, а абсолютная трезвость.

Скоморохи – признанные мастера шутки и насмешки. О них исстари говорили еще и то, что это «идущие со светом по свету». На санскрите слово «скомрат» означало «вестник», «посланец». Своими песнями, присказками и поговорками комедианты не давали угрюмым темным силам и хаосу разрушить гармонию мира. Они сохраняли высший закон бытия, в соответствии с которым свет веселья и высокой морали одолеет тлетворность зла.   И калики, под стать скоморохам, хранили духовную силу народную. Именно от них получил малопьющий богатырь Илья Муромец чудесное исцеление, вслед за которым реализовал свои подвиги.

Скоморошество вызывало у зрителей смех, а стоящие на грани неофициальной религиозности юродивые– скорее слезы.  Отчуждая  себя от общества, подвижник с веригами юродства как бы получал дозволение обличать. Однако его протест не имел ничего общего с  радикализмом и бунтом. Не посягающий на социальный порядок юродивый– резонер  и консервативный моралист. Он обличал людей, а не обстоятельства. Как религиозно-экстремальное состояние души, «апокрифическое»  юродство бросало вызов логике и «плоскому» мышлению. Это был поиск правды на путях безумия с ореолом святости. Данный феномен возрастал в экстремально- кризисные для церкви времена.

Непреодолимое стремление к восприятию мира как гармоничного и эстетически-совершенного‒ изначальное свойство человеческого сознания и желательный идеал.

Благонамеренный Ч. Дарвин, говоря о своей гипотезе очеловечивания  обезьяны, до конца жизни утверждал тезис о прикованности первого звена эволюционной  цепи к Божьему Престолу. В конце жизни  авторитетный ученый записал в своем дневнике  сожаление о том, что никогда не занимался искусством, ибо тогда у него не были бы атрофированы части мозга, делающие человека эмоционально- яркой  индивидуальностью. Потеря эстетического чувства, по Ч. Дарвину, «равносильна утрате счастья…»[5].

Заслуживающий личного мемориального бюста у подъезда Ж.Ж. Руссо   написал сентиментальный роман в письмах «Новая Элоиза» и сомневался в том, что Разум  есть твердое основание для человеческой цивилизации.

Все крупные религии связаны с великим искусством. Святая Русь была хранительницей идеи самосовершенствования, а  искусство приотворяло  истины евангельского слова и художественно решало вечные сюжеты. Верующими в Бога создано все лучшее. Религиозное сознание – это трепет перед внутренней безграничностью. Личные библиотеки Творцов и  Маэстро были переполнены богословскими трудами. Воспринимая  божественную полноту мироздания, они передавали экстаз души в диалоге с Богом и сотворили  его человекоподобный образ как старика с бородой на троне. Бог иногда шельму метит и открывает Себя  в красоте мира, ликах святых и пророков.

Между художественным и религиозным восприятием мира можно заметить различия. Всегда имеющая утопическое зерно религия так и не обрела  самостоятельного метода мышления. В период детства человечества религиозное сознание безраздельно сливалось с искусством. Однако религия ввела Вечность в сиюминутную жизнь и внесла  надлежащий взнос в космологическую теорию Большого взрыва. Золото веры и серебро искусства оживляют  идеалистическую ноту и обращаются к чему-то бессрочному в человеке. Отрываясь от воздуха веры, искусство иссякает в своей творческой силе.  От искаженной веры дорога ведет не к храму, а  насилию.

Молитвенная  устремленность к Богу и медитация (возможно–в рифму) веками сплетались с  искусством. Создаваемый молитвой образ Возможного с какой-то вероятностью может сработать во благо. Суть фольклорных заклинаний и плачей – внушение. В переломные часы и миги Бытия данная художественная функция особо желанна  и  значима.

Будущее приобретает в идеале как одеянии Бога приобретает вне- временные черты, а осуществимость  «прекрасного далеко» предвещает конец истории. Идеал и идея не совпадают с «мыслью» и есть в большей степени категория не логическая, а эстетическая и нравственная.  Как живой образ мечтаемого Идеал «ходит вместе» с эстетическим отношением к действительности.    Церковь и  искусство перешагивают земные границы и  предлагают путь сочетания с Творцом.

Не загораживаясь цитатой классика, можно сказать, что ровесница христианизации – русская философия со сквозной темой Вечности и размышлениями о Боге и Космосе.    Богомольная Россия всегда «при пути». Отечественная философия не пропагандировала культ личного шалого  успеха как самоцель, но  сообразовывала его с божественной силой. Приоритетные  доминанты в контексте следования высшей воле возбуждали русскоязычных любителей мудрости.

Согласно широко известному  скульптору Э.И. Неизвестному, первыми философами в России были художники, которые конвертировали сокровища души в Образы.  Искусство было образной философией эпохи. В фундаменталии эстетического лежит соотношение реальности с идеалом.

Византиец Феофан Грек   вместе с Симеоном Черным оставил яркий след в искусстве росписью церкви Рождества Богородицы, Архангельского и Благовещенского соборов. Душевные состояния его персонажей- подвижников Ветхого Завета (Адама, Авеля, Ноя) снимают барьеры иконописной условности.  На иконе Донской Божьей Матери изображен совершенный,  как капля Вечности, женский лик. Созданная для длительного созерцания икона– не портрет, а концентрат  альтруистической идеи христианства.

Феофановское мироощущение не полностью совпадало со славянско- жизнерадостным сознанием. Однако его «искупительной жертвой» была активизация смиренного инока Троице- Сергеевого монастыря  Андрея Рублева. Просветленный Андрей не разменивал  свою жизнь на копейки и написал икону «Троица».  П.А. Флоренский так сформулировал смысл символики «Троицы»: «Вся земная жизнь и культура ничтожны перед этим общением неиссякаемой бесконечной любви… если есть  «Троица» Рублева– значит есть Бог».

Если бы от средневековой Руси сохранилась только абсолютно  уникальная икона «Троица», то уже была бы ощутима крупность идеалов и обостренная тяга к прекрасному. В данном произведении визуального искусства нет ни действия, ни движения и все три ангела в процессе «безмолвной беседы» думают одну общую негосударственную Думу. Человечность становится богочеловечностью.

Ветхозаветная «Троица» с лейтмотивом круга‒ это символ «соборной индивидуальности». Абстрактная христианская духовность трудно воспринималась в Древней Руси с приоритетом  конкретно- чувственных форм искусства. Художников наряду с книжниками почитали мудрецами, а в  искусстве как переиздании божественного творения видели проявление премудрости*.

Современные искусствоведы лишь иногда говорят то, что думают: рублевская «Троица»‒это символ единения Руси. Из «Жития Сергия Радонежского» слышится, что такой же приметой был Троицкий монастырь. Идея триединства выразилась не только в иконе как «умозрения в красках» (Е. Трубецкой), но и в русской церковной музыке с особым форматом троеголосия как «богословия в звуках». Изготовленная в прохладных монастырских дворах великая полихромная икона скорректировала манеру церковного пения.

Слегка стеснительный по должности  киевский митрополит Илларион (ХI в.) в   «Слове о Законе и Благодати»   воздавал хвалу князю Владимиру за крещение им русской земли и поэтически изображал утопию перехода от Ветхого Израиля к Новому («иудеи земному радуются, христиане же‒ сущему на небесах»). Высмеивая всемогущество придуманного закона, он подчеркивал, что  история вершится по предначертанному Богом плану. Истина наделена красотою, и все новые народы приобщаются к «благодати» (христианству). Началом и концом духовного кругозора выступает друг святыни Иисус Христос. Именно в «Слове» просияла умственным светом Русь золотая.

Солнцесловесный Илларион вкладывал в ветхозаветный закон смысл иудейской правовой нормы как   антитезу  нераздельной с благом всего человечества православной истине. Это произведение о спасительности кислорода веры и гибельности безверия. В прославлении настоящего через прошлое  чеканно обозначился Идеал. Данную философему можно почитать доктриной российского социального  оптимизма.

Нерукотворный памятник  Киевской Руси ‒ древнее и родное «Слово о полку Игореве». В отличие от «Повести временных лет» (летопись) или «Слова  о Законе и Благодати» (богословско- политический трактат), «Слово о полку» ‒ это в прямом смысле художественная литература с определенной дозой языческих богов,  говорящая о власти как послушании. Беспредельность идеала неразрывно связана с беспощадностью самосуда. Как публицистический сплав «книжности» и устной ораторской  культуры, «Слово» прозвучало манифестом национального самосознания.

Древнерусская литература не захлестывалась журналистикой и создавалась не только писателями, но и писцами.  Подобно «Илиаде» Гомера, в «Слове» боги входят в мир людей и повествуется о «наступательном походе». Эмоциональность присуща событиям и природе. Воины легки– как соколы и галки. Просветленность данного произведения в целом ближе не к сказке, а к иконе [6].

Посрамляемый и все же прощаемый за индивидуальное геройство и утрату  горизонта правды князь Игорь восклицает: «О русская земля, уже ты за холмом!». Преданная  жена Ярославна обращается в плаче к Солнцу, Ветру и Днепру*. Солнце, предупреждавшее Игоря о возможных неприятностях тьмою, тем же способом скрывает его «задний отход».

Густобородый  К. Маркс в письме к «дорогому Фредерику» от 05.07.1856 г., комментируя книгу Эйххофа «История языка и литературы славян», отмечает, что суть данной поэмы– призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монгольских полчищ.

Западная литература часто разочаровывалась в человеке и начиналась с бродячих менестрелей, а очень духовная российская – с монахов. Публицистическое содержимое «Моления Даниила Заточника» составляет прославление сильной княжеской власти. Приобретая черты скоморошества, ходатайство о помиловании насыщено пародируемыми библейскими образами, фольклорными пословицами и поговорками.

Арифметический  Запад избрал легкий и внешний путь. Российским эстетическим эталоном было духовное очищение через катарсис радости. Богомольная  Русь аккумулировала страдательный опыт‒ и шла вглубь, рождая органично святого Андрея Рублева, чудотворца Сергия Радонежского и других персонажей. Ментальный идеал и географическая необъятность создали традицию.

Эстетическо- утопические идеи проходят через всю русскую философию. Когда за идеей признается достоинство и право вселенского Божества, все жертвоприношения не выглядят чрезмерными. Как замечал   родившийся в эмиграции А.И. Герцен,  происходит «заклание живых людей на алтарь абстракции».

Псковский старец Филофей чутко ощущал направление гео- стратегического ветра. Прозорливый монах после трагично- турецких событий в   Константинополе  в послании великому князю Василию  III  откорректировал свое ненаучное понимание русской идеи в формате «Москва‒Третий Рим».  Ревнитель христианского благочестия  изрек крылатую фразу, которую до сих пор повторяют на Востоке и Западе: «Два Рима пали, Третий есть Москва, четвертому же не бывать»*.

Кристально духовная доктрина   художественно воплотилась  во фресках Золотой палаты в Кремле  и имела политические последствия. Исторический порядок отождествился с мистикой царства Божьего. Первый и Второй Рим существовали и пали в суетных соблазнах мира сего для того, чтобы появился Третий как последнее звено  христианской эры мировой истории. Генетически связанная с Римской империей и Византией Русь предавалась  во власть воли высшей и божественной. «Земная» история уступала место  вечной и небесной.

*          Существует мнение, что Язычество происходит от древнего слова «Языче», которое в те далекие времена обозначало «Народ».

[1]           К. Маркс, Ф. Энгельс.  Соч. Т.12.  С.737

*         Примерно 30 тыс. лет назад случайно было обнаружено, что  неочищенные продукты брожения плодов и ягод улучшают настроение и сон. Мифо- поэтический образ вина как символ радость жизни присутствовал в Египетской, Вавилонской и других восточных традициях. В античном мире квалифицированные рабы- виноградари  ценились втрое дороже, чем рабы- земледельцы.

[2]           См. подробнее: Демин В.Н., Селезнев В.П. К звездам быстрее света: русский космизм вчера, сегодня, завтра. – М., 1993. – С. 12.

*        Светило средневековой еврейской философии М. Маймонид (Рамбам) активно возражал против фин-поддержки не работающих раввинов. Считая разум лучшим средством воссоединения с Богом, он синтезировал Аристотеля с Торой и написал «Путеводитель  колеблющихся».

*        В основе легенд о погибающих и воскресающих богах лежит наблюдение за сменой времен года, а также хлебным зерном, «умирающим», когда оно брошено в землю, и вновь «воскресающим» в колосе.

*            В этой же «Повести» с большим количеством «негромкой» красоты рассказывается о беседах князя Владимира с иудеями и мусульманами  перед принятием христианства.

[3]          Бердяев Н.А. Русская идея. «Вопросы философии», 1990.‒№ 1.‒ С.81.

*            В тридцатые годы ХIХ в. немецкий историк И. Г. Эверс выдвинул гипотезу о происхождении Киевского государства от Хазарского каганата. В 1924 году аналогичную теорию сформулировал В.А. Пархоменко в книге «У истоков русской государственности». В 1936 году подобные взгляды под влиянием своего друга и учителя Л.Н. Гумилева в чуть более завуалированной форме высказал классик эрмитажной науки М.И. Артамонов в работе  «Очерки древнейшей истории хазар». См. также: Плетнева С.А. Хазары.‒ М., 1986.,  Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа.‒М., 1990.

*        Призвание варягов и легендарный Гостомысл – быть может, дискуссионный символ, но в нем заложен емкий художественный образ.

*        Гора Синай располагается на Синайском полуострове  на границе между Азией и Африкой.

*           Языческим прототипом  Иисуса был бог солнца Хорос. Этимологический ряд: хорошо, хор, хоровод, корона, колдовство, колесо, коляда.

[4]               См.: Гордиенко Н.С. «Крещение Руси»: факты против мифов и вымыслов.‒ СПб., 1986.‒ С.38-39.

[5]       Цит. по: Мартынов В.Ф.  Философия красоты.– М.,1999.– С.6.

*              Иных уж нет, а те в кино. В  снятом на обрывистых кручах Изборска  фильме А.А. Тарковского «Андрей Рублев» с раздумьями  о Божественном и земном  много крови, грязи и жестокости.

[6]          См.: Лихачев Д.С. Русская культура.‒ М.,2000.‒ С.223-227.

*                 * И в опере П.А. Бородина «Князь Игорь» звучит полный печали и любви плач  Ярославны.

*              Москва не желала признавать себя Вторым Константинополем, так как он впал в ересь, присоединившись к Флорентийской унии с католической церковью.

2. ПАРАДИГМА НАРОДНОСТИ И ПРАВОСЛАВИЯ.

 

 Бело-золотая московская Русь  с привольной природой вполне восприняла привет от второго Рима– упадшего Константинополя ‒ и отличилась от Киевской. Она под символами креста искала золото земной правды.  Представления о красоте единили  эстетическое с нравственно- духовным и хозяйственно- полезным. Основными действующими лицами российского «производственного цикла» были  крестьяне, святые  и  полуиноки- разбойники. Любая деятельность не хлебом единым живущего человека воспринималась как общение с Божеством.

Рискуя открыть Америку, можно приметить, что без народности  у искусства ощущается  недостаток   смысла.  Народное искусство и фольклор есть образцы органического совершенства.  Их  не очень активно  изучают в школах и ВУЗах.  Особенно выпуклой была российско-музыкальная стихия. Страдающий в глубинах жизни народ  пел  трагические и  веселые песни в поле, на речке и за лучиной.  Серьезный исследователь смеховой культуры М.М. Бахтин акцентировал, что «низ народного тела в искусстве совпадает с его верхом».

Российский эстезис с краеугольной идеей народности и неглагольной рифмой «кровь -любовь» проникал в реальную жизнь  со всеми  светлыми и темными сторонами. Сущность понятия «культура» как «возделывание поколениями вековой земли» сопрягается с эволюционным путем. Folk art создавала мерная и неспешная работа  творцов и активистов культурного пространства над формами и мотивами.

Простоватый народ- трудолюбец как союз поколений во времени не всегда был электоратом  и иногда побивал пророков камнями. Это  есть не реально существующее коллективное тело со своим «самосознанием», «характером», «волей», «судьбой», а лишь человеческие отношения  по поводу данных  коалиций.

Не слишком продуктивен сравнительный анализ «Слова о полку Игореве» и «Евгения Онегина». Однако духовно-органическая кристаллизация  навыков до степени совершенства сопоставима с экстремалиями  авторского искусства.  Народное искусство  может долго жить без критиков*, которые  не всегда адекватно оценивают  раскрытие сюжета максимально простыми средствами. Арбитры от эстетики и вкуса  определяют место в Истории. Однако. Время и народ– тоже хорошие  критики.

Сказки, былины, легенды и анекдоты тысячелетней выдержки забродили  без участия  Гомера,  Шекспира и Пушкина. Два-три простых народных  слова могут быть выразительнее долгих страниц большого писателя. На них не распространяется Закон об авторских правах. Дистанция между искусством и иногда безмолвствующим народом русскоязычной популяции с большим количеством Иванов и Ивановых  стремилась к нулю.

Оппозиция народной и официальной культуры на Руси ощущалось острее, чем в Европе. Комическое и трагическое  проступало не только в сверх-естественных формах.  Народное и насквозь прикладное искусство не бывает безобразным и взаимосвязано с обиходом и обрядом,  наиболее ощутимыми  в праздниках и застольях.  Вечность в фольклоре  обычно изображалась как неподвижное царство Спящей красавицы,  где годы не отличались от тысячелетий.

Великое не обязательно должно быть сложным. Вместе с тем встречающееся в предметных указателях понятие «народность искусства» не является синонимом его доступности. Под сенью  упрощения легко укрыться массовым подделкам.  Искусство призвано эмоционально-социально вести за собой. Фольклор и мифология дают модель поведения и идеал героя.  Художник должен поднимать вкус-потенциал  и шагать не  вослед  аудитории,  а  быть впереди.

Народно-донное искусство как эстетика своеобразия с трогательными васильками,  частушками и казачьими песнями  говорило о богомольном этносе с обратной «массовой»  стороной языком самого народа.  Этносы как социально- полезная субстанция преспокойно пребывают по различным стандартам истины,  не очень печалясь об этом. Общее, мировое и глобальное не всегда обладают вечной ценностью.   И.В. Гете резонансно заметил: «Для того, чтобы узнать, что небо голубое, не обязательно объездить весь мир».

 Народное самосознание синкретично сопрягается с феноменом патриотизма (лат. «patres»– отцы),   национальной озабоченностью  и развитой  исторической интуицией. Любой американский негр скажет, что патриотизм – это нормально, а антипатриотизм – девиация. Патриотизм иногда подлежит федеральному финансированию. Не только пятиконечный патриотизм с игрой «Зарница» и «Прощанием славянки» – духовный «щит и меч» всех высших проявлений духа, героизма и подвижничества[1].

 Придворные субфилософы и российские  либералы любят цитировать изречение, приписываемое английскому литератору ХVIII века Сэмюэлю Джонсону: «Патриотизм– последнее прибежище негодяя».  Однако первоначально в эти слова вкладывался совершенно правильный смысл.

 В статье «Патриот» (1774 г.) С. Джонсон  призывал британский народ избирать во власть людей достойных, ибо только Патриот достоин места в парламенте. Никто другой не заслуживает доверия. Именно там- то и прозвучал впервые афоризм «Patriotism is the last refuge of  a  scoundrel», который можно трактовать так: «даже для самого отъявленного негодяя не все еще пропало, если   в нем живо чувство патриотизма как последний шанс духовного возрождения»[2].

 Естественные для православного сознания мифология и горячее чувство  патриотического восторга отчетливо проступают не в завоевательных походах, а в обороне.  Уже на заре священной истории вооруженные борения рассматривались как тяжкое преступление перед Богом. При всем том, признавая войну как вечную спутницу человечества злом, автокефальная Церковь  не препятствовала своим чадам защищать ближних и восстанавливать  справедливость.

 В иконографии святого Георгия Победоносца черного змия топчут копыта ярко-белого коня– в борьбе со злом желательно к нему не приобщаться.  Борцы за мир  часто гибнут от рук убийц (А. Линкольн, М. Кинг, А. Садат, И. Рабин), а на войне есть самое  фундаментальное чувство идентичности, где  самые обыкновенные  сыны крестьянской гармонии становятся непобедимыми героями. Война как вечная спутница человечества есть самая острая форма борьбы, а подвиги совершают не только вожди наций.  Слезы женщин, рыдающих над убитыми на войне сыновьями, братьями и мужьями – прозрачны и чисты, как бриллианты.

Православные пастыри неукоснительно окормляли стойко обороняющихся воинов. Исторические обиды становятся частью народной памяти и никто обычно не забывает, где  закопал топор войны. Отсутствие у населения специальных знаний превращало боевое искусство в нечто сакральное или демоническое. Подвиги спаянных поэзией Библии славных воинов русской рати буйно и грандиозно праздновались на братчинах– коллективных трапезах.

Христианское смирение с сообща несомым крестом – это безропотность  перед Богом, а не злом. Выражение «раб Божий» означает Божье всемогущество и готовность  отстаивать Его замысел о мире. И здесь «раб» в битве против сил зла должен превращаться в мужественного воина. Христиане убивали своих врагов на поле брани.  Пацифизм является не очень хорошей выдумкой и инсинуацией  на христианство*.

Сельско- монашеская Русь в лице  святителя Филарета (в миру Василия Михайловича Дроздова), митрополита Московского,  осознала себя как единственное на свете прибежище красоты православия.  Живший в середине ХIХ века  Филарет  говаривал: «Люби врагов своих, сокрушай врагов Отечества, гнушайся врагами Божьими».

Ореол святости  и псевдоним «Невский» князь Александр заслужил после того, как летом 1240 года малочисленный отряд конников вступил в неравный бой со шведскими рыцарями-супостатами  и одержал неожиданную победу. Однако в результате невозбранного «замирения» А. Невского с Батыем Святая Русь повернулась лицом и контрибуциями к восточным бунчукам. Харизматический князь полагал, что «Не в силе Бог, а в правде» и предпочел союз с Ордой, которая терпимо относилась к православию без элементов духовной  агрессии.

 Согласно исторической правде, правнука князя А. Невского  Дмитрия  Донского на борьбу с незваными татаро-монгольскими  гостями – «Куликовскую битву» –  идейно вдохновил рожденный в Ростове Великом (и названный  Варфоломеем) святой Сергий Радонежский*.

Преподобный с почти прямым генезисом от божества предрек победу и дал князю двух иноков-воинов –Александра Пересвета и Андрея Ослабю. По строгим церковным канонам монахи не смели даже носить оружие. Однако игумен Сергий и два инока решили отодвинуть черту. На передний край грозного фронта выходили творения зодчих– как бы навстречу врагу строились грандиозные храмы, символизируя решительность и готовность к борьбе.

 Перед самой битвой князь  объехал свои полки и сказал, не ослабляя  сильных глаголов ненужными наречиями: «Отцы и братья мои, господа ради сражайтесь, и святых ради церквей, и веры ради христианской, ибо смерть нам ныне не смерть, но жизнь вечная; и ни о чем, братья, земном не помышляйте, не отступим ведь, и тогда венцами победными увенчает на Христос Бог и спаситель душ наших»[3].

 И анти-толерантный  Пересвет перед началом главной битвы сразил в единоборстве татарского богатыря Челубея, погибнув при этом сам. Не воин-язычник начинал битву, а православный монах.  На картине П.В. Рыженко «Победа Пересвета» схимник скачет навстречу  зрителю и вдохновляет однополчан- соотечественников на победу. На Куликовом поле  народ осознал свое единство и российский идеал укоренился в национальном самосознании.  Монголовед Л.Н. Гумилев отмечал: «На Куликово поле пришли москвичи, суздальцы, владимирцы, а вернулись с Куликова поля русские»©.

Согласно  повествованиям  жизнеописателей, после сражения легендарный князь Дмитрий Донской приказал похоронить павших богатырей в братской могиле, а на ее месте срубить часовню. Сам преподобный Сергий никогда не возжелал бы променять Библию на коня и, как воплощение монашеского идеала, телом стоял на храме, а духом был на Куликовом поле в месте слияния Непрядвы и Дона. После данных экстремальных событий его авторитет на Руси сделался непререкаемым*.

Если бы  татаро-монгольские всадники проскакали в Европу,  мировая культура недосчиталась бы Леонардо да Винчи и Микеланджело. Победа на Мамаевом побоище была не только чудом. Некоторые элементы четкой тактики и грамотной стратегии Куликовской битвы проявляют знакомство Д. Донского с китайским военным искусством. Битва– это физическое явление с сопутствующей идеальной дискуссией, которую  полководцы ведут языком маневра.  Алая кровь полей боя подобна рубинам.

После того, как Русь  с крестами и куполами начала восстанавливаться от внешних воздействий, неспокойного ребенка перестали пугать лихим татарином. Освободившийся от чужеродного вируса народный дух обретает упругость и количество учредителей новых монастырей начинает  расти экспоненциальными темпами. Вдова великого князя Евдокия основала первый общежительный девичий монастырь в Москве.

Как своеобразный ответ на «Слово о полку Игореве» создаются исполненные идеи возмездия за поражение князя Игоря Святославовича «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Художественное время  в древнерусской литературе имело начало  и конец. В однонаправленном повествовании  события или жизнь   освещались  с эпизодическими обращениями к будущему и  Вечному.

Интеллектуальные апологеты евразийства  (Н.С. Трубецкой. П.Н. Савицкий, Л.Н. Гумилев и другие)  полагали, что «Без татарщины не было бы и России» и считали замечательным факт обнаружения татарина в процессе «скребления» русского. Евразийская характеристика оккупационной трагедии была, есть и будет есть излюбленным объектом их критики.

Веротерпимость монголов– один из самых твердых аргументов евразийцев. Ордынцы не посягали на девственность русских монашек и не создавали запретов церковному пению. Они хотели богатства  и от них можно было откупиться. Взаимовлияние Монгольской империи и  российского третьего Рима  не раз бывало объектом внимания  разномастных политических деятелей, которые в зависимости от ориентации и конъюнктуры делали соответствующие выводы.

 Непобедимая сила духа виделась в героической защите своей сакральной территории и невозможности того, чтобы чужих коней поили в русских реках. Об эпизодах борьбы с «неверными»  сказывали  былины. Православно-миролюбивый народ  охотно и  с  мастерством публицистической детали вспоминал о Куликовской битве, о Тамерлане и Тохтамыше. Иллюстративное искусство актуализировало экстремальные события и «продлевало время».

Патриоты говорят о специфике, а националисты ‒ об исключительности. Типовые законы  специализируются в каждой  народной истории с географией. Непохожий на прабабушкин нафталин национальный опыт славянской расы  без наклона к нацизму и «ущемленному патриотизму» (выражение Ф.М. Достоевского) неповторим в своей повторяемости. Еще до изобретения ООН этничность в высших и осознанных проявлениях   была активно миролюбива. Укорененные  веры  взаимообогащали  друг друга.

 Известно не только благодаря американскому русофобу Збышке Бжезинскому, что национальные чувства иногда преобладают над пафосом пространства и могут стать причиной греховной ксенофобии.  Искусство христианско- матрешечной  общины принадлежало десяткам народов Запада и Востока.  На  русскую живопись влияла не только Академия художеств, но и Эрмитаж.

Однако человек приобретает хорошие  качества от края, в котором родился, а вода–  от почвы, по которой струится. На чистом мраморе не растут цветы. Только могущие возлюбить свой не всегда трезвый народ и землю с семенем правды  адекватно ценят других  и  мировую культуру в целокупности. Всерьез увлекающийся духовностью православный христианин любит отечество преимущественно на своей территории. А затем‒ братьев по крови, живущих по всему миру. Такая страсть не передается воздушно- капельным путем и есть исполнение заповедей Божьих к ближнему.

           Созидатель картины «Явление Христа народу» (1837-1857 гг.) А.А. Иванов испил в земной жизни  горькую чашу разочарований и отмечал: «Каждый русский должен отречься от себя и трудиться, сколько силы достанет, в пользу всего человечества, где более всего его поймут свои (курсив наш–С.Е.), как свежие люди, сохранившие первообразную целостность нравов»[4].

Язык и юмор не могут быть интернациональными. В основе большого искусства лежат почва и судьба.  Национально- эстетические вершины с положительным обогащением бытия имеют общечеловеческое звучание.  Вечная русская молитва как донесение воображаемому Центру и народное искусство всегда были  исключением из правил и тенденций. Космополиты и граждане мира  все же не первыми полетели в Космос.

 «Ненародную» культуру делают профессионалы (от лат. «рrofiteer»– объявляю своим делом) и кандидаты в профессионалы.  Иногда пародийно упирающееся в лубок профессиональное искусство  рождается на известной  ступени культурно- художественной  специализации, когда, по выражению выдающегося  Ф. Энгельса, для части его членов появляется возможность «обеспеченного досуга». Простыми словами, в момент осознания надобности  оплачивать деятельность художника.

  В искусстве важно не только «что» и «как», но  и  «кто» и «сколько» – личность автора с  силой его духовной отдачи. А также – от «кого» зависит «кто». Профессиональное искусство  требует эстетически «продвинутого» народа. Оно ассоциируется с министерствами,  кафедрами и дипломами.

  Крупный философ и хороший человек М.С. Каган в целом справедливо замечал, что роман и повесть, станковая картина и портретная скульптура, симфоническая и камерная музыка, драматический, музыкальный  и хореографический спектакль, кинофильм, художественно-промышленное изделие и созданное индустриальным способом архитектурное сооружение‒ все эти плоды профессионального творчества не имели подобия в творчестве народном. В результате «язык» профессионального искусства все дальше уходил от «языка» фольклора[5].

Эмбрион  профессионализма был зачат во времена высокой античной классики. В том эоне рождались художественные статуи и комплексы  афинского  Акрополя. Заказчиком выступало государство, главным архитектором и скульптором– обязательно гражданин Афин (как имевший много личных врагов и завистников Фидий*), а рабочие бригады комплектовались из всех прочих свободных граждан.

В рациональных временных границах отношение ко все проверяющим Вечностью художникам  изменчиво. Поэту-сказителю Гомеру наливали вина и смотрели на него добрыми глазами. Однако восхищение творениями искусства  не всегда разумело пиетет к их создателям. Демиург  мог быть рабом,  ремесленником или фигурировать  на содержании у аристократии.

      Из трех активно-древнегреческих гениев, с полным основанием стоящих  в строю  античной философии –  трагиков Эсхила,  Софокла  и Еврипида– только последний, младшенький, зарабатывал на жизнь драматургическим творчеством. Софокл с трагично- ироничным «Царем Эдипом» и  Эсхил со свободолюбивым  «Прометеем» обладали искусством политической сервильности и занимали оплачиваемые должности в афинском городе- полисе.

    В очень далекие  мифические времена, где сами Боги на священном Олимпе оберегали своих художников, поэтов и архитекторов, авторесса- поэтесса Сапфо не смогла долго жить с возлюбившим ее бедным пиитом Алкеем и  пророчески изрекла: «Бедное искусство будет вечно просить подачки у избытка жизни…»[6].

Проницательный женски-мудрый человек словно предвидел(а) наступление времен, когда отключенная от финансовой розетки духовная сила создателей Прекрасного начнет умолкать, испаряться и уходить на дно бездушного забвения.  Битвы  потливых и усредненных импотентов духа за свое благополучие иногда приносят вреда больше, чем сталинские репрессии. Чем меньше становится искусства, тем больше  всевозможных аномальных росконов,  где собутыльники- лауреаты раздают друг другу тусовочные премии за своевременную политическую переориентацию.

      У доверенного лица русского духа писателя и актера  В.М. Шукшина  встречается такая дефиниция с «легким дыханием» русской водки: «Профессионально  – это, наверно, то, что есть правда о человеке»[7].

     Весь немного выше мира и страстей художник верует в вертикаль и  подчиняется господству силы, делающей его творцом. Чтобы быть художником, он  слегка убивает в себе человека.  Чтобы выжить, крепко ударенный богом и лишь иногда приласканный дьяволом Творец  отрекается от искусства. И показывается,  заручается и налаживает. Духовные кристаллы истаивают в мутных водах реальности.

 Художник с блуждающим в голове огоньком во все времена зависел от длани кормящей и источника ресурсов, позволяющих ему профессионально увлекаться своей деятельностью. Высокому искусству невыносимо печально  существовать без меценатов, спонсоров и дотаций. Однако только  оно утверждает своим авторитетом представления, желания и влечения, еще не облученные светом через окошко федеральной или региональной кассы.

Квалифицированный профессионализм осознает ценность знаний-навыков-умений и не всегда возводит специализацию на уровень Любви. Триумф мастерства над силой Образа де- потенцирует   художественное впечатление.  Профессионализация иногда заменяет талант и нуждается в интерпретации. Возникают импозантные и трогательно аполитичные члены академий и искусствоведы. Сертифицированные профессионалы построили затонувший «Титаник», а любители– плавсредство  «ковчег» для спасения от всемирного потопа как образа выходящей из берегов истории*.

 Отсутствие или малое количество  древнерусской любовной лирики, драматургии и развлекательных сочинений  именно тем и объясняется, что в морально выдержанном фольклоре данные жанры существовали в формате новозаветных  апокрифов с талмудическими параллелями: «Царь Ирод»,  «Соломон» и др. В Толковой Палее ветхозаветные сюжеты дополнялись рассказами о сказочном звере Китоврасе как аналоге греческого Кентавра. Иногда гонимые скоморохи в песнях, сказках и социальных сатирах ухохатывались над пасхально- ритуальной реальностью.

Респектабельная Муза истории и богиня памяти Клио иногда тоже смеется, а народная монархия с кровавыми русскими закатами над лобным местом  упиралась в авторитет Бога и тело общины. Живущая  по пословицам и поговоркам  Россия не могла себе позволить Реформации и конфессионального разделения ввиду укрупнения вероятности внешних  воздействий. Все лучшее центрировалось в храме как образе мира.   В иконах ХV и ХVI в.в. исчезали  греческо- дидактические линии и проступал образ Христа со славянскими чертами.  Духовенство любило живопись, однако отдавало предпочтение мягко пленяющей сердце иконе. В годы живой веры молитва была самой жизнью с  эстетической тканью красоты.

Слегка подчиняя факты концепции о первоначале Москвы от Первого Рима, можно вспомнить, что авторитет Первопрестольной  высоко  ставили  все регионы, а также Константинополь.  В златоглавую приезжали весомые духовные деятели, художники и ремесленники. Рожденные в Центре идеи- образы широко экстраполировались и заметно влияли. Для строительства  Кремля со священными чертогами Успенского собора ангажируются итальянские архитекторы.

 На смену канонизированным идеалам светильника  С. Радонежского пришли мечты «осифлян». Мирянин Дионисий был близок к идеологу Иосифу Волоцкому, считал живопись крупным компонентом богослужения и сотворил иконы  «Богоматерь Одигитрия», «Св. митрополит Петр с житием», «Св. митрополит Алексей с житием». Генетический сын Дионисия Федосий высоко-художественно отработал фрески Благовещенского собора в Кремле с выпуклой идеей властной преемственности. Сюжеты изобразительного искусства слегка игнорировали природу и были  преимущественно церковно- литературными, а надписи на иконах как бы останавливали время.

  При всем том продолжателю Гутенберга первопечатнику Ивану Федорову  было тяжеловато в эпицентре православной ойкумены, так как он имя Божье «шлепал» на машинке. В 1566 г. от  Р.Х. его печатный двор был сожжен, а русский  Иван со товарищи  были изгнаны из Москвы. О прощании со столицей он так написал (напечатал): «…сие убо нас от земли и от отечества от рода нашего изгна и в иные страны незнаемы пресели»[8].

  Историческая правда говорит о том, что благодаря алфавиту и письменности  возникла Книга. Текст Библии с начальной фразой «В начале Бог сотворил небо и землю» (Бытие 1.1) стал доступен миллионам верующих, а книжная гравюра высветила конкретно- чувственный словесный образ. Библия‒ вершина масс-культа в книгоиздании. Печатное Слово усиливало экспансию новых идей и в искусстве.  Однако печать  подрывала дисциплину церкви и превращала время в пустой сосуд, наполняющийся новостями. Инкунабулы и бумажные книги не только печатали-читали и собирали, но и с большим энтузиазмом публично сжигали (иногда вместе с авторами). По поводу данного вида ритуальной казни можно вспомнить слова Воланда «рукописи не горят» и добавить: «горит бумага, а Слова возвращаются к Богу».

В трагедии Солнца русской поэзии  А.С. Пушкина «Борис Годунов»    главное действующее лицо и высший судья‒ не слишком грамотный народ. Он  оттеняет трагические коллизии совести царя Бориса, на пути к власти которого‒ невинно убиенный царевич Дмитрий. Между Борисом и народом,  не желающим быть соучастником преступления – пропасть отчуждения и гнева («Скорбит душа…»). Без Поэта- эха русского народа было бы трудно отечественному роману, романсу и опере.  В монологе Юродивого из одноименной оперы члена «могучей кучки» М.П. Мусоргского используются мелодии народных плачей, а в арии Варлаама звучит комедийная скороговорка.

В годину тяжелых  бедствий  особое уважение обращалось на православных  святителей. На пути страшной угрозы под названием «смута»  стоял спаситель  чудотворной Казанской иконы Божьей матери и Патриарх Московский Гермоген. Святитель умирал от голода, однако  устыдил малодушных, ободрил растерянных и объединил  жаждущих вызволения Русской земли от иноверческого ига.

Князь Дмитрий Пожарский молился перед  иконой накануне генерального сражения с поляками.       Если бы Минин с Пожарским спасали Россию хождением вокруг Кремля с плакатом, требующим повышения заработной платы для депутатов, поляки выбрали бы  их в Думу. После не самой большой смутно-социальной  удачи   возобладало духовное начало.

На лекциях в Духовной Академии история православия предстает шеренгой святых и поголовно преподобных монахов. Однако не было в анналах  Церкви века, который  считал бы  себя «золотым».  Рядом с Богом, Солнцем и Звездами церковная реформа с червивым яблоком раскола  ощущалась как прозападная. Первотолчком стали формальные разночтения в церковных фолиантах и обрядно- региональные отличия с введением канона  троеперстного  крестного знамения.  Расколо- учитель Никон (при крещении Никита)  был горячим продолжателем линии иосифлян  и  сторонником симфонии властей.  

Раскол–самое трагическое испытание для церковного организма. Тысячи убежденных в своей правоте старообрядцев отстаивали свои воззрения, несмотря на чудовищные притеснения. Мятежный и «огнепальный» протопоп Аввакум героически служил идее и приумножал традиции нестяжателей. Он актуализировал  понятие  абсолютной эстезы,  истекающей из Бога и супротивился европейской красоте. «Житие протопопа Аввакума»–   литературный реликт, поражающий страстностью борца и нежностью к страданиям единомышленников. В данном поэтично-знаковом произведении книжная лексика напряженно взаимодействует с просторечиями, символы – с тропами, а  проповедничество– с шутовством.

Именно «ревнители древнего благочестия»  оказались самой свободолюбивой и гонимой социальной группой. В старообрядческих скитах святость  по-соседски жила  с грехом.  Узурпируемые аввакумовцы  действовали фанатично и освоили приемы изображения своих недругов в виде комичных домашних животных. Изуверской формой протеста  были массовые самосожжения. Со «староверами» в основном остались юродивые и в официальной трактовке церкви  сомкнулись с еретичеством.

На Дону «никонианская ересь» не воспринималась всерьез и появление старообрядцев в казачьих землях было  веской «этнической инъекцией». Подобно запорожским сечевикам, вольные донцы ощущали свое сообщество как рыцарское. В  казачьем строю с военно-демократическим кругом имели место быть также и представители еврейского этноса. Они полноправно служили в  Войске и содействовали  торгово-  финансовым делам.

В Киевской Руси  столкнулись языческие и византийские ценности,  а в ХVII веке от Р.Х. традиционно-культурные  пласты с хороводами и театральными Петрушками противоречиво совмещалась с западноевропейскими. Церковное знаменное пение  противопоставлялось музыке барокко. Рядовые монахи и попы ощущали подмену православной веры. Эстетические сдвиги в «после-куликовской» матушке- Расеи открывали дальнюю социально- преобразовательную дорогу.

  В тяжелой воде российской истории смута и раскол показали, что  российский  социальный организм естественным путем не хотел сочетаться с Европой.   Европейский путь развития  мог быть привнесен только в результате реформ, осуществляемых политической властью.

  Одетый в лосины  адепт западной  деловитости  Петр с порядковым номером «1» стал зачинателем данных ре-форм и новых этно- конфессиональных реалий.    «Прорубив очко» в чумную  Европу,  Петр  не установил системных связей с Азией и изменил пол столицы. Из самой даровитой ученицы Византии Россия превратилась  в вечного аутсайдера Запада. Незримым причастником строительства Северной Пальмиры как явления трагической  красоты стал  «отдававший живот за православную веру»  благоверный князь А. Невский, мощи которого были  перевезены в невский «парадиз» из Владимира.

  Город лунного света, воды и экзотической архитектуры под названием «Санкт- Петербург» – это «фаустовский» проект европейского модерна на православной почве и новая столица Руси после Третьего Рима, которая в филофеевском  смысле не могла  и  существовать («Четвертого Рима не будет»).  Богатеющая священными ведами Россия  усыновила город на  Неве как иконостас Европы и  северную  столицу. Радикальное Иное  сблизилось с петербургским мифом и воплями угнетенной плоти.

 В социальной коллизии с увесистой дланью централизации и «усеченной» народностью  появляется десакрализованная литература. Собственные закономерности искусства  отделяются от теологических.  Образцом для подражания вместо Иисуса становится Царь, не озабоченный проблемой переизбрания. Открывшаяся западным ветрам Россия жадно заглатывала все заманчивое, тянулась к «высшим истинам»  и  тайным откровениям.

   Блестящим рисовальщиком и основателем-воспитателем ХVIII века был А.П. Лосенко. В его жизни не все было сказкой.  В портретной живописи   Ф.Г. Рокотова, В.Г. Левицкого, В.Л. Боровиковского еще как будто чудится тусклое мерцание древних икон.   Особого зрительского и исследовательского  внимания заслуживает цикл полу- парсунных портретов  близких соратников  Петра по Всепьянейшему собору (Преображенская серия) с ироничной трактовкой доброхотов Отечества  и  именитых фамилий.

Стратегические проекты харизматического Петра, как и   апокалипсические реформы Никона, были утопичны и устремлялись к процветающей державе  с жесткой иерархией.  Фантастическим  был и временной интервал–  высокорослому и не очень счастливому в семейной жизни Петру хотелось моментального социального чуда  по сказочной формуле «сказано- сделано».  Главной целью  полагалась ксено- трансплантация  европейских  идеалов с надлежащими светскими атрибутами и превращением  государства  в универсальный ускорительный  механизм.

  Рожденные на базисе эллинистической традиции классицизм и барокко достигали Петербурга не напрямую из Рима и Парижа, а посредством запоздалых транзитных вариантов с элементами синтеза  стилей, течений и школ. Так получили «путевку в жизнь» петровское барокко, растреллиевский стиль и русский ампир.

 Образ вздыбившейся России, которой постоянно не везет с народом и правительством, представлен  Э.М. Фальконе– французским другом А.П. Лосенко– в «Медном всаднике» как романтическом державном образе. Коней П. К. Клодта много, а обласканный исследователями и составителями энциклопедий Медный всадник  всего один.  Копытом взлетевшего на постамент коня растоптана змея как символическое изображение зла.

  В каждой национальной  литературе есть свой номер Первый.  Ставший нами всеми А.С. Пушкин слышал в колыбели простовато-красивую русскую речь Арины Родионовны. Потомок Ганибалла находился с няней по призванию в тесном эмоциональном контакте («Выпьем с горя, где же кружка?»), общался со станционными смотрителями, охотниками и егерями. Божественный Поэт  любил читать библейские свитки,  явился прообразом русского всечеловечества и воспроизвел  скульптурное изображение в одноименной поэме со «сверхплотным веществом» смысла.

 «Медный всадник»  говорит о вечной амбивалентности петербургского мифа.  Стихия потопа и восстание «финских волн» не тождественны народному бунту, но имеют с ним аллегорические точки схождения. «Парнокопытное животное — Нева — державная власть — народ — бунт»– это звенья метафорической цепи.  Преследование Евгения металлическим всадником изображено в рифмованной повести не только как бред сумасшедшего, но и как реальный факт с элементами сверхъестественного.  Переполненный сочувствия к своему герою, автор возвышается до государственного взгляда на конфликтогенную ситуацию.   Пушкинисты обоего пола отмечают, что «Медный всадник» стягивает противоречия реальности и творческой мысли в целостный художественный мир,  построенный по законам красоты.

       Проживающий в Нью-Йорке и Париже   М.М. Шемякин  потревожил вечный сон «реформатора- окноруба», установив на территории Петропавловской крепости памятник, который изображает дегенеративного гоминоида с маленькой головкой и наличием полного отсутствия  народной любви и понимания.

         «Человек барокко»  Петр пел на клиросе и во время пребывания в Англии и Голландии  был посвящен в братство «вольных каменщиков»*. Считается, что  сей строитель был принят во всемирную братскую цепь самим Кристофером Вренаном– учредителем английского масонства. Это был путь к серьезному идеализму  и внецерковной духовной жизни.   Ф.И. Тютчев писал однажды «о страшной загадке, в силу которой, столько способностей и энергии, вложенных в нас, обречены судьбой никогда не выйти наружу и не быть употребленными в интересах нашего собственного и чужого счастья».

  Тайна этой страшной загадки в том, что органика Церкви и культуры  насильственно сломалась шоко- терапевтом  Петром I, которому кто-то подсказал данный путь. Пение во время богослужения стало походить на светскую концертную музыку.  Преобразователь с топором шагал огромными шагами, а его совесть была ограничена царскими заботами. Цесарь обладал природным государственным нюхом и свободнее чувствовал себя среди энергичных практиков, а не творцов и теоретиков-мыслителей.

  После пересечения государственных границ в императорскую голову пришла идея приглашения иноземельных специалистов    Манифест 1702 года подзывал  профессионалов различных профилей. Царствующий Петр оговаривался, что  ангажирует всех, включая  употребляющих на национальную пасху  мацу («хлеб бедности») евреев. Обрезанные граждане оказались среди самых близких петровских соратников с официально осветленным образом.

   Регулярно сношавшийся с европейским миром эксцентричный Петр в письме к Абраму Веселовскому– двоюродному племяннику Петра Шафирова (внуку смоленского еврея Шафира)  признавался: «Для меня совершенно безразлично, крещен ли человек или обрезан, главное, чтобы он только знал свое дело и отличался порядочностью»[9].

 Сатира с элементами садизма  щедро изливалась на головы подданных из царского кубка острот – бритье бород и смена кафтанов, учреждение в честь Иуды одного из самых первых российских орденов.  Обнаружив вокруг себя плутовство и измены, самодержавник примерно наказал светлейшего и «кристально честного»  князя Алексашку Меншикова и приблизил шута И.А. Балакирева, а также  прочих граждан  ума острого и язвительного.

 В арсенал профессионального придворного шута обычно включался  талант остроумной поэтической импровизации.  Среди   развлекателей  оказался и Ян д‘ Акоста,  которого прозвали Лакостой.  Данный потомок марранов случайно оказался на пространствах России  и был возведен на должность лейб-юмориста. Скипетр и интеллектуальная погремушка слегка ежились от балтийских ветров и дополняли друг друга– с овладевшим в совершенстве Торой и Библией Лакостой  император любил вести богословские беседы. Пост придворного шута доставался еврею не только в России.

 Экспозицией эстетики триумфа в синодальной  пародии были фейерверки с расписанной процедурой, зрелищными эффектами и доступностью широкому кругу воспринимателей. Создатель репертуара русского театра А.П. Сумароков охарактеризовал народные игрища ХVIII века как «смех без разума». Однако, быть может, праздники в любую эпоху мобилизуют художественное сознание, актуализируют  идеалы и делают ощутимой связь с ушедшими в мир иной и еще не родившимися.

  Для юродства  петровской эпохи с обличением «грехов мира сего» была характерна высокая образованность, а иногда и знатный статус-кво  в миру. С другой стороны, «личный состав» данной социальной прослойки обильно пополнялся за счет лже- юродов с вполне земными целями‒ привлечение внимания и личные материальные бонусы. Иные  же  «откидывались» в юродство, просто спасаясь от уголовного шлейфа.  Слегка  юродствовала Христа ради первая после-петровская святая Ксения Петербургская. В часовню святой Ксении на Смоленском кладбище Васильевского острова приходят за утешением в болезни или несчастье, а также в поисках «вспомогания» в семейной жизни и любви.

 Однако российская абортивная модернизация– не только праздники, хлопушки и юродивые, но и обновленные  бедствия для плебса. Искатель жизненной правды  В. И. Суриков*  умом и сердцем тянулся к трагедии большой истории. На  полотне  «Утро стрелецкой казни» (1881 г.) скрещиваются взгляды царя и гневно- непреклонного стрельца с горящей свечой. В основе сюжета– прощание, плач, ритуальное действо. Соборность проявляется как покорность. За спиной носителя государственного начала высится идейно-сплачивающий  Кремль, а позади мужиков и баб‒ сказочный храм Василия Блаженного как фольклорно- народный формат того же  феномена.

Прославленный Поэт Михайло Ломоносов полагал, что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать»©. Рожденный под «хладным небом», М.В. Ломоносов высоко или безмерно ценил родниковое русское слово,  стоял на  понимании красоты, которая имела  своим источником «создателеву бесконечную премудрость и силу». Однако полагал при этом, что   процессы познания «свойств и причин самих вещей столь приятны, вожделенны, полезны и святы, что могут  приведены быть в несравненно высшее достоинство»[10].

По мнению помора- архангелогородца, красота может быть свойственна  определенным арте- фактам человеческой деятельности и языку  («Красота, великолепие, сила и богатство российского языка…»). И, безусловно, «свободным искусствам»– музыке, живописи, скульптуре и архитектуре. Красота обладает ценностным значением, принося «увеселение и пользу», точнее,  пользу через увеселение.

Согласно Повелению Императрицы Елизаветы, обычно духовно трезвые и художественно одаренные  М.В. Ломоносов и В.К. Тредиаковский должны были сочинить по одной трагедии и из-под пера  «нашего университета»  вышла национально- историческая драма на тему Куликовской битвы  «Тамира и Селим». Добрым учебным пособием для многих потомков  послужила «Риторика»  русского  Леонардо.

Духовно- деформированная народная монархия становилась самодержавной. Не читавший заветных страниц «придонный социальный слой» страдал без национальной идеи и превращался из субъекта в объект управления. Самодержавный правитель испытал  любовь к ветреной красавице немецкой слободы  Анне Монс, заложил Летний Сад с итальянской мраморной  пластикой и основал первый в стране музей–Кунсткамеру. Кроме того–  создал гражданский алфавит, помог уйти из земной жизни  своему сыну,   приказал издать   «Юности честное зерцало для воспитания хорошего тона в обществе», загонял недорослей в навигационные  школы,  реформируя и  ломая все, что мешало  динамическому развитию*.

Народ-богомолец  надрывно скрипел под воздействием данных экстремальных процессов. «Идеал» и «почва» вступают в гармонию, только двигаясь навстречу друг другу. Почти бесполезно звать человека на небеса, не укрепив его на земле. Знающая лишь запах навоза Россия страстно крестилась,  каялась и возвращалась к «почве». Европейский корнеплод и веселые боги барокко не очень активно приживались в русском огороде.

Философствующий филолог В.В Бибихин отмечал, что в российской цивилизации  на основе уважения к целому и стремления к единству  за человеком не признавалось право на устройство в мире  по  самовольному разумению.  Все дело  в мудром знании, что никакое само- обустройство  в конечном счете  не может удовлетворить человека.  Мир должен устраиваться по-божески. Носителем власти  может являться  агент общественных  интересов. Эта встроенная метафизика имеет черту отрицания  способности  человека устроить  самого себя на земле собственными средствами. Ее оборотная сторона – нигилизм. Поэтому  дело для России вовсе не в «модернизации» и не в подражании благополучным странам[11].

Скоморох- импровизатор Кирша Данилов с определенной долей исторической погрешности  считается составителем первого в петровском веке сборника былин, лирических песен и духовных стихов с элементами обсценной лексики. Крупным драматургическим памфлетом на европейское шарлатанство с отечественным идиотизмом ХVIII в. (и не только) стала трагикомичная пьеса  «Недоросль» Д.И. Фонвизина (фон Визина).

Церковный организм не очень настаивает на гелиоцентрической системе, но иногда соприкасается с государством. Задача церкви – вечное спасение совершеннолетних детей и внуков Всевышнего, а государства– забота об их земном благополучии. Став религией, политика превращается в инквизицию. Одной из самых безумных петровских утопий была замена патриарха коллективно-ведомственным Синодом как «департаментом духовных дел». Местные архиреи превратились в церковных помощников губернаторов. Петру помогал раскол. Не слишком перспективной  казалась мысль о скитниках, считавших молитву главным занятием. Разрыв в цепи русской святости  искажал симфонию.

  Толстый лед народной культуры  прогнулся и томимые духовной жаждой борцы за чистоту святоотеческих традиций  стали запинаться на тропаре. Искусство, в сущности, было ориентированно на первое лицо с  близким кругом. В русской литературе случилась задержка. В целом  Петр I выступал в роли упростителя системы. Можно в этой связи обратить внимание на высказывание консервативно-несравненного К.Н. Леонтьева: «Всякое упрощение– всегда деградация».

            После-раскольническая Русь со Святками и свитками содрогнулась под пером петровских указов  и хлебнула  из-за рубежа  гражданские права только для элиты. Между «почвой» и «цивилизацией» (по терминологии В.О. Ключевского) бытовала социальная дистанция. Ее представители  изъяснялись на разных языках:  «почва» – на русском, а «цивилизация» – предпочтительно на французском. Образно говоря, голова общества отделилась от туловища,  и   каждая  часть  стала  жить своей жизнью.

Распря между «черной» и «белой» костью  порождала и обуславливала  дальнейшие сдвиги, изломы и катаклизмы. Остальные несовместимости  утяжеляли коллизии, что и повергло  к зачатию  российской интеллигенции, первоначально выступавшей  в облике цивилизации.

Грозный 1812-й год  снова научил молится и возбудил  общественное единодушие, а пахнущий дымом отечества  российский разум  в ХIХ столетии от Р.Х. дважды стремился стать выше власти. В первом случае  это были частично разорвавшие с ложами   декабристы*,  а  во втором – радикальное народничество. Однако если при почти бессмысленном стоянии мятежных идеалистов 1825 года  на Сенатской площади «народ остался безучастным зрителем» (А.И. Герцен), то народничество влеклось к сближению с  почвой и ее обращению в   революционный ингредиент.

 Говоря не ветхозаветным языком, еще до написания балета «Лебединое озеро» (1876 г.) объективный вирус первого русского капитализма уже активно выступал в формате  смутной угрозы.    Народники имели опыт политического воздержания и отвергали линейную социально- экономическую логику.  В недрах  течения выкристаллизовывалась национально-своеобразная  концепция.

  Богатство литературы создают не только гении, но и обыкновенные таланты. Эстетическая и этическая идеализация простолюдина как зримого воплощения «святой бедности»– специфическая российская особенность. Образцом народнической утопии является «Сон счастливого мученика» из романа Н. Н. Золотовратского  «Устои». В объятиях Морфея христианско-крестьянская община предстала  царством суровой, но справедливой гармонии.

  Народничествующий Г.И. Успенский не стал представителем второй древнейшей профессии и проникался судьбами кошерной нации. Опровергая извечные  стереотипы, в своей прозе небольшого объема «Балаган»  (1865 г.) он создал образ еврея- лузера с горчинкой, озабоченного бедностью и поиском средств к существованию.  В  рассказе «Жиденок» показана диспозиция в простоватой русской провинции и физиологическая  мотивация еврейского подростка-сироты Юдко, который не обменял одну национальность на две судимости.

  В очерке «Выпрямила» (1897 г.) главный герой Тяпушкин увидел в скульптурном образе Венеры Милосской стремление ваятеля выпрямить и расправить  скомканную человеческую душу для светлого будущего.

 Народ обычно заслуживает власть, которая его имеет. Народничество касалось  действительной жизни сопереживательно и без романтической идеализации.  Много думалось и говорилось о моральной ответственности и чувстве  долга  перед скифами-пахарями, которые оплатили не очень красивой нищетой «высшие» проявления духа. В сущности,  народники  считали бродяг и антисоциальных элементов  самой обыкновенной долей этноса и утверждали эстетику «гражданских слез».

Социальное положение «снизу» воспринималось как беспримерная ценность. Из народа вверх шло мытарство и сокрушение, а сверху вниз‒ терпкое чувство осознанной необходимости с ними покончить. Сострадательные интонации  становились  всеобщим принципом творчества. Первый герой поэмы главного   редактора «Современника»  Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» (1866-1876)‒ не отдельно действующее лицо, а страдающий  народ.

Сформированные под влиянием демофильства эстетические образы  скручивались с принципами реализма.  Художник озадачивался общенародной жизнью. Почвенная тяга  осуществлялось в упаковке и с идейно- эстетическими импульсами романтизма. Важную роль играло увлечение идеалистом Гегелем– под влиянием немецкой философии народность трактуется  как выражение  «духа народа». Не только Абсолютный Дух  настойчиво требует  для себя бессмертия.

 Для народничества характерно, с одной стороны, упрощение и философский нигилизм, а с другой – напряженность  «критически мыслящей личности». Из-за  разъединенности  данных крайностей в  жертву приносилась логика мысли  с  приоритетом  практического дела‒  «хождения в народ». Не очень продвинутые в общечеловеческих ценностях народники ступали на деревню с ярко просвечивающимся фольклорным бытием и «возбуждали» живые сердца, власть* «винтила» народников. Революционная пропаганда с   глотанием  действительности как желудочного зонда  повела к судебным делам– «процесс 50» (кружок московских пропагандистов) и «193-х».

  Искусство и офилиграненный язык с рассасывающимися нормами не всегда торжествуют над насилием и терро- логикой. В довершение  исторической миссии после не совсем удачного омовения в «безбрежном народном море»  была  сделана ставка на осмысление трезвой библейской заповеди «не убий».  За русскими спасателями реальности стоял глубинный пласт православной метафизики.

Без мечты нет героев, звезд и  классических мафиозных романтиков. Героическое сознание обретает озарение,  разрушая мир  во  имя его спасения. Отрицательные мифо- фигуры и литературные герои обычно содержательнее положительных. Герой- альтруист  как сын человека и Бога не всегда успевает оставить потомство,  иногда любит пошутить и избирает демонизм в качестве  нравственного ориентира.  Опровергая инстинкт сохранения жизни и  императив эквивалентного обмена, он жертвует собой. Эстетический эквивалент героического‒ возвышенное.  Подвиги раздвигают  границы  Вечности,  а  идеалы не всегда гибнут вместе с героями.

            Деятельность опальных мятежников- народовольцев с определенным количеством Зунделевичей, Аптекманов и Арончиков значительно отличалась от современного высокотехнологичного терроризма. Она  рассматривалась как жесткий, но в конечном счете полезный катализатор социальных перемен.  Активисты несистемной оппозиции приобретали  ореол  отчаянных мучеников за «правое дело».

 Данная излучина бытия крупно воздействовала на  национальное    самосознание и умственную жизнь.   Она   значительна   в   литературной     эссеистике, в опирающейся на русский музыкальный тематизм с восточным уклонением  «Могучей кучке» (М.А. Балакиев, А.П. Бородин, М.П. Мусоргский, Н.А. Римский- Корсаков) и живописи  свободных от консервативной Академии художеств  передвижников.

   В соавторстве с родной  землей создавая оперу «Хованщина»,   М.П. Мусоргский  вслед за  М.И. Глинкой прибавлял национальные течения в классической музыке* и в перфекте искал ответа на острые проблемы. Об этом композитор  писал в одном из писем В.В. Стасову: «А что если Мусорянин да грянет по Руси- матушке! …не познакомиться с народом, а побрататься жаждется… Прошедшее в настоящем– вот моя задача. “Ушли вперед“ – врешь, “там же“!  Бумага, книга ушла – мы там же. Пока народ не может проверить воочию, что из него стряпают, пока не захочет сам, чтобы то или иное с ним состряпалось,– там же!»[12].

   Искусство с элементами юмора-сатиры помогало жить и быть. Народнические сюжеты в красках передвижников- подвижников  (И.Н. Крамской, В.Г. Перов, Г.Г. Мясоедов, Н.Н. Ге и т. д.) и инструментально-почвенные мотивы «балакиревцев» активно соединяли эстетический идеал с этическим, утверждая положительный образ витязя-победителя.  Изображение крестьянской  темы  как бы «выхватывало»  героев из жизни. Архетипичный образ народной магмы в русской культуре‒ страдательный.  «Товарищество передвижных выставок» мечтало сделать  искусство «учебником жизни», а красоту  превратить  в хлеб для народа.

       В идейно-эстетических творениях передвижников как первых русских бунтарей в искусстве  осмысливались грани реальности и искалась правда через образ и цвет. На критически- реалистичной  картине В.Г. Перова «Сельский крестный ход на Пасху» (1861 г.)   деревенская православная колонна  завернула по пути из церкви в кабак и с трудом выбирается из него. Пастырь со стаканом во лбу спускается с крыльца. Пьяная паства несет иконы вверх ногами, поет нестройным хором или уже  вообще не стоит.

 Практикующий критик В.В. Стасов бросался в неравный бой за каждое новое резонансное произведение и всегда поддерживал искусство, в котором «есть сила негодования и обвинения, где дышит протест   и страстное желание гибели тому, что тяготит и давит свет».

Морально и материально окормлял передвижников заслуживший отдельную книгу из серии «Жизнь замечательных людей»  собиратель П.М. Третьяков. В завещательном письме родоначальник Третьяковской галереи отмечает: «…прошу вникнуть в смысл желания моего, не осмеять его, понять, что для меня, истинно и пламенного любящего живопись, не может быть лучшего желания, чем положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, и принесущего многим пользу, всем удовольствие… Более я ничего не желаю… прошу не осудить моего распоряжения…»[13].

В строю народников самым знатным явлением  этого рода был, несомненно,  светоч русской литературы  Л.Н. Толстой.  В трактате «Что такое искусство?» писатель резко отторгал новейшие культурные проявления. Раб божий Лев Николаевич ставил этику над эстетикой,  не любил слово «патриотизм», а также оперу и балет,  полагая, что всенародное искусство может зарождаться только в случае непреодолимой  потребности  в  передаче определенного сильного чувства*. Искусство же богатых классов наступает потому, что художнику заказывают «художественный» вид развлечения и оплачивают его. Художник изобретает  механические приемы, превращающие творчество из вдохновения в чисто ремесленное изготовление определенного изделия.

    После духовного переворота и «второго рождения» (1880-е гг.), с предельной откровенностью раскрытым в «Исповеди», многодетный художник слова  обращается к глубоководным мировоззренческим вопросам. Поиски вневременных оснований  связывались с перенесением  личного бытия в «жизнь всего человечества». К своему рафинированному христианству отчаянный утопист Л.Н. Толстой пришел через педагогическую деятельность, усиление религиозно-философской публицистики, коннозаводство и духовное единение с крестьянством.

      Как клянутся толстоведы, для никогда не состоявшего в русском ПЕН- клубе Л.Н. Толстого Христос был  не Богочеловеком, а Учителем жизни. Отсутствие логичных официально- православных ответов подвигло к самостоятельному поиску цельной истины с переосмыслением ветхозаветных  принципов.  Лев Толстой впал в неслыханную простоту, противопоставлял  чистую этику Евангелия обрядоверию и был  более истинным христианином, чем отлучившие его иерархи- церковники. Писатель светлой мысли не использовал понятие «русская идея», однако данное словосочетание адекватно  его творческому духу.

Никто не способен написать абсолютно исчерпывающую книгу о чем бы то ни было. При всем том автор литературного  романа как  вымышленной истории  вступает в греховное соперничество с Богом и мечтает о тиражах, а высокие гонорары слегка подтачивают его репутацию. Внушительным  эпосом о  свершившейся Великой французской революции и надвигающейся Великой русской  является роман-эпопея   бывшего артиллерийского офицера   Л.Н. Толстого «Война и мир». Его иначе можно было бы назвать «Война и общество»,  «Запад и Восток» или «Европа и Россия».

В данном четырехтомном фолианте с небольшим избытком действующих лиц «война»– примета  агрессивности и индивидуализма. «Мир» –символ  христианского смирения и общины. Растворение личного в коллективно- народном олицетворено крестьянином- философом Платоном Каратаевым. В моменты тяжких испытаний не только от своих масонских «братьев»,  но и от данного героя  черпает  уроки морали  искатель правды жизни Пьер Безухов.

В «Войне и мире» многие страницы заполнены рассуждениями о смысле истории, а батализм отважно соединился с бытовой драмой. Главный композиционный принцип  романа с  частыми описаниями церковных служб, молитв и православных святынь– «сцепление всех со всеми». Инстинктивно мудрый Leo Tolstoy  рисовал персонажи в движении- процессе. Во втором томе Наташа Ростова слушает игру на балалайке своего дядюшки и начинает весело плясать, а в эпизоде встречи А. Болконского с вековым дубом его пессимистическое мироощущение сменяется проблесками новых надежд. Глубокая мысль князя отталкивается от дуба и облачка, втягивая весь предшествующий философско- жизненный опыт.

Словесные и аудиальные искусства изначально взаимовлияли. Пацифистский утопист Л.Н. Толстой любил писать под музыку и подвергал сомнению не только образцовость Франции, но и ее социокультурного истока‒ античной Греции. «Война и мир» сознательно противопоставляется  «Илиаде» Гомера. О литературных персонажах обычно известно больше, чем о реальных людях. В образе  двоемужницы Элен Курагиной, красавицы с античными плечами и бедрами, автор развенчивает Елену Прекрасную как детонатора Троянской войны, и, стало быть, античное поклонение красоте, исключающей нравственность[14].

Мировое имя в литературе и безбрежная популярность делали  «пророка новой веры». Во времена Толстого читателей было немного, однако круг идейных последователей каким-то образом  расширялся. Сельско- городские романы не могущего представить балетную версию «Войны и мира» и «Анны Карениной»  Л.Н. Толстого породили толстовцев-непротивленцев (лидер– В.Г. Чертков). Данное течение  положительно решало определенные вопросы  отдельных  духоборов.

     Иногда полезно знать изнанку классики.  К литературной глыбе  за «землей и правдой» пришел  в 1889 году  родившийся на великой русской реке Волге  совсем юный  Алеша Пешков. Да не застал–  классик пешком ушел из «Ясной  Поляны»* в Москву.

 На когда-то тоже юного Льва Толстого оказали неизгладимое воздействие заповеди Христа и учение просвещенного  Ж.Ж. Руссо. Подставляющий обе щеки  словесник  не мог молчать, иногда писал стихи, разоблачал Шекспира, извлек из масонской практики стимул к самосовершенствованию. Ясно- полянский  старец полагал, что «любить еврея трудно, но надо», а все истины Французской революции обернулись ложью, когда стали твориться насилием.

*            Критика как «движущаяся эстетика» (В.Г. Белинский) «открывает» или «закрывает» художественное произведение, а критики индуцируют собственное эхо и крайне болезненно реагируют на критику в собственный адрес.

[1]         См. подробнее: Емельянов С.А. Сколько стоит русская идея? Практические аспекты проблемы идеального и национального.– С-Пб., 2012.– С.104-121.

[2]          См.: Хинштейн. А.Е.  Как убивают Россию.– М., 2008.– С.175.

*           Заповедь Христа «Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую» трактуется не совсем точно. А она всего лишь говорит о бессмысленности ответа насилием на насилие, когда речь идет о спасении души. Ведь и сам Христос принес «не мир, но меч» – духовный меч, отсекающий добро от зла.

*                  Мир философских идей не всегда доступен живописи, однако иногда изобразительное искусство концентрирует в себе определенный философский смысл.  Великий светильник в отроческом возрасте изображен на картине, вылившейся из пламенной души М.В. Нестерова  «Видение отроку Варфоломею» (1889-1890).

[3]          Цит. по: Гандапас Р.  Харизма лидера.– М., 2013.– С.158.

*          Одной из высших наград Русской православной церкви является трехстепенной орден Святого преподобного Сергия Радонежского.

[4]           Цит. по: Кефели И.Ф. Философия геополитики.– СПб., 2007.– С.104-105.

[5]          См.: Каган М.С. Лекции по марксистско- ленинской эстетике.– СПб.,1971.– С.620.

*            «Зевса создал народ, Фидий воплотил его в мраморе», замечал М. Горький.

[6]        Цит. по: Сараева- Бондарь А.М. Силуэты времени.– СПб, 1999.– С.327.

[7]        Шукшин В.М. Вопросы самому себе.– М., 1981.– С.185.

*         В период исторического половодья любой спасатель или поэт становится героем. В главах, посвященных праотцу человечества Ноаху, Тора рассказывает о сотрудничестве  Бога и человека. Ноах– спасенная Богом личность, на которую возложена ответственность за  мир и все живое. После окончания всемирного потопа голубь принес в клюве оливковую ветвь как символ  мира между Богом и человеком.

[8]           Цит. по: Георгиева Т.С. Культура повседневности. Русская культура и православие.–М., 2008.– С.138.

*            Учение «вольных каменщиков» заполнялось думами о добре и зле, войне и мире, разрушении и созидании с акцентом на эволюционные формы развития. Масонство неприязненно относится к бунтам, восстаниям и революциям. Однако нравственная философия с идеей самоусовершенствования личности через просвещение и «деятельное человеколюбие»  привлекала в стройные строительные ряды  интеллектуалов, политиков, культурных  и общественных деятелей. В существе своем строитель обычно  альтруист, ибо строит  не только для себя.

[9]            Цит. по: Ребель А.И. Евреи в России: самые богатые и влиятельные.– М., 2011.– С.31.

*           Генетическая дочь идейно близкого к Ф.М. Достоевскому В.И. Сурикова стала женой художника П.П. Кончаловского.

[10]          Цит. по:  Столович Л.Н. Истина. Добро. Красота.–М., 1994.– С. 277.

*         Социально-активный Петр I не смог преодолеть только коррупцию и воровство. Мировоззрение «птенцов гнезда Петрова» изменить так и не удалось. Отчасти это послужило причиной  «бессмысленного и беспощадного» пугачевского бунта, всколыхнувшего Россию.

[11]          См.: Бибихин В.В. Язык философии.– М., 1993.– С. 371-376.

*         Паролем одной из организаций декабристов (Общество Перетца–Глинки) стало слово херут (на иврите – “свобода“).

*           Понятие «власть» этимологически восходит к слову «волость». Первоначально  «власть» и «волость» были равнозначны  и говорили о праве  владения землей, а земля выступала конкретным местом, на которое распространялась власть. Впоследствии  «власть» приобретает смысл территориально-производственной силы,  освещаемой церковью.

*           Великий родоначальник М.И. Глинка полюбил в детстве скрипичный ключ и однажды  проговорился: «Создает музыку народ, а мы, художники, только ее аранжируем».

[12]          Цит. по:  Орлова В.В.  Мусоргский в Петербурге.–  Л., 1974.– С.154

[13]         Цит. по: Биккулова И.А. Феномен русской культуры серебряного века.– М., 2010.– С.205.

*           Жена Л.Н. Толстого Софья Андреевна записала в своем дневнике через несколько месяцев после свадьбы: «Как он противен мне со своим народом!».

[14]       См. подробнее: Кантор К.М. Двойная  спираль истории: Историософия проектизма. Т.1.– М., 2002.– С.860.

*             Молодой журналист и праправнук автора «Войны и мир» Владимир Ильич Толстой стал неплохим советником по культуре Президента РФ.

3.САТИРИЧЕСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И СОЦИАЛЬНЫЙ ОПТИМИЗМ

Интеллигенция с приподнятыми идеалами– крылья и боль почвы, а также воплощенная совесть нации своего времени, у которой она не всегда есть. Крона духовного айсберга дышит «большим временем» и твердо верит в светлое будущее на базисе нравственно- эстетических столпов. «Мыслящий класс» с очками и в шляпе– то прославляли, то всячески порицали.

Для адекватного и всестороннего анализа с синтезом следует принять парадоксальный факт: размножающийся половым путем человек есть одновременно и материальный объект, то есть биологическая машина («тело, которое одолжила нам Вселенная» – мудрость Лао- Цзы), и обширное поле сознания и интеллекта.

Производный от слова «интеллект» (лат. intellectus – понимание) термин «интеллигенция» имеет богатеюшие ракурсы и значения. Логико-семантическое исследование выражений «интеллект» и «интеллигенция» высвечивает их связь с умственно-духовными дарованиями. Интеллект и направляющая сила ума физиологически сосредоточены в нежно-упругом головном мозге с умопомрачительным количеством нервных клеток. Интеллигенция не поклоняется интеллекту, а использует его и иногда грешит инакомыслием.

Идейно возбужденная интеллигенция употребляет два-три процента ресурсов сознания как «осознанного бытия» (К. Маркс) преимущественно в мирных целях. «Бытие определяет сознание» – читается в обе стороны. Быть может, бытие определяет сознание, пока последнее не овладеет искусством отчуждения. Далее сознанка живет самостоятельно и эпизодически игнорирует бытие. Общий культурный тонус и умственный профессионализм порождают духовные ценности. Все судьбоносные сдвиги инициировались отражающим бытие сознанием.

Достоинство высших ценностей и их носителей (элиты) очевидно являет история народа Книги с разрушенным Вторым Храмом. Уроженцы Палестины всегда находили правильные ответы на вызовы истории и для популяризации истин Торы изобрели талмудизм. Они не имели собственной территории, рисовали в школьных тетрадках факелы, синтезировали идеализм с материализмом и активно творили «мировой финансовый Интернационал».

Новозаветная церковь также приветствует творческий труд, направленный на благо общества и осуждает нарушение авторских прав на интеллектуальную собственность[1].

На перманентно загнивающем Западе мыслящая в пределах личной убежденности интеллигенция – это, прежде всего, представители умственно-мозгового труда с высоким IQ, полетами эрудиции и философией успеха. Принятый в российское подданство Екатериной II-й И. Кант использовал слово «интеллигенция» для обозначения «высшего мыслящего существа» (hоchste Intelligenz).

Идейно-российская интеллигенция имела специфический элитогенез и воплощала «больную совесть эпохи». Она родилась в петровском изломе, принадлежала к «цивилизации» и иногда думала на опережение законов. Поразительно стойким интеллектуально- российским признаком был радикализм. «Интеллигенция, – писал аранжировщик русских архетипов Н.А, Бердяев – была у нас идеологической (курсив наш – C.Е.), а не профессиональной и экономической группировкой, образовавшейся из разных классов»[2].

Внутривенная интеллигентность всегда в личности как «кусочке Бога в человеке». Не приватизировавшая даже воробья интеллигенции бескорыстно творит Истину-Добро-Красоту, квалифицированно заботится о сохранении этноса как вида и обычно не использует слэнг с жаргоном. Напряжение думательного органа и компетентное чувствование иногда совмещаются с талантом сострадания.

Сельский философ В.М. Шукшин обозначил свое profession de fio: «Начнем с того,– что явление это– интеллигентный человек– редкое. Это– неспокойная совесть, ум, полное отсутствие голоса, когда требуется– для созвучия – «подпеть» могучему басу сильного мира сего, горький разлад с самим собой из-за проклятого вопроса «что есть правда?», гордость… И– сострадание судьбе народа. Неизбежное, мучительное. Если все это в одном человеке – он интеллигент»[3].

Добавляя еще немножко «-логии», можно отметить, что интеллект и язык совершенствовались благодаря желанию воздействовать на себе подобных. Вторая сигнальная система отражает первую, а явления, не имеющие названия, как бы и не существуют. «Великий и могучий, правдивый и свободный» русский язык создан в основном для Поэзии как «ядерной прозы» оплодотворялся в актах общения со смежными и дальними культурными очагами. Многие классики явили на нем вечные мысли. Умом – в первом чтении – не понять, что русская литература была бы безмерно великой даже в случае наличия одного дипломатичного А.С. Грибоедова с разобранным на цитаты- афоризмы «Горе от ума». Острый ум– это и активно-творческая форма чувства юмора.

Представители рода человеческого творят нормы литературной речи, выбирая самые красивые и точные выражения. Языки способны схватывать в движении духа глубокое и тонкое. В отличие от привычного слова «цивилизованный» термин «интеллигент» применяется активно. Данное понятие ассимилировало традицию означения человека (преимущественно мужского пола) с умственно-нравственной стороны. В строгом смысле интеллигентом можно было называть отдельно взятого идеального индивида.

В отношениях с природой важна истина, а с обществом– правда*. Под интеллигентностью понимался какой-то всеразрешающий источник ликвидации неясностей жизни. Не «образованцы» (удачный термин страстотерпца А.И. Солженицина), а интеллектуальные трудники как «служба совести» действовали не только в состоянии найма и отношением к этносу возбуждали резоны о себе.

В заснеженной России еще не ставшая прослойкой интеллигенция крупно думала веками. Она усиливала противоречия между умственным и физическим трудом и сосредотачивалась на высших судьбоносных проблемах. «Кухонная» форма общения располагала к мифотворчеству. Основным пунктом повестки дня в интеллигентских кружках была обличительно-разоблачительная работа в пику социальному порядку вещей и людей.

В исторической ретроспективе лик первого отечественного интеллигента был очень к лицу Максиму Греку (Михаилу Триволису). Обладатель римско- греческого профиля и большой учености был приглашен в Москву для богоугодной задачи написания-перевода церковных книг. Сознательно или интуитивно счел неканоническим разрыв уз Гименея Василия III с первой женой, сравнивал иноков с трутнями и закончил земной путь в монастырском цугундере.

Одетые в масонский фартук А.Н. Радищев и Н.И. Новиков возбуждались идеями французских просветителей и обладали врожденным чувством справедливости. Они боролись «за все хорошее против всего плохого», однако своих крепостных не торопились отпускать на волю. Центральное звено в философо- эстетической концепции- цепи А.Н. Радищева– учение о совершенном человеке.

Утопическо- публицистическое творение «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790 г.) с образом обездоленной России было посвящено одному крупному вольному каменщику. В главе «Спасская Полесть» автор видит себя во сне всемогущим царем в окружении льстивых царедворцев. Сны «говорят» только образами. Вот перед троном появляется Истина и отворяет неприглядную действительность. Истина быстро улетучивается, а сам сочинитель просыпается.

Каждый автор обычно пишет книгу, которую было бы интересно читать самому и его иногда имеет слава. «Бунтовщик похлеще Пугачева» запечатлевал искренность народных песен и возбуждения крестьян по сравнению с «кудрявыми» оперными напевами и рафинированными эмоциями искушенной публики. В «дорожном романе» сравнительно анализируются городские и деревенские женщины. Обращаясь к первым, автор- путешественник отдает предпочтение сельской красоте и восклицает: «У вас на щеках румяна, на совести румяна, на искренности… сажа. Все равно, румяна или сажа. Я побегу от вас во всю свою конскую рысь к моим деревенским красавицам[4].

Сознание фатальной двойственности идеала (невозможно ни отступиться, ни осуществить) – исток романтического протеста в краткой земной жизни соблюдавшего Дуэльный кодекс М.Ю. Лермонтова. Поэт белел одиноким парусом среди людей, жадно толпившихся у трона. Все литературные персонажи (Вадим, Печорин, Грушицкий, Арбенин) – это он Сам*. В знаковом образе Демона («Он был похож на вечер ясный: Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет!…») – весь трагизм сокровища русского Парнаса.

Живописный Демон (собственно, не очень хороший «даймон») М. Врубеля– символ непримиримых страстей и вечной борьбы мятущегося человеческого духа. Он не находит ответа на свои сомнения ни на земле, ни на небе. Постоянно безденежный художник плохо понимал вкусы заказчиков. Демон как прекрасное и истерзанное зло был для него не только литературным героем и заключал великую тайну Бытия.

Великого не-еврея Г.В.Ф. Гегеля с диалектикой, тезой, антитезой и синтезом не приняли в Прусскую Королевскую Академию Наук, однако Философ задержался в философии не только через учеников. Фантастический мозг Гегеля имел высоко -трагичные отношения с Бахусом и предложил самый всеобъемлющий синтез со времен Аристотеля. История была метафизическим процессом с реальными последствиями. В версии мифа, сопряженной с христианской телеологией, встретились Земля, Небеса и человеческая История. Романтический идеализм германских университетов внушал веру в неминучую объективность перемен с духовно-политическим освобождением. С другой стороны, ход Клио в соответствии с «хитростью мирового разума» определялся мыслью и духом* человека.

В философских работах почти всегда отсутствуют живые люди и не возникает проблемы отношения автора к герою. Развитие, согласно Гегелю, есть «форма существования идеального». История развивается, потому что развивается ее идея и смысл. Вместе с тем, она творится людьми (не всегда в белых перчатках или в черных рукавицах) и сама по себе есть деятельность. Не очень высокий человек обычно интересен как соучастник-свидетель крупно- исторических событий. Социальная деятельность объемлет историю.

И для традиционно- ветхозаветного мышления История («из торы я»)– это не последовательность событий, а совокупность изменяющих облик мира человеческих деяний.

Отвергая материализм в качестве стратегического ориентира, гегелизм стал базисом доступной широким кругам системы идей под названием «идеология». Она предназначала рамки интеллигенции с принципом веры. К остальной части было применимо ленинское определение «на деле это не мозг, а г…»[5]. Эрегирование роста политического самосознания обнаруживалось в вычленении ядра интеллигенции в формате партийности.

Идеалистическое гегельянство послужило интеллектуальным семенем для славянофилов и западников. Книги русских философов дают шансы и на эстетическое наслаждение. Разбуженный декабристами побочный сын отставного капитана гвардии Яковлева А.И. Герцен издавал журнал «Колокол», был ответственным за один главных русских вопросов «Кто виноват?» и вольно- глаголил: «Мы (славянофилы и западники– С.Е.) – как двуглавый орел, головы смотрели в разные стороны, но сердце билось одно»©.

Интуиции славянофильства иногда использовали ласкательные суффиксы и акцентировались на первой части гегелевской формулы «все действительное разумно и все разумное действительно»*, а евро-западники – на второй. На самом деле было неверно ни то, ни другое. Действительное не целиком разумно, а разумное не вполне действительно. Трудно было считать «разумной» российскую реальность с «Чаепитием в Мытищах». Однако и «все разумное» (европеоидные ценности и идеалы) не могло претвориться в добрую-чистую- светлую действительность, так как находилось в «контре» с ментальными архетипами.

Старший пионер- славянолюб хорватского происхождения Ю. Крижанич, в центре внимания которого была восходящая «историческая звезда» России, отмечал: «Все мы любим по краям и пропастям блуждать». Сохранился малоизвестный трактат (на латыни) о музыке. Автор прославлял деревянные духовые инструменты и давал рекомендации о звучании музыки вне церкви.

Заболевшая с 61-го года сельскохозяйственной эмансипацией Россия с соборностью и вечной запойностью никогда не обходилась без песен и синхронно боролась против теократического самодержавия и отрицающей его системы европейских ценностей. Отмена крепостной монополии истощала уважение к авторитету церкви и укрепляла статистику роста преступности. Освобожденные мужички- богоносцы быстро осваивали новые версии независимого бытия. Фиксировались случаи ограбления церквей. Пишут и говорят, что крепостное право в немытой России отменили раньше, чем рабство в свободных Соединенных Штатах Америки.

Славянофилы защищали пасхальные яйца и искали опорную кочку в быте и одежде старообрядцев, считая Петербург совсем нерусским городом. Абрис Святой Православной Руси как Третьего Рима обрел завершенный вид. Профессиональные любители славянства оглядывались на Древнюю Русь как на «свою античность», печально оценивали перспективы Запада и вопрошали: «Зачем бежать за теми, кто движется к пропасти?». Отдельные представители данного направления самовыражались в поэтической форме (А.С. Хомяков и Н.М. Языков) и оттеняли жирным шрифтом идею народности.

Вместе с тем любители славянства были далеки от заурядной идеализации старины и современности, в которой на барских усадьбах иногда насиловали и пороли девок, а «власть претерпящие» сельские священники стратифицировались под местной администрацией. Славяно- романтики адекватно воспринимали ценности китайской цивилизации.

Наличие социума влечет за собой общественное мнение, которому трудно быть однородным. Траектории проникновения идеалов в массы с обратной народной стороной радикально не совпадали с путями идей в кругах и квадратах интеллигенции. «Дух народа» как подвижная часть обыденного сознания образно и без статистических погрешностей форматировался в прямом межличностном общении. Новости из дальних мест узнавались от паломников, посетивших святые места.

Деревня хранила верность Христу, а представления — образы землеробов и скотоводов были результатом собственного творчества и почвенной культуры. Активно подвергалась сомнению сакральность власти всех императриц вкупе с фаворитами. Общественный инстинкт имел позитивную или негативную консистенцию, когда дело касалось православной веры или реальности с «красными петухами» и самосудами. Вне зоны эмпирических интересов он становился индифферентным. В просто-народной среде еще задолго до буйных пиров Петра I господствовал обычай напиваться в день праздника какого-нибудь святого до положения риз, считая это знаком уважения к нему и делом религиозным[6].

Ранние славянофилы оперировали общим понятием «славяне» и не особенно выделяли русских, украинцев, белорусов и другие этносы. Критическая установка к европейскому общественному организму не была безусловно отрицательной. Она отвергала современное состояние благочестиво-проклятого Запада с ослаблением истинной духовности. Кроме того, не совсем однозначной была русофильская тональность по отношению к мэтру Гегелю.

Верный зять отечества А.С. Хомяков чувствовал и понимал, что исторический процесс есть непрерывное взаимодействие двух противоположно-духовных начал– «кушитства» и «иранства». Первое есть принцип вещественности и рассудочного формального мышления. Второе исходит из идеи духовной свободы и «верующего» миросозерцания. Стихией кушитства прониклись все западные разветвления христианства, из иранства проистекает истинно-христианское начало – православие как совершенство творческой свободы. Только в Церкви личность обретает объем и плотность духовного богатства.

В книге Экклезиаста сказано, что сердце мудрых в доме плача. Можно вспомнить тираду проходящего по «ведомствам» философии и литературы А.С. Хомякова о гегелевской системе, в которой для «нравственного закона взаимной любви» не нашлось вакантного места: «Никогда такой страшной задачи, такого дерзкого предприятия не задавал себе человек. Вечное, самовозрождающееся творение из недр отвлеченного понятия, не имеющего в себе никакой сущности»[7].

Конечно, у Гегеля, который оказал сильное влияние на немецкую поэзию, можно отыскать почти все*, но в целом это все есть «надмирное царство абстракции». Существование, эмпирический индивид выступают как бесконечно малая величина и исчезающий момент в мировой поступи Абсолютного Духа. Единица, личность– не самоцель, а лишь средство и орудие его реализации. Отечественные философы, нацлиды и нацболы любили не только русскую баню и видели, к чему неизбежно ведет отпадение мысли от бытия.

«В Начале было Слово…», а богомольную Россию насыщают души ее сыновей. Не избыточно грамотная Россия в ХIХ веке от Р.Х. дала лучшую в мире литературу как блестящую философию в красках слова. Запредельные идеалы располагались за видимыми горизонтами. Философ как физическое лицо не часто становится героем романа, повести или поэмы. Однако без идеи трудно не только фантастике. Оплодотворенная философскими смыслами литература обретает шансы на бессмертие.

Именно философичные русофилы и почвенники в исканиях правды сотворили становую мировоззренческую систему под обобщенным понятием- символом «русская идея» (от др.-греч «iδϵα» –представление). Национальная идея была русской по понятной причине. Художественная литература всегда немного отставала от прочих искусств в освоении новых эстетических ландшафтов, однако предсказывала будущее лучше и раньше, чем институты и аналитические группы. Восприятие писателя как пророка существует только в несовершенной России.

Факт существования русской идеи известен не только из письменных первоисточников, однако в первый раз данный стратегический термин был употреблен в 1862 г. в «Дневнике писателя» художником слова Ф.М. Достоевским. Только в силу ограниченности архивно- библиографических сведений классик не знал, что судьбоносная идея почти в полном объеме существовала уже в древне- русском публицистическом формате. Возраст русской идеи есть почтенные лета самой России.

Зело духоносный Ф.М. Достоевский был чутким к неточному термину «антисемитизм»* и интересен жителям не только Петербурга. Вместе с тем слегка измученный собственной гениальностью писатель почти не доступен без специалистов по его творчеству. В частности, известные трудности представляют «Записки из мертвого дома» (1860 г.), в которых комедийно- пародийный Исай Фомич Бумштейн даже на каторге промышлял ростовщичеством и мечтал о счастливой женитьбе. Простому читателю сложно понять, что этим подчеркивается большая социальная активность, а также эротичность еврейских яппи и повышенное чувство семейственности.

Поэт Евангелия Ф. М. Достоевский особо интересовался картиной «Бурлаки на Волге» и женился на своей стенографистке Анне Григорьевне Сниткиной. В жизнетворящей русской идее как зерне новой реальности и социального фэнтези был сформулирован зародыш красивой и справедливой жизни. Идеей не может быть то, что уже есть. Российская реальность без мифа- образа почти невозможна, и в этом сродство исконного философствования с искусством («Мир красотой спасется»).

Вот как писатель, которому крупно повезло с бюстами и посмертными памятниками, пророчески сказует о социальном функционале искусства: «Истинное (курсив авт.) искусство именно и развивается потому во время долгого мира, что идет в разрез с грузным и порочным усыплением душ, и, напротив, созданиями своими, всегда в эти периоды, взывает к идеалу, рождает протест и негодование, волнует общество и нередко заставляет страдать людей, жаждущих проснуться и выйти из зловонной ямы»[8].

Святым считал Ф.М. Достоевского автор «Доктора Фаустаса» Т. Манн. Последним желанием Первого Ученого ХХ века без длинного списка учеников А. Эйнштейна было развеивание праха над океаном в просторах бесконечной Вселенной. В течение земной жизни альтруистический ученый любил играть на скрипке и относительно серьезно отмечал авторитет духовности в научном творчестве: «Мне лично ощущение высшего счастья дают произведения искусства. В них я черпаю такое духовное блаженство, как в никакой другой области… Если вы спросите, кто вызывает сейчас во мне наибольший интерес, то я отвечу: Достоевский! Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс!»[9].

Большая и пахнущая свежей просфоркой русская идея как социально- политический азимут и самая чистая в мире Дума магнитила и стягивала «лучших людей страны», которые иногда даже не догадывались об этом. Мечта о совершенстве вечна и неутолимо- бесконечна. Сами создатели вкладывали в данное понятие не всегда однородное содержание. Вместе с тем омытый трансцендентной влагой социальный идеал женского рода чудился им сплачивающим началом. В понятии- символе усматривалась идеальная сущность с постижением тайного замысла творца- демиурга и подлинного бытия. Восстанавливая гармонию церкви, государства и общества, русская идея отражала космизм национального характера с протяжными стонами бурлацких артелей.

Интеллектуальный цвет нации безвозмездно отдавал себя идейно- эстетическому пафосу социального переустройства. Березово- ситцевая Россия с вечно пьяненькими и ничего не знающими про Третий Рим деревенскими дьяками и «в кровь кнутом иссеченной музой» (Н.А. Некрасов) владела специфической миссией.

Наиболее крупно-плановое осмысление православной идеи можно найти у природного утописта В. С. Соловьева. Философ всеединства ставил Бога сверху Мамоны и 13 мая 1888 года выступил в Париже с лекцией «Русская идея», в которой сказал без эвфемизмов: «Идея нации есть не то, что она думает о себе во времени, а то, что Бог думает о ней в Вечности». В том же году вышла брошюра на французском языке с одноименно-интригующим названием, которая имеется в любой значимой монастырской библиотеке. Значимость не всегда совпадает с популярностью, однако данная печатная работа, выстраданная автором без использования рабочих глаголов, положила начало рефлексивному этапу судьбоносной проблемы.

Непреодолимое желание по увеличению круга едино- идейников приводило пролетариев петита к публицистическим формам изложения на страницах периодических изданий, которые не претендовали на право называться «четвертой властью». Лично знакомый с испытавшим катарсис и каторгу* Ф.М. Достоевским В.С. Соловьев в журнальном трактате «Еврейство и христианский вопрос» отмечал, что «евреи привязаны к деньгам вовсе не ради материальной пользы, а потому, что находят в них главное оружие для торжества и славы Израиля»[10].

Философ и поэт В.С. Соловьев любил юмор и полагал, что субъектом исторического процесса является весь соборный организм человечества, а его отдельными частями – нации и народы, исполняющие свои особые цели. При сопоставлении христианского Запада и мусульманского Востока был сделан далеко-идущий вывод, что должна быть и третья– объединяющая сила, которая даст положительное сальдо двум первым, освободит их от односторонности, примиряя «единство высшего начала со свободной множественностью частных форм и элементов»©.

Если национальный златоуст А.С. Хомяков еще не совсем дозрел до мыслей Ф.М. Достоевского, то всю жизнь мучившийся еврейским вопросом В.С. Соловьев, как его сосед по духовной вертикали, сделал обобщающие умозаключения. Он имел твердое убеждение, что роль третьей силы принадлежит славянскому миру и, в первую очередь, евразийской России с высокой широтой и долготой. Таланты детей иногда оттеняют заслуги отцов. Согласно фамильно талантливому мыслителю, именно русскому этносу предуготовлено стать объединяющим началом двух миров Востока и Запада.

«От народа — носителя третьей божественной силы,– пишет христолюбец В.С. Соловьев,– требуется только свобода от всякой ограниченности и односторонности, возвышение над узкими специальными интересами, требуется, чтобы он не утверждал себя с исключительной энергией в какой- нибудь частной низшей сфере деятельности и знания, требуется равнодушие ко всей этой жизни с ее мелкими интересами, всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение. А эти свойства несомненно принадлежат племенному характеру Славянства, в особенности же национальному характеру русского народа»[11].

В бумажной переписке с В.С. Соловьевым состоял В.Г. Короленко. Писатель добывает строительный материал в глубинах народного духа. Автор «Детей подземелья» был знаком со страной рабов и господ не только через канцелярию и проявлял симпатии к мессианскому этносу. В трактате «Еврей в России» (1884 г.) опровергаются обвинения ежевечерне читающих Тору потомков иерусалимских саддукеев в ростовщичестве и спаивании населения.

Как хорошо известно любому учащемуся хедера и ешивы, в «Деле Бейлиса» писатель принял сторону обвиняемого и был занесен в «Золотую книгу еврейского народа». А блестящий философ чувственной плоти В.В. Розанов при участии христианнейшего отца Павла Флоренского на этапе следствия-процесса газетно поддержал официальную версию. «Кровавая шутка» и грубо сфабрикованный процесс возбудили мировую бурю протестов. Даже дело А. Дрейфуса о шпионаже капитана французской армии казалось более «правдоподобным»*.

Для заподозренного в большой любви к человечеству Л. П. Карсавина геополитическим аналогом всеединства было симфоническое евразийство. Гордость и слава отечественной мысли был экстерьерно похож на В.С. Соловьева и в своей работе «Восток, Запад и русская идея» отмечал: «Ради идеала он (русский– С.Е.) готов отказаться от всего, пожертвовать всем; усомнившись в идеале или его близкой осуществимости, являет образ неслыханного скотоподобия или мифического равнодушия ко всему»[12].

Идейная эволюция П.Я. Чаадаева изъявляет его близость идее мессианизма. Философ считал, что в чувстве гораздо больше разума, чем в разуме чувства и мысленно сопрягал евразийскую Россию и мир. Признавая особость российской миссии, он не изменил себе и первоначальному мнению о западной цивилизации и был объявлен сумасшедшим. В его глазах Китай и Индия были лишь остатками древности, зато Европа– идеалом христианства. Об этом– одна из финальных работ «L*Univers» (1854), в которой П.Я. Чаадаев как «не разогнутый вопросительный знак» без ответов подчеркивал, что «по сравнению с Россией все в Европе преисполнено духом свободы: государи, правительства и народы, Россия же развивается в противоположность всем законам человеческого общежития»[13].

Пишущие слово «родина» с прописной буквы западники дорожили каждым яичком к Пилатову дню и через петровское окно удовлетворяли свой личный геополитический интерес. Они не окучивали на монастырских огородах репу, а ратовали за социальную эволюцию по денежно-цивилизованной европейской траектории. Вечно юный Китай с компасом, шелком и порохом рассматривался как полная противоположность Западу. Однако связь с восточно-культурным ареалом оказалась не слишком устойчива и Дальний Восток воспринимался как очень «дальний».

Только в России есть феномен «евроупакованного» западничества с отречением от почвенно-национального. Посланники данного течения не увлекались православными иконами– литературный критик и один из русских корреспондентов К. Маркса П.В. Анненков, публицист и любовный соперник Н.А. Некрасова И.И. Панаев, «дедушка русского художественного слова» М.С. Щепкин. Наиболее «крупногабаритные» западники –А.И. Герцен, Н.П. Огарев, В.Г. Белинский– позиционировались как сторонники сублимации капиталистической фазы многотрудной российской истории.

Живая мысль в России традиционно обитала в литературе и напряженно-сопряженных областях. Наполеоно- поклонников возбуждало письмо внушительного критика с незаконченным высшим образованием В.Г. Белинского к украинскому письменнику Н.В. Гоголю о вреде «лжи и безнравственности под покровительством кнута и религии». Еще в пору максималистской юности будущий «неистовый Виссарион» сотворил не очень удачную пьесу «Дмитрий Калинин» и после ее провала сконцентрировался на литературной экспертизе творчества других авторов.

Вместе с тем уже «состоявшийся» Виссарион улавливал различия между «видимым смехом» и «незримыми слезами» и напоминал, что гений без личной жизни Н.В. Гоголь создал не только поэму (так назвал автор) «Мертвые души» , но и национально-историческую прозу «Тарас Бульба» (1835 г.). Ее главный персонаж сверкает всеми красками эстетической палитры– от высокого трагизма до бытовой комичности*. С колоритным героем сопоставим, быть может, лишь экзальтированный Дон- Кихот с верным и юморящим за двоих Санчо Пансо.

Славянофилы, читающие на рассвете и закате свои молитвы, расходились с В.Г. Белинским, который наконец нашел вечное упокоение на литераторских мостках, по некоторым вопросам членения истории литературы. Пафос опровержений против разведения «народной» (безличной) и «художественной» (личной) эпох состоял в том, что эстетика народности в своеобразной форме может и должна быть сохранена в культурной матрице «образованного общества».

По мере заострения европейских противоречий тема народа перерастала во всеобъемлющий сюжет судьбы и облика России. Граница между Европой и Россией проходит не по карте, а в голове. Всем российским существом артикулировалась проблема – как радикально преобразоваться, оставаясь в то же время самими собой?

Честь виц- мундира на пути умного делания защищал Министр народного просвещения С.С. Уваров. В преддверии социальных катаклизмов он сформулировал идеологическую триаду «Православие. Самодержавие. Народность» как консервативный «освежитель» русской идеи и единственный якорь спасения России. Члены «тройчатки» менялись местами, превращались в собственные противоречия, исчезали и неожиданно появлялись вновь, как птица Феникс из пепла.

Славяно- и европофилы с приносящим горе умом не получали от власти золотых табакерок и стремились не только верить, но и понимать. Они были зачарованы русской тайной, не сбрасывали с души философский камень и мучительно искали фантастическую перспективу через социальное преображение. Сам факт существования границ воспринимался как неполнота Абсолюта и Единого Космоса, а духовная экспансия ‒ как глубинный импульс к Божественному.

Русская безмерность противостоит золотой середине оптимальности. Расставляя точки над «е», профессиональные мифотворцы и члены «творческих союзов» сходились в суждении, что России с непредсказуемым прошлым суждено великое будущее, а русскому этносу– всемирный жребий. Идейный вектор был направлен от общего потока истории к особому пути. Земное благополучие рассматривалось как дезертирство и ренегатство по отношению к искусу великой Идеи.

Иногда выпивающие русские люди видят не только то, что есть и можно съесть. Христианская империя семейного типа с ямской гоньбой и тоской по Абсолюту отрицала пошлость середины и оказалась у развилки принудительного выбора между «невыносимо» и «недостижимо». Для выхода из непреодолимых противоречий логика необходимо подчинялась Вере. Красота и Добро должны были победить в любом случае.

Активно выходит из народа и перескакивает «за флажки» интеллигенция художественная. У данной умной, красивой и все понимающей группировки ощущается также богемная склонность к идеализации, высокая впечатлительность и зуд внутреннего беспокойства. Она говорит на языке «архетипов», пророчествует о Вечном или о том, что подразумевается под этим понятием.

Художественное сознание артикулирует идеалы в форме прекрасного. Искусство не «отменяет» действительность, однако втягивает воспринимателей в присвоение идей и увеличивает радиус круга сторонников и делателей. Для богемной интеллигенции с огоньком чувственного восприятия творческий абсцесс есть родовая характеристика бытия. По касательству к возлюбившим искусство в себе очевидна неатрибутивность таких внешних примет, как наличие диплома доктора наук или грамоты почетного гранто-получателя .

Демиург- самосожженец живет на секундной стрелочке истории, рассматривает земные цели по остаточному принципу и опровергает соломоновское «все проходит». Представления о художнике как совокупности воли, трудолюбия и осознанного выбора точки приложения сил– необходимо, но недостаточно для познания тайны творческого позыва. Феномен проведения эксперимента на себе для естествоиспытателя или эскулапа называется геройством*. Для Художника – это профессия.

Художественная «отрасль» как квинтэссенция духовного живописует мир идей и иногда врывается в него вопреки природным и социальным законам. Творческий промысел есть акт многократного рождения человека во всем богатстве внутренних и внешних связей. Это действие в вере и опредмеченная экзистенция без доводов от чечевичной похлебки. Только в искусстве не страшно быть рабом.

На жизненной оси отечественного Творца прошедшее, настоящее и будущее сходились в одном распятии. Многие художники обратились к евангельским сюжетам и вечным христианским ценностям: И.Н. Крамской «Христос в пустыне» (1872), И.Е. Репин «Крестный ход в Курской губернии» (1880-1883). Г. Семирадский «Христос у Марфы и Марии» (1886), И. Прянишников «Крестный ход» (1893). Основные вехи жизненного пути И. Христа как реально- исторической личности изображены в цикле посетившего Землю обетованную В.Д. Поленова «Из жизни Христа» (1909 г.).

Быть может, никто из русских художников, кроме М.В. Нестерова–идейного близнеца Ф.М. Достоевского– не осознал в связке с русской идеей- мыслью всю глубину мотивов аскетично- одухотворенного роста («Великий постриг», «Под благовест», «Молчание», «У креста»). В мастерской художника неформально общались ученые, философы и священнослужители. В старых и младых русских людях, в безмолвных и трепещущих березках Нестерова– просветленная доверчивость к миру с изысканием соборной траектории.

Вторая половина ХIХ в. в искусстве– это и натуралистические живописные ноты. Заметно и без справочника о путях миграции птиц, что миф о русской душе и природе звучит в «тихоструйной» саврасовской картине «Грачи прилетели» (1871 г.). Это поэма о русской весне с ручьями и белыми лепестками облаков. Чем образ конкретнее, тем выразительнее. Прилетели не птицы (родовое понятие), а грачи. Близкая к нищете простота провинциального пространства и пейзажного мотива совмещается с просветленным и почти незаметным сиянием. Сакральная взаимосвязь живописи и музыки позволяет уподобить двухмерное изображение гармоничному звучанию. Живописи иногда не хватает динамизма, однако в «Грачах» есть свет человеческого идеала. Мартовский снег дает надежду на (историческое) обновление. Метафора тянущихся вверх стволов и ветвей с грачиными гнездами была активно поддержана пейзажистами образа «растущей России».

Из специфики труда богомаза проистекает их духовный облик. Ориентация на вневременные ценности и идеалы как родовое качество возбуждает критику социальных фасонов. Следующий вечному зову субъект с интеллектом художественной конфигурации– почти всегда еретик с высокой возбудимостью идеями трансформации. Искусство имеет коммуникативную, просветительскую, воспитательную и гедонистическую функции только в «мирное» время. «Возвышающий обман» и глубоко проникающие в недра социального бытия идеи становятся камертоном социальной настройки. «Тут кончается искусство и дышат почва и судьба». Измененное сознание сдвигает реальность.

Творцы красоты восхищаются действительностью и одновременно ее отрицают. Свободного от должностей демиурга с моцартианскими вкраплениями устремляет в будущее жгущая изнутри жажда справедливости. В искусстве можно заметить художника, сосредоточенного на демонтаже традиций и творении новых ценностей. Среда интеллигенции была пассионарным питательным грунтом. Это типаж ореола магнитно- притягательной идеи и революционных вспышек.

Историческое время вытесняло время циклическое и повторяющееся. На левитановской «Владимирке» (1892 г.) восприятие одинокого путника и холодных туч средней полосы России как будто экстраполируется и на далекий народный путь. Апофеозом эманации бунта стало суриковское «Взятие снежного городка» (1891 г.). Полноценный рабочий-гегемон впервые предъявлен на картине Н.А. Ярошенко «Кочегар» (1878 г.). Это были портреты правды.

Не совсем последнее место в успехе рисующих-поющих-пишущих имели финансовые инъекции. Крупным бескорыстным жертвователем на дела искусства был Савва Иванович Мамонтов. Человек русской мечты поил лошадей шампанским из ведра, а его дом в Абрамцево под Москвой стал любимым местом встреч и напряженной работы. Именно в данном «культурном очаге» и священном гнезде семейства Аксаковых были написаны «Девочка с персиками» В.А. Серова, «Богатыри» и «Аленушка» В.Н. Васнецова, пейзажи В.Д. Поленова.

Театр человека с рублем С.И. Мамонтова показал публике неизвестные оперы Н.А. Римского- Корсакова «Садко», «Царская невеста», «Сказка о царе Салтане», «Снегурочка», «Псковитянка» и‒ чуть позже‒ все оперы П.И. Чайковского. Вокальный чутко- народный талант Ф.И. Шаляпина не смог бы стать полноценным плодом без шефского заинтересованного участия друга русской культуры. В отличие от спонсорства, меценатство‒это «брак по любви».

Еще один великолепный старообрядец Савва по фамилии «Морозов» был хозяином Никольской мануфактуры в Орехово- Зуево, ходил на репетиции в Московский Художественный театр, дружил с А.М. Горьким и питал идеи революции своими миллионами. Его брат Сергей Тимофеевич финансировал журнал «Мир искусства» и художника И.А. Левитана.

Барон-меценат и гений финансов А. Л. Штиглиц основал училище технического рисования (ныне–Художественно- промышленная академия), широко покровительствовал наукам и искусствам, распространяя щедрую благотворительность на всех, с кем приходил в соприкосновение. Меценатов не могло быть много, однако они с размахом помогали истинным талантам и труженикам отечественного духовного поля. В память о щедрых покровителях культуры остались Эрмитаж, Русский музей, Мариинский театр оперы и балета, Александрийский драматический театр.

Ложи плодились и пере-форматировались, а жившие до «квадрата» творцы и заложники Вечности все шире заходили и влияли. Для способных евреев крещение было единственным способом экспонирования талантов, условием преодоления «процентной нормы» в университетах и активной общественной жизни. Любовь к русской словесности вела в лоно православия. Ориенталист, гебраист и семитолог Д.А. Хвольсон был в доверии у православных властей и считал, что лучше быть профессором в Петербурге, чем меламедом в Вильне*.

Всем известны любитель вечерней деревенской службы художник- пейзажист И.И. Левитан, создатель трехмерного каменного образа не только Б. Спинозы скульптор М.М. Антокольский, устроители московской и санкт- петербургской консерваторий братья Рубинштейн, русско- фольклорный П. Шейн, столп русского авангардизма М.З. Шагал, активный публицист с печально-сердечным юмором Шолом- Алейхем и очень многие еще жрецы искусства определенной масти и высокого градуса.

Евреи понесли в мир традиции умного античного раба Эзопа. Ни один еврей никогда не нападал на неевреев. Не все, что для постоянно ожидающих суббот строителей храма Соломона здорово, для русских смерть. Сопереживатель- профессионал Ф.М. Достоевский вскрывал сатанинские глубины зла в человеке и пророчествовал, что «окончательное слово человечества об этом вольном племени еще впереди».

К исходу ХIХ века в России регулярно выпускалась Библия, а светская культура стала соизмеримой по росту с христианско- церковной. Мессианская инициатива консолидировала не очень громкий голос Церкви с активизаторами эстетического и политического сознания. В унисон с «Небесной идеей» православия художественно- интеллигентская мысль генерировала «земной модус» социализма.

Мудрость не отвергает страсти, и добр- армия творцов сближает массу с горячей идеей. В решающие моменты смелость и характер одалживают позу «сверху» над интеллигентностью и утопии получают экстремальную поддержку. Прометеи левым полушарием осознают объективное и количественное, а правым– субъективное и качественное. Революционные «сюрпризы» ‒ невротическая форма группового поведения и сбои в работе Левиафана. Они иногда повышают валовое национальное счастье.

В литературе живет дух Кассандры. В венце непобежденного роком Н.Г. Чернышевский в камере Петропавловской крепости часто вспоминал любимую жену Ольгу Сократовну. В своем производственном романе без больших литературных промахов «Что делать?» автор изобретательно оттенил индивидуальную этику общественного идеала. Как обычно, на частных случаях вставали общие вопросы. Социальные недостатки не всегда есть продолжение достоинств, а искусство романа исповедует действительность со страстями- воплями и привносит в нее нечто преобразующее. Российская жизнь подражала полу-подпольному идеалисту и вождю «новых людей» Рахметову.

Данный общественно- темпераментный индивидуум без имени модифицировал свою умственную и физическую природу, поддерживая силу убеждений йогическими упражнениями. Однако представления «ноуменального» человека об анатомии революционного протеста еще не были вполне адекватными. Хороший литературный эпилог работает также эффективно, как и интригующее начало. В концовке романа с солнечным гимном победившей революции (и в разделе «Особенный человек») присутствуют иронично- юмористические обороты.

Эстетическая и политическая мысль иногда близко подходят друг к другу. В глубине всякого словесного творения лежит некая философия, а влияние романиста сводится к умственному прогрессу и феномену духовного заражения. В футуристическо- астральном произведении А. Белого «Петербург» есть символы надвигающейся революции и исчезает граница между человеком и объективной реальностью. В строю идеологов возмущения стояли футурист В.В. Маяковский и символист В.Я. Брюсов.

Исторические ландшафты не знают сослагательного наклонения, но полны зернистого юмора и иронии. Интеллект может иметь не только художественную, но и юмористическую модификацию. Мудрый Сократ прославился высшей и доброжелательной иронией. Смех в России и за ее границами‒ не только досуг и развлечение. Изображение смеха не всегда очень смешно, однако картину И.Е. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» (1891 г.) иногда называют «симфонией смеха».

Родовое качество искусства‒в органике праздничного и трагического. У сказочной царевны Несмеяны как продолжательницы Пармениска* утрачиваются душевные качества. Заколдованная злым волшебником, она разучилась смеяться и волны смеха разбивались об ее трон. Любитель «интимных национальных нот» и искатель родной красоты В.М. Васнецов по мотивам сказки сотворил картину, на которой царство полно смеха, а царевна не смеется.

Лже -юроды или просто «дураки-шуты» и «дурки- шутихи» с успехом и на равных конкурировали за внимание публики с эстрадными артистами в ресторанах и трактирах. Активно входил в оборот термин «алкоголизм». Элементы эпатажа- деструктивности есть «растворенный» социальный протест. Составляя оппозицию нормам и канонам, данный феномен высвобождает импульсы творческой активности и политической инновации. Почти любой маневр протеста начинался с высмеивания актов и этапов истории.

Анекдот– распространенный малый жанр фольклора и несказочной прозы. Этот термин выходит из греческого слова «неизданный». Однако данный вид устно-народного творчества часто опубличивался в книгах, периодических и лубочных изданиях. Основные сюжеты анекдотов находятся на грани этической и политической нормы.

В России первые анекдоты принялись в ХVII веке в сборниках, которые назывались «стихотворными новостями» или – на польский лад – «фацециями». В них содержались коротенькие шуточные рассказы (чаще всего обсуждавшие проблемы женского характера), замшелые побрехушки, повести и отдельные новеллы (например, из «Декамерона»). В следующем столетии прорезались и спец-сборники анекдотов. В поэтике анекдотов присутствует смех со скорбью, плачем и негодованием.

Потомок обрусевшего датчанина В.И. Даль родился в Луганске, дружил с А.С. Пушкиным и получил от него на память перстень-талисман. Русский лексикограф собирал слова как бы попутно и не менял пословицы на цитаты из рекламного ролика. В Толковом словаре живого великорусского языка можно прочитать: «Анекдот ‒ короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае, байка, баутка»©.

Первое лицо государства с приближенными ликами– обычно главный герой анекдотов, которые иногда рассказывают шепотом. Если шедевры рождаются и после отхода персонажа в вечную жизнь, то это признак его выдающихся качеств. Множество анекдотических вирусов с быстро улетучивающимся «ароматом эпохи» было создано о Петре I, Екатерине- секонд, Ф.М. Потемкине, А.В. Суворове, А.С. Пушкине, А.Н. Крылове и других маститых личностях. Не случайно в данной связи пушкинская ремарка из «Евгения Онегина»: «Но дней минувших анекдоты/От Ромула до наших дней / Хранил он в памяти своей».

Чудный, как волны Днепра, анти- иерархичный смех – перелетная искра от человека к человеку. Недоступный для самого совершенного компьютера смех не только казнит несовершенство мира, но и совершает омовения свежей эмоциональной волной. В смеховом процессе работает не оценивающий мозг, а все принимающее сердце.

Шутливые творения придуманного коллективного поэта под псевдонимом «Козьма Прутков» (А.К. Толстой и братья Жемчужниковы –Алексей, Владимир и Александр) превратились в пословицы, а «Проект о введении единомыслия в России» немного осуждал умственный застой. Незабвенный Козьма зрил в корень, не мог объять необъятное и заметил, что глядя на мир, нельзя не удивляться. Где-то рядом с ним (с ними)–вульгарноватый А. Барков с долго стоящим рейтингом. Юмористы обладают едким пером фельетониста, испытывают взлеты фантазии и особым образом говорят о важных проблемах. Простой стиль есть результат напряженно-умственной работы и титанических усилий.

Писатель, изображающий социум – всегда хоть немного сатирик и отрицает-критикует несовершенство мира. Активно смеялся сквозь слезы Рязанский и Тверской вице-губернатор М.Е. Салтыков- Щедрин и в «Истории одного города» изображал Россию в ракурсе истории «головотяпов», которые обо все головою тяпали, когда Богу молились. А в «Недоконченных беседах» (1882 г.) проникновенно отмечается: «…сколько симпатичного таит в себе замученное еврейство и какая неистовая трагедия тяготеет над его существованием…»[14].

Строительство теории смеха находится в стадии вечного завершения. Однако практически очевидно, что фундаментально-эстетические категории комического и трагического– как и прекрасного с безобразным– рождаются из соотношения идеалов и жизненной реальности. Комическо- трагическое определяет ценностные свойства не предметов, а процессов. Комедия ведет свое происхождение от слова «komos» (греч.), которое означает сельский праздник в честь бога Диониса. «Трагедия» исходит от греческого «tragos» – козел и в буквальном переводе означает – «козлиная песня». В комическом идеальное побеждает реальное, а трагедия – это гибель идеального в реальном мире.

В создании коми-трагического пафоса в жизни и на сцене весома роль иронии с замаскированной насмешкой. Ирония и стеб снимают значимость явления или объекта, изменяя очевидный смысл на противоположность: страшное становится смешным, а серьезное‒ игрой. Самоирония ставит человека над собой и текущей ситуацией, предполагая свободу по отношению к самому себе. Комедия и пародия‒ жанры угасающих социальных организмов. Осмеиваемое подлежит исправлению или уничтожению.

Эстетическо- юмористический интеллект критичен к сущности явлений. Развивая тезис Наполеона I «От великого до смешного всего один шаг»*, можно предположить, что и в обратном направлении иногда не очень далеко идти. Очень серьезный К. Маркс часто говорил об истории как о Трагедии и Комедии. Имея одним из основных «эстетических союзников» У. Шекспира с большим количеством трупов и кровавых сцен, классик считал, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым©.

Искусство наделяет формой неуловимые в потоке вечного становления ценности и приобщает к истокам бунта, а хороший роман с идеей, образами и стилем– это почти всегда автобиография, окрашенная в цвета всего человечества. Трагикомичный Дон- Кихот с жертвоприношениями во имя пересотворения мира не знал страха, потому что не думал об опасностях и органичил с российско- утопическими надеждами. Выдуманный М. Севантесом Дон- Кихот более материален, чем пьяные соседи по коммунальной квартире. Данному литературному герою поставлен памятник. (Аналогичная ситуация случилась с Шерлоком Холмсом и Василием Теркиным).

Не отягощенный книжными идеями Дон- Кихот полагал, что мир заколдовали злые волшебники, дабы окутывать мраком и обращать в ничто подвиги праведников, возвеличивая деяния грешников. Призвание романтического героя – сражаться с этими чудодеями. Экзальтированно-рокового борца с ветряными мельницами полюбили и взрослые, и дети. Интерпретации Рыцаря Печального Образа сыграли не последнюю роль в «протестной» экспансии Абсолюта*.

В перекличке стран и времен по методу откровения к Сервантесу близок русский писатель Ф.М. Достоевский, не успевший стать советским. Если философ напишет детектив, то получится «Преступление и наказание». Факты для писателя интересны тогда, когда их не обязательно придерживаться. Романист редко начинает с первой главы, выдает определенное количество знаков в сутки и смело рисует частицу жизни в соотнесенности с Целым. Свободная проза делает ее выпуклой для всеобщего обозрения и способствует эволюции или революции. Теория главного не совсем положительного героя данного романа разрешает «кровь по совести», а праксис во имя Любви ‒ это акт русской Революции.

Все искусства повязаны одной лентой и возвышают фантазию на вершину ее своеобразия. Литература как самый политизированный вид искусства иногда выходит за рамки филологии. Родион Раскольников замыслил спонтанный экшн против космополитической банковской системы. Бывший студент юридического факультета Петербургского университета идейно перекликался с Рахметовым, очень серьезно просил у земли прощения, бродил около Садовой улицы и Сенного рынка. А затем раскалывает «для справедливости» топором Востока голову капиталистической старухе, плетущей сети процентного рабства. Русская традиция глубоко входила в мотивы анти-подвигов и слегка им сочувствовала.

Шестидесятник ХIХ века Ф.М. Достоевский не очень ориентировался на рейтинги, подписывал свои письма к жене Анне Григорьевне «Твой вечно муж Федя», а в записной книжке дает следующее определение особенностей своего художественного творчества: «При полном реализме найти человека в человеке…Меня часто зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой»[15].

Бунтари творят зло во имя добра. На «инфернальные» деньги живущий в крайней бедности Раскольников намеревался свершить «сто, тысячу добрых дел и начинаний», посвятить себя «на служение всему человечеству» и тем самым загладить свое «крошечное преступленьице». Вечность в романе предстает в бреде Свидригайлова как закопченная комната с пауками во всех углах.

Творец, устанавливая наказание преступникам, говорит Израилю: «Истреби зло из среды себя» (Второзаконие 21, 21). Спаситель человечества признавал свое преступление единственно «в том, что не вынес его и сделал явку с повинною». Литература не существует без достоверного конфликта. Цель не оправдала средства, а фамилия главного героя не совсем случайна. Он нравственно переродился и в его характере произошел раскол-сдвиг. Раскольников хотел доказать идею сверхчеловека и пришел к Богу*.

Российская история– это трагедия непрочитанных книг. Классику периодически цитируют и редко читают «просто так». Русская литература вышла из «Шинели» Н.В. Гоголя и до определенных пределов заменяла философию. Бессловесное дитя Акакий Акакиевич Башмачкин заслонил Вещего Олега и спрятался где-то в зарослях школьных стандартов. «Преступление и наказание»– страстная проповедь добра, а в грезах Родиона Раскольникова проступает утопическая мысль о «золотом веке» человечества. Данная тема просвечивается в исповеди Версилова (роман «Подросток») и в рассказе «Сон смешного человека».

Однако и в громадах титана Ф.М. Достоевского иногда мелькают смеховые вкрапления: дурында Л. Хохлакова из «Братьев Карамазовых» (этот милый «бесенок» спрашивает у Алеши: «Правда ли, что жиды на Пасху детей крадут и режут?»), комическо- кретинисто- поэтичный господин Лебядкин («Бесы»). Много забавного в повести «Село Степанчикова и его обитатели», чем-то напоминающей мольеровского «Тартюфа». Герои Достоевского постоянно сомневаются в реальности происходящих событий и задаются одним и тем же вопросом: «Что же это, сон или нет?…».

Предвосхищение будущего звучит и в творчестве А.М. Горького с нижегородским оканьем. Поэтические метафоры в разговорной речи создают комический эффект. Однако они преодолевают предвзятость концепций и две стихотворные строчки могут быть объемнее долгих страниц прозы. «Песня о Буревестнике» полна предчувствия революционного циклона. Образы мятежной стихии наполнялись политическим содержанием, а идеал трактовался как лозунг борьбы.

К прошедшему через свои университеты супер-классику пришла своевременная мысль о создании «Русского общества изучения жизни евреев». А.М. Пешков- Горький учил деятельному отношению к жизни и полагал, что еврей обгоняет тяжелого русского человека на всех путях жизни, потому что умеет и любит работать. Сверх-положительный герой третьей части рассказа «Старуха Изергиль» Данко имел неслучайную литературную связь с Прометеем, Моисеем и Иисусом Христом. Его охватила любовь к немудреным людям. С помощью своего «горящего сердца» он их вывел из темного леса в прекрасную степь. Главный персонаж иногда ведет за собой и автора.

Писатель бессознательно видит прекрасное, не всегда знает своих читателей, но обычно ощущает потребность сказать нечто такое, что другим захотелось бы прочитать. При этом замысел может долго пребывать в записной книжке или планшете в виде скромного наблюдения. Как многие великие, русско- советский А.М. Горький при постановке и решении «проклятых» вопросов говорил о пессимистической трагедии «плесени и ржавчине», примиряющих с несправедливостью. На гонорары от ночлежной пьесы «На дне» познавший прижизненную славу основоположник соцреализма делал партийно-финансовые вливания в революцию.

Не все книги пишутся из книг. Вместо страдающего и униженного человека появляется образ Борца, способного одолеть зло мира. В философской поэме «Человек» автор вступает в заочную дискуссию с Ф. Ницше и провозглашает оптимистический девиз, согласно которому почти потерянный во Вселенной одухотворенный субъект «мужественно движется –вперед! И–выше! Все –вперед! И– выше!»[16].

Мятежный преобразующий разум и тайные воздыхатели революций фигурировали еще в античности. Нет господина хуже, чем вчерашний раб. Флюиды бунта– это протест против мира рабов и господ. Абсолютное ненасилие оправдывает рабство с римскими веселыми сатурналиями. Взрывы социальных иерархий есть активизм и адреналин вне установленных рамок. Они содействуют фиаско старых идей и ценностей, ратифицируя новый взор на мир. Все трагично-счастливые революции– это победы детей над отцами.

Используя идиому высокого стиля, можно заприметить, что не похожий на старообрядческое самосожжение «революционный порыв» и эстетико- политическое «иное» – творчески-критический процесс. Его содержание и смысл составляют самоизменения творцов мятежного огня в акте переплавки социальных форм (обстоятельств). Политические выступы с битвой символов и насилием возбужденной толпы есть возвращение человека к самому себе. В отличие от «бессмысленных и беспощадных» бунтов* революции и войны превращают свинец в золото. Сила бывает несправедлива. Но справедливость часто бессильна.

Правдорубы и революционеры как дети вариативных в художественных воплощениях Жанны д‘ Арк и Овода не любят власть и уплотняются вокруг идейных моментов. Революционный экстрим как «акт зачатия новых творческих форм» (А. Белый) выходит за грани кодифицированной условности и усиливает консистенцию хаоса. Кульминация восстания –реакция сплавления многих в единое с экзальтацией политической воли. Основные «дрожжи революции»–это обманутые ожидания и Надежда. Революция выдавливает из субъектов социальных преобразований не только раба, медузу и амебу, но и «хама».

Nota Bene: Сеющие привилегии пожинают революции как наиболее увлекательный жанр политической активности (помимо предвыборных дебатов). Революция с азартом переустройства мира, в сущности, тоже война, направленная на близкого противника и насилие против государственного насилия. Реализация идеала превращает создателей утопии из мечтателей- романтиков в практиков- революционеров.

Иногда не находящая вековечной славы политическая и художественная интеллигенция генерирует авангардно- революционный модус бытия, силу и экспансию по «насильственному переступанию границ». В процессе «переделки всего человечества по новому штату» (Ф.М. Достоевский) она силой своей эстетической и этической правоты цементирует гетерогенные элементы. Дыхание власти «коротким временем» возбуждает притягательность идеала.

[1] См.: «Основы социальной концепции Русской православной церкви». Раздел «Труд».

[2] [2] Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – М., 1990. – С. 17.

[3] [3] Шукшин В.М. Нравственность есть Правда.−М., 1979.− С.52.

* Бывает, что и тележурналисты говорят правду– когда проговариваются.

[4] Цит. по: Столович Л.Н. Истина. Добро. Красота: Очерк истории эстет. Аксиологии. –М., 1994.– С. 279.

* * О прозе М. Ю. Лермонтова прижизненная критика не сказала ничего хорошего.

* Немецкое слово «Geist» имеет и то, и другое значение. А дух не всегда молот.

[5] Ленин В.И. Собр. соч. 5- е изд. Т.51.– С.42

* В современной трактовке: «Все проплаченное разумно».

[6] См.: Такала И.Р. Веселие Руси: История алкогольной проблемы в России. – С- Пб., 2002. – С.63.

[7] Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. Т.1.– М., 1900.– С. 265-266.

* По вечно юной проблеме Гегель высказался следующим образом; «…великая трагедия еврейского народа–это не греческая трагедия, она не может пробудить ни страха, ни сострадания».

* Термин «антисемитизм» заменил немецкое слово «юденхасс» («ненависть к евреям») и является неточным потому, что семитами и восьмитами являются не только евреи, но и арабы.

[8] Достоевский Ф.М. Дневник писателя (ред.-сост. С.В. Супрунова).– Калининград, 2005.– С.85.

[9] Цит. по: Борев Ю.Б. Эстетика.–М., 1988.– С.133.

* На каторге в Омском остроге Ф.М. Достоевский поставил задачу преодоления разрыва между интеллигенцией и народом и сформулировал концепцию укорененности элиты в почве.

[10] Цит. по: Катасонов В.Ю. Мировая кабала. Ограбление по еврейски.–М., 2012.– С.7.

[11] Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. –М.,1989.–Т.1. С.29.

* В 2000 году одна из площадей Парижа была названа именем Альфреда Дрейфуса.

[12] Цит. по: Чубайс И.Б. Российская идея. Становление и история, разрыв и возрождение. Россиеведение, или теория России.– М., 2012.– С.182.

[13] [13] Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. – М.,1989.– С.270.

* В ориентализме Гоголя– не только экзотические чубатые хохлы в красных шароварах, но и пейсатые индивидуумы ярмарочно- балаганного типа. Яннок держит шинок и является крупным опытом художественного освоения еврейства русской литературой. Массово- бытовой украинский антисемитизм известен еще со времен Б. Хмельницкого, а гоголевское юдофобство не обременяло себя нравственными терзаниями. В «Тарасе Бульбе» казаки весело топят евреев в Днепре.

* Директор Института переливания крови, философ и ученый А.А. Богданов, развивая идеи Н.Ф. Федорова, изложенные в работе «Философия общего дела», отважно экспериментировал с самим собой и трагически погиб.

* К сожалению, и в настоящее время антисемитизм все еще процветает и проявляется достаточно недвусмысленно. Иначе невозможно объяснить переход в православие поэтов А. Галича, Н. Коржавина, И. Резника, артиста К. Райкина, певицы Л. Долиной, актера В. Гафта, телеведущей М. Арбатовой, писателей И. Кабакова, Л. Улицкой и т.д. и т.п.

* Античный миф рассказывает о Пармениске, который в детстве от перепуга потерял способность смеяться и очень страдал от этого.

[14] Цит. по: Меерзон Б. Быть евреем.– СПб., 2009.– С.79.

* Данную крылатую фразу Наполеон обронил после потери на просторах России своей великой непобедимой армии.

* Талантливых актеров иногда (а гениальных часто) посещает вдохновение и возникает Образ с импровизациями действия и даже текста. Народный артист СССР Н.К. Черкасов создал народно-эпический образ Дон- Кихота в одноименном фильме Г.М. Козинцева (1957 г.)

[15] Цит. по: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.– М., 1986.– С.194.

* * В двухсерийном кинофильме Льва Кулиджанова «Преступление и наказание» (1969 г.) исполнитель главной роли Георгий Тараторкин чем-то напоминает Родиона Раскольникова, однако в кино-версии не хватает размаха, мысли, силы и напряженности.

[16] Цит. по: Вишев И.В. Проблема бессмертия человека в русской философии: персоналии и идеи.– Челябинск, 2000.– Ч.II.– С.137.

* Бунтовщики сжигали добро, а не национализировали и не приватизировали его.

4.ИСКУССТВО КАК И ВОЗВЫШАЮЩИЙ ОБМАН И ФЕРМЕНТ РАДИКАЛИЗМА

Идеальное по содержанию и материальное по форме искусство занимает центр в культуре, предполагает наличие «длинных» денег и не измеряется процентами годового прироста ВВП, а также наградами и взысканиями. Оно рождено любовью, очарованием от родной земли, Звезд на небосводе и «младого двурогого лика Луны». По совокупности данных обстоятельств менее подвижный, чем финансовые потоки, человек обрел способность к двойной– материально- практической и иллюзорно-возвышающей жизни.

Культура со своими храмами («дворцами культуры») и работниками, которые иногда питаются святым духом, есть не только досуг, соцкультбыт и министерские циркуляры. Латинское слово «cultura» проистекает от «cultus»? почитание, культ, высвечивая наличие религиозных корней и ветвей феномена. Красочно много- краевая культура не похожа на «надстройку», «пристройку» и сладкий десерт к чему-то острому. Это есть бытие, живой поток, сосуществование пластов и вечное движение.

Культура как зона соработничества церкви и государства формирует верующего и мирского человека, методы борьбы и формы мимикрии. Прекрасная дама по имени Культура– это система мыслящего духа, которая оправдывает существование народа перед Богом. (Д.С. Лихачев). Важнейшие culturо- созидательные компоненты– искусство и образование.

Начиная по-еврейски с правого конца, можно заметить, что в «образовании» этимологически светится «образ» (по-гречески–«икона»). Образование – воспитание образом и ключ к «собиранию» человеческой сущности. Образ как внутренняя форма слова передает общее через единичное. Это идеальный вид отражения в сознании представителей «человек разумный». Данное понятие имеет и оборотную сторону с выходом за эстетические границы– безобразие как отсутствие образа.

Самое глубокое представление о смысле жития-бытия обычно приобретается не в университетах, однако образование не обязательно должно бросаться под поезд тестовых систем*. Оно созидает воздух и среду, которые расширяют сознание и массажируют воображение. Образование и воспитание всегда истекают из политики. Однако Учение– это свет и для государства. С изобретением алфавита, письменности и книгопечатания каждый хоть немного грамотный получил доступ к телу Знания и приобрел силу в глазах Бога.

Важнейшей частью идейной системы китайского Конфуция были дееспособные институты образования. Der letzte Titan des Verlandes (последний титан рассудка) Г.В.Ф Гегель не был Н.В. Гоголем и в «Феноменологии духа» дал такую дефиницию: «то, благодаря чему индивид здесь обладает значимостью и действительностью, есть образованность»[1].

Можно сказать вслед за родившимся от замужней женщины Л. Фейербахом, что религия есть зачаточное образование, а образование – это истинная религия©. Образование– входной билет в ряды интеллигенции. Обладатели не избыточно высокого уровня образования обычно придерживаются серьезных антисемитских взглядов, однако в лучах просвещения и при свете разума юдофобство не всегда исчезает бесследно.

Образование и религия живут преимущественно старым содержанием, а искусство – осознанием старого как нового.

Земное искусство небесной красоты – духовное удвоение реальности и утверждение иллюзии. Действительность одевается блистательным покровом, «что» и «как» (содержание и форма) радостно сливаются и в тишине остановленного мгновения звучит прямая речь Вечности. Быть может, сын Давида царь Соломон был не очень прав. Если все проходит, то нет смысла существования. Художественно инсталлированные мысли воздействуют на человеческие эмоции веками и тысячелетиями.

Художник обычно хочет-должен досягать идеального, обладает чувством красоты и никогда не использует материал, который его отталкивает. В городских романах Ф.М. Достоевского можно найти максимы на все случаи жизни при стертой границе между прошлым, настоящим и будущим. Влюбленный в «прожигающую» женщину по имени Настасья Филипповна главный персонаж «Идиота» князь Л. Мышкин экзальтированно восклицает: «Мир красотой спасется»*.

Литературный образ с сочувственным отношением автора вбирает в себя черты Христа, а уверенность в спасительной роли красоты– достояние века Просвещения. Данное высказывание восходит к эстетствующему поэту Ф. Шиллеру. В восприятии писателя и читателя «идиот» – это «не такой, как все», а в конкретном случае– очень духовно развитый и совершенный субъект. В романе воплощен идеал единения на любовно-эстетической основе.

Мир спасает не красота, а трудно преодолимое стремление к ней. Сама по себе красота– не спасатель, а свидетельство уже спасенного мира. Благолепие и изящество присутствуют не только в высших сферах. Стремление жить по законам красоты в делах- отношениях сохраняет мир, а обратная тенденция его уничтожает. Красоту можно присвоить, лишь став ее частью.

Красота всегда привлекательно- убедительна. Не писсуар М. Дюшана, выставленный в галерее, а идейное Искусство требует жертв, умножает качество личного времени и возвышается над ползучей «философией успеха». Искусство с эстетическим ядром- идеалом как истинное «пиршество духа» не всегда точно изображает предметы быта, однако экспонирует глубину и полноту бытия с Всемирной братской цепью. Культ художественности взвевает жизнь до уровня искусства.

Эстетика есть этика будущего, а прекрасное– символ морального добра. Бесконечно- совершенный идеал – точка отсчета нравственности с высоким чувством сострадания. В «Идиоте» имеется в виду красота не эстетическая, а нравственно-этическая и говорится о сострадании человеческом. Однако моральный контент в форме предписаний (библейские заповеди, «золотое правило» этики как эмбрион социальной справедливости) практически неисполним. Строгий и проверяемый смысл имеют только негативные и кодифицированные юридические запреты.

Кванты красоты жизни есть предпосылка ее справедливости. Прекрасное порождает добро (прекрасное– деятель, добро–объект). Зародыш любой морали– материнская любовь, а высшая степень нравственности–самопожертвование. Однако эстетические элементы начинаются с колыбельной песни и младенец совершает выбор не нравственный, а эстетический. Смех младенцев иногда чарует ямочкой на щечках. Искусство радости произрастает на сырье детства, обостряя чувства принятием и юмора, и трагизма бытия. Эстетический идеал– старший брат художественной деятельности и самодеятельности.

Не склонный к материализму Платон регулярно искушался Вечностью, испытывал «муки слова» и полагал, что искусство– это проявляющийся во время выхода художника «за пределы своего разума» божественный дар. Утонченные евреи считали данного философа учеником Моисея. Без платоновской философии почти невероятна древнегреческая литература. Будучи сам поэтом, Платон подвергал остракизму художников из своей утопии, ибо они нарушали стройность общества и философствования «вообще». Впрочем, изгнав миф и Гомера, Платон тут же начинает создавать собственные мифы[2].

Его ученик и соперник Аристотель смотрел не только на небо и рассуждал в своей «Риторике» примерно так: «Если бы человеческая природа включала в себя разум без эмоций и воображения, то можно было бы обойтись считыванием высказываний (силлогизмами). Поскольку дело обстоит совсем иначе, нам остается употреблять усилия к просветлению эмоциональной сферы и приведению ее в возможную степень адекватности».

Мудрые греки сущность красоты усматривали в эстетическом воспитании и обозначали художественное творчество, ремесло и мастерство словом «тэхне». Мастерство есть наличие образов действий, целостно вписанных в образ мира. «Техника» проистекает от греческого «тэхне». Техника- мастерство-искусство не всегда справедливый мир асимптотически придвигают к совершенству. В большом Искусстве техника умирает в Образе. Даже обрублено-усеченная Венера Милосская обладает высоким «драйвом».

Военизированная, скованная железной дисциплиной древняя Спарта не могла противостоять «прекраснодушным» Афинам, чьи философы вели бесконечные диспуты на портике Академии, а жители тешили глаз «бесполезной» архитектурой Парфенона.

В новозаветном Риме ремесленник, искусство и художник всходят к общему латинскому корню «арт». Однако образные формы яви регулярно вычленялись из практической деятельности. Благотворитель с нарицательной фамилией «Меценат» с помощью искусства и финансов направлял духовно- идеологические потоки. Поэты, музыканты и художники спорили о Вечном и дружно предавались плотским утехам. Их победили тупые и грубые перво-христиане. От античного искусства остался реализм с горячими страстями и оттенками скорби от быстротечности жизни.

Эстетика включает в себя сенсуализм в качестве младшей сестры и часто ассоциируется с эротизмом. Сфинкс, русалка и кентавр как перво-образы искусства есть плод конкретного ощущения. Чувственное предшествует логическому. Поэтому оно не совсем высшее, но первое. Поэмы Гомера и теоремы Евклида имеют разное значение, однако в природе искусства со сверкающими на Солнце рапирами красоты – предчувствие научной истины. Напряженная кривая зафиксировалась в живописи и скульптуре раньше, чем была рассчитана траектория космического полета. Наиболее эстетичные формы есть и наиболее экономичные (В. Е. Татлин).

На уровне инстинктов и внушения действительный член Академии художеств и рядовой кандидат искусствоведения принципиально не различаются. Даже заранее отобранные администрацией люди с портфелем и портфолио ходят за пробуждаемыми лирой (лира – меньше, чем рубль) чувствами. Всякое принуждение внимания – непомерный труд. И только сила эмоций всегда первенствует безраздельно. Эмоции и светотени чувств– особый ракурс внутренней жизни. Ценностные ориентации основываются на самих себе. Художественный образ есть экспресс-метод выражения и познания истины.

Значимость эмоционального фактора приотворяла надежная спутница вождя революции Н.К. Крупская: «Определенное мировоззрение только тогда входит в плоть и кровь, когда оно связывается с эмоциональными переживаниями, и только тогда оно прочно. Тут особую роль играет искусство…»[3].

В искусстве созидатель получает больше, чем созерцатель. Духовный мир как субъект в арт-продукте выражается, а в качестве объекта– изображается. Стихия самоотдачи не знает сальдо. Демиург живет в Образе и заряжен эстетической силой. Отдавая части духа, художник рождается второй раз для Вечности. Однако «презумпция коммуникативности» искусства предполагает сотворчество, умение морщить лоб на вернисаже и «над вымыслом слезами обливаться». Без зрителей-слушателей-читателей ослабевает творческая потенция. Присутствие на выставке или концерте двух с половиной человек только при очень богатом воображении можно трактовать как избранность «творца». Доступность красоты замысла соизмеряет экстаз творчества и радость восприятия.

Любой сравнительно долго живущий на земле художник как подмастерье под Божьим небом хоть чуть-чуть верует в свою исключительность и гениальность*. Многие не теряют разума лишь ввиду его отсутствия. Члены художественных советов и комиссий обычно зеркально отражаются в своем творчестве и считают себя выше гения или таланта. Отягощенные окаянной действительностью гении восходящего ряда и средней руки, отдаются потоку и разрывают рамки направлений. Они проявляются не только в своей стране и иногда уходят в Вечность. Только о мертвых говорят, что они бессмертны. «Слава надежная женщина. Но она не жена, а вдова» (Н.К. Доризо).

Добродушно принимал себя за гения маленький кучерявый человек с военной фамилией «Пушкин». «Я- гений»– весьма скромно писал о себе И. Северянин. «Эй, Вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду!»– застенчиво заявлял В. Маяковский. Золотоголовый рязанский парень С. Есенин называл себя «самым лучшим поэтом в России». Сюрреалистичный С. Дали назвал свой личный дневник «Дневником одного гения», отождествлял себя с Иисусом Христом, а свою семью – со Святым семейством. «Я достаточно велик, чтобы вместить в себя любое противоречие»– сообщал все еще неоцененный поэт-новатор У. Уитмен. Конечно, не все служители Муз столь откровенны. Но. Но! Без веры в свою Звезду невозможно творить.

Архигении и друзья парадоксов с большим количеством извилин в интеллекте иногда возбуждают катарсис и овации. Умные и продуктивные с запахом обочины жизни знают себе себестоимость. Превосходное единично и редко. Всегда гениален Святой Дух. Гений алхимика артистического мастерства Чарли Чаплина выразился в трагикомических формах и учил не только смеяться, но и сохранять достоинство.

Одаренному существу в течение земной жизни желательно пройти те же стадии, какие были пройдены до него человечеством в целом. На этом Пути обычно встречается не всегда совпадающая с границами юдофобства Линия, которая отделяет трудолюбивую усидчивость от гения и таланта. Однако евреи Ч. Ломброзо и М. Нордау* всех гениев не иудейского происхождения объявили сумасшедшими. Гениев всех этнических субстратов объединяло стремление служить не только самим себе.

А. Шопенгауэр («Мир как воля и представление») ограничил гениальность сферой искусства как образом постижения абсолютной воли: «Творчество гения всегда считалось вдохновением, действием сверхчеловеческого существа, отличного от самого индивидуума и лишь на время поселяющегося в последнем… Как известно также, выдающаяся гениальность редко сочетается с выдающейся разумностью; наоборот, гениальные индивидуумы часто бывают подвержены сильным душевным движениям и неразумным страстям»[4].

В искусстве сходится все человеческое и очень человеческое. В античной философии завязалось понятие «калокагатия» (от др.-греч. ????? ??? ?????? – прекрасный и хороший) – физическо- нравственное совершенство как идеал воспитания. Главные образцы обсуждаемого понятия греки находили в творениях Гомера: сын морской богини Фетиды Ахилл («Илиада») обладал возвышенной телесной и духовной культурой, первый рэмбо и царь острова Итаки Одиссей как главный герой одноименной поэмы конструктивно сочетал физическую силу с трезвым интеллектом. Он добирался к верной Пенелопе, разграбленному дому и бесчинствующим гостям две пятилетки, смело проплывая между сциллами, харибдами и циклопами.

Последний «могиканин» русской философии А.Ф. Лосев издавал свои труды за государственный счет и полагал: «В самой античной литературе не существовало такого понятия «классический идеал». Но в античной литературе существовало понятие «калокагатия», и оно- то и является подлинной характеристикой классического идеала… Таким образом, вполне точно и без всяких натяжек следует говорить о том, что античный классический идеал выражен именно в калокагатии»[5].

В беспечальной жизни эллины с комсомольским задором оптимизировали эстетический состав крови в дружеских пирушках с близкими по духу сотоварищами. Слово «товарищ» – от греч. «синтрофос» (?????????) – можно трактовать как «человек, с которым ты вместе кушаешь». Общая трапеза – не коллективное безумство, а торжественный гимн-благодарение. Платон был мыслителем по профессии в диалоге «Пир» восхвалял людей, умеющих определять «золотые грани» потребления вина.

Красота- гармоничность движущегося человеческого тела обрекает встречу художника и спортсмена. Спорт как проявитель патриотизма и любви к Отечеству ближе всего к балету и танцам, где не только дух есть «средство производства». Многие системы единоборств и самозащиты называются искусствами. Правомерна постановка вопрос о том, является ли шахматы как дрозофила искусственного интеллекта спортом или искусством.

Знаковой фигурой в деле возрождения Олимпиад был общественно темпераментный француз- педагог- поэт Пьер де Кубертен (1863-1937). Данный профессиональный мечтатель активно высказывался за то, чтобы спорт «ходил вместе» с искусством и уже на пятых летних Олимпийских играх возобновились конкурсы искусств. Служителей Муз привлекают и нео-олимпийские состязания (в основном – рекламными возможностями).

Как апогейные проявления человеческого духа, искусство и спорт на высшем фазисе предполагают профессионализм. Мысль-мечта «реаниматора» олимпийского движения П. Кубертена о «любительстве» в спорте с самого начала была обречена на неудачу. На смену романтическому тезису «Главное– не победа, а участие» пришел прагматический «Победа любой ценой».

У искусства и спорта общий игровой корень. Игра контактирует с элементами прекрасного и размывает острые грани бытия. Способность «играть» сближает демона с ребенком. Римляне единым словом «Ludens» обозначали «спорт» и «школу». Изучением не только нео и пара-олимпийской игры, сливающей разум и душу в счастливом союзе, увлекались Й. Хейзинга, Ж. Пиаже, Г.Г. Гадамер, Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, Д.Б. Эльконин. Чувства существуют либо в самой глубине человека, либо на поверхности. На среднем уровне их обычно играют. Вот почему «Весь мир – театр»*.

«Особенность человеческой игры– артикулирует старую, как древнейшая профессия, мысль Г.Г. Гадамер – заключается в том, что вбирая в себя разум, эту исключительную человеческую способность ставить цели и сознательно к ним стремиться, она в то же время в состоянии обуздать это стремление к целеполаганию. Человечность человеческой игры именно в том, что в ней игровые движения, так сказать, сами себя дисциплинируют и упорядочивают, как будто в этом присутствует цель»[6].

Усердный мышечный труд как следствие первородного греха ослаблял зависимость от природных сил. Беспомощность перед стихиями зажигала веру в сверх-естественное. Вместе с тем, религия не оставила археологических следов своего старшинства по отношению к искусству и изначальное освоение натуры импровизировалось в художественных ритмах. Пещерные рисунки чем-то поражают и в век Интернета. Согласно психо- анализатору З. Фрейду, искусство зачинается в период детства человечества, когда принцип удовольствия еще не был вытеснен нормами реальности©.

Крупные- известные- популярные и не очень исследователи первобытности склонялись к мнению, что труд есть дитя игры как апологетки бесконечности жизни. С умозаключением «игра старше труда, а искусство старше производства полезных продуктов» полемизировал «большой» марксист Г.В. Плеханов в «Письмах без адреса» (1899-1900 гг.).

Быть может, противоположность игре– не труд, а депрессия. Само- освобождающаяся стихия Игры лежит вне дизъюнкции («или-или») правды и лжи, добра и зла, смешного и серьезного. Это не только забава в свободное время, но и помогающий забывать пространство и время экзистенциальный феномен. Искусство– это игра, в которой творятся сами правила. В поэзии события есть плод игры и через игру осуществляются. В праздниках веселая потеха сливается с жизнью. Игра со ставкой «жизнь»– главная пьеса эволюции.

Феномен карточной игры и Игры вообще как сгущенного образа реальных жизненных событий магнитил русскую литературу и активно присутствует в «Пиковой даме» А.С. Пушкина, «Маскараде», «Тамбовской казначейше», «Фаталисте» и «Штоссе» М.Ю. Лермонтова, «Игроке» Ф.М. Достоевского. Стихи Н.А. Некрасова о тяжкой крестьянской доле плохо рифмовались без успехов за ломберным столом. С цензорами «Современника» главный редактор регулярно встречался в Английском клубе и изящно им проигрывал.

Не только ветхозаветную мудрость можно определить как умение индивида играть с самим собой с правом на фантазию. Царь Соломон попросил у Бога мудрости («хахам») и вместе с ней получил все остальное. Мудрые люди и премудрые пескари особенно вникают в высшие смыслы и учатся у любого человека с хорошей генокартой. Прибегать к помощи мудрых – свойство великих.

Римский сатирик Децим Ювенал учил: «В здоровом теле–здоровый дух». Однако Дух как родственник идеала не является Калифом на час, поселяется где хочет и может жить не только в бодрых телесах. Церковь регулярно напоминает о не самодостаточности физ-здоровья как одной из сторон целокупного бытия. Искусство вне коммерческого плена возбуждает мускулатуру веры и мелодию здоровья.

Строителя хрустального дворца будущего Н.Г. Чернышевского в зрелые лета беспокоили обступившие Россию Цейтноты и Цугцванги. Не очень последовательный атеист постоянно помнил, что мысль, высказанная с излишним блеском, теряет в глубине, поэтому гимны крестьянскому топору. А в научно-квалификационной работе «Эстетическое отношение искусства к действительности» реабилитировал прекрасное в реальной жизни. Диссертант считал его первичным по отношению к искусству и красноречивыми примерами доказывал, что здоровье рождает красоту, а болезни сеют безобразное.

Искусство как «неосознанная исповедь человечества» (М.К. Мамардашвили) всегда нетерпеливо к грядущему и старше политики, однако директивным образом от нее зависит. Политика как ровесница классов не являет сущностно- глубоководную природу готового к подвигу и преступлению человека. Обуславливая взаимоотношения между членами рода людского, она начинается там, где заканчиваются традиции и мораль.

Недружелюбие капитализма, играющего на дудочке гуманизма, как экстраполяции христианства (по М. Веберу) или еврейского духа (по В. Зомбарту) к Искусству проблематично одолеть на почве самого прекрасного. Нет на свете каждому по Солнцу и этюдные импровизации не всегда совместимы с логикой политического гипноза. Буржуазия («жители города») с иногда нескромным отсутствием обаяния дисциплинировала «мятежные» аллюры в искусстве. Подъем на пьедестал официального «признания» приближал трагическую агонию. Тогда из рядов новой творческой богемы поднималось свежее непослушное течение, чтобы в положенный срок опуститься по бюрократическим ступеням.

Стоящий на ступени «чувственной достоверности» буржуазно- фетишистский рассудок скользит по поверхности и не очень активно абстрагируется от действительности, чтобы глубже в нее проникнуть. О том, что антигуманный рынок не порождает святые ценности, догадывался в «Теории нравственных чувств» (1759 г.) Адам-2 (Смит) и, быть может, Адам-1 (Библейский).

Интеллект и таланты оборачиваются в «чувственно- сверхчувственные» вещи- товары с «роковым применением». Тайну товарного фетишизма раскрыл рубивший двери в потолке К. Маркс. Основоположник отмечал, что в капиталистическом обществе писатель является производительным работником не потому, что он производит идеи, а потому, что обогащает книгопродавца, издающего его произведения. Этот же закон неумолимо действует в других областях художественного творчества[7].

О софизации буржуазного сознания неоднократно сообщал и владеющий искусством писать между строк Гегель: «В наше богатое рефлексией и резонирующее время человек, который не умеет указать хорошего основания для всего, что угодно, даже для самого дурного и превратного, должен быть уж очень недалеким. Все, что есть в мире испорченного, испорчено на хороших основаниях»[8].

Западная литература всесторонне исследовала столкновение между аристократом и «идеальным буржуазным джентельменом». Сочинитель «Человеческой комедии» О. Бальзак очертил повиновение духовной жизни биржевой морали во всем его мрачном «великолепии». Раскрыв трагикомизм метаморфозы идеологических форм в товар, он отмечал, что интеллект и его продукты, превратившись в источник дохода, естественным образом подчиняются законам фабричного производства.

Г. Гегель и О. Бальзак философски- литературно анализировали извращенное сознание и «химические изменения» духовных ценностей в «бродильном котле» товарно-денежных отношений. Товарный фетишизм в искусстве делает вкус управляемым. Не осмысливая «целое», восприниматели превращаются в покупателей.

Все равны перед Богом. Масштабно-радикальные идеи народилась в наблюдениях за излучающими формами материи. Звезда по имени «Солнце» излучает свою энергию совершенно безвозмездно для всех жителей планеты Земля. В несжимаемых до газетной заметки диалогах мудрец Платон излагал не только собственные идеи, но сокровенные мысли Сократа. Он не считал свободное развитие каждого условием свободного развития всех, однако говорил и писал, что в частной собственности скрывается один из источников зла и несправедливости.

И в самом совершенном обществе иногда умирают невинные дети, однако классовой сферой ампутируются гармония и всесторонность существования. Подлинное творчество детонирует протест и отрицает мир раба-господина. Искусство для художника – не существительное среднего рода, а кровосмесительный глагол, пробуждающий политическую чувствительность. Искусство усиливает внутреннюю работу национального самосознания, обнажает реальность и сотрясает ложные идеологические убеждения.

Сохраняя дистанцию от сюжета о первичности материи, следует заметить, что искусство есть возвышающий обман, однако без него невозможно жить. Большое искусство осуществляет идеалы здесь и сейчас. А правда не всегда есть художественное достоинство. Природа искусства дозволяет человеку с рублем страны проживания – пусть в воображении– вырваться за пределы сущего и предпринять радикальный шаг в зоне идеального.

Первый Художник ХХ века и беспощадный разоблачитель иллюзий материально- синтезированной красоты П. Пикассо писал во французской газете 24 марта 1945 года: «Художник есть одновременно и политическое существо… Нет, живопись делается не для украшения жилища. Она инструмент войны для атаки и победы над врагом»[9].

Трудно промолчать, что мечты и идеалы свершаются не только в искусстве, но и в социально- политических изломах. Абсолютная обусловленность от жизненных обстоятельств изготовляет рабскую ментальность, а полная абстрагированность от нечеловеческого бытия формирует сознание стоика*.

Утомленное рабское мировосприятие есть цепь, сковывающая личность. Стоическое сознание освобождает человека. Однако эта воля – символическое плацебо, ибо отвлекающийся от реальных проблем субъект бессилен перед антипоэтичной действительностью. Не изменяя реальность, индивидуум- терпила впадает в подобие сомнамбулизма. Так сознание оказывается на пороге скептицизма.

Ветхий и Новый Заветы всячески смягчали участь раба. Рекомендовалось брать их из иноплеменников. Владелец должен был отпускать купленного раба через шесть лет после его использования по прямому назначению (Исх. 21,2), отпускать купленную для рабства чью-то дочь, если она лишается в доме «пищи, одежды и супружеского соития» (Исх. 21, 10-11), а также раба, которому выбили глаз или зуб (Исх. 21, 27).

Одним из высоких качеств является искусство распознавания момента, когда смирение и стоицизм превращаются в порок раболепия. Нет смысла жизни ни в отрешении от себя, ни в жизни для себя. Испытывать свою фортуну важнее, нежели сберегать невозмутимость духа. Выход из конфликтной ситуации там же, где и вход– от созерцания мира человек должен перейти к его улучшению. С самого рождения обреченный на генеральный экзамен по входу в Вечность индивид неизбежно должен взбунтоваться. Все великие гуманисты варьировали бодающихся Homo с особым «сгибом» ума и воли. Одной из мировых вершин айсберга бунтарской литературы стал благородный разбойник Робин Гуд.

Существу, подавляемому инстинктом самосохранения, Г.В.Ф. Гегель как философский «отец» К. Маркса противопоставлял жертвенность ради высших целей. Даже когда объективный идеалист примирился с действительностью, он все же считал именно «самостоятельность» условием расцвета идеального государства. Однако единичная волевая тяга есть всего лишь «закон сердца».

В памятной «анкете» дочерей К. Маркса (ее иногда называют «Исповедью») на вопрос «Ваши любимые поэты?» респондент конкретно ответил: «Эсхил, Шекспир, Гете». В оптимистической трагедии о докторе Фаусте с неизбежным слиянием поэтического и философского начал раскрываются, как внутренние грани, и эсхиловский Прометей, и шекспировский Гамлет. К этим именам можно добавить не названных в «Исповеди» А. Данте и М. Сервантеса, которые не сходят со страниц пророка коммунизма.

Пламенеющий Карл Маркс жил не на Марсе и ясно осознавал смысл жизни как практичное дело по изменению окружающих реалий. Данное кредо было чревато конфликтогенностью с социально- семейной реальностью. Широко известен иронический афоризм матери Маркса Генриетты, суть которого в том, что ее сын поступил бы гораздо умнее, если бы приобрел себе капитал, вместо того, чтобы писать о нем книгу[10].

Все свои финансовые активы К. Маркс привычно хранил в самом маленьком отделении кошелька*. Пахнущая многотиражной «Рейнской газетой» всеобъемлющая марксова система вмещала этическую компоненту с катарсической нотой и апеллировала не только к разуму, но и к чувству сострадания.

Еврей по рождению К. Маркс однозначно принадлежал к мистико- мессианскому типу и видел в буржуазии-капитализме первостатейного противника. Главным объектом критики являлось всеобщее отчуждение. Философия есть не просто увлекательная «игра в бисер» и метод познания мира, за который отдал жизнь дядя Авель, а средство его преобразования.

Карл Генрих Маркс не растворился, как улыбка чеширского кота, в историческом пространстве спустя полтора века. Не вянут цветы на его могиле в Лондоне. Поиск по словам «Карл Маркс» в системе Google дает около 1 млн. ссылок. В сердце отказавшегося от национальной идентичности Мавра бушевал общественный темперамент и ему было не чуждо ничто человеческое и сверхчеловеческое.

Познавший цену искренней женской любви К. Маркс считал, что греческая красота есть отражение наивного детства человечества и отдавал всю мощь своего восточно- еврейского интеллекта решению гамлетовского вопроса освободительной борьбы. В конспекте «Эстетики» гегельянца Ф.Т. Фишера Маркс записал, что революционная коллизия должна стать центральным пунктом трагедии. В радикализме трагическое проступает как высший фазис героического.

Согласно «Евангелию от Маркса», освоить все богатство культуры можно только после экономической эмансипации. Сами по себе идеи и идеалы выводят только за пределы идей старой действительности. Без силы идеи становятся суеверием. Реализаторами идеалов должны быть не «твари дрожащие», а «субъекты истории», могущие употребить практическую силу.

О предвкушающем возмездия пролетариате без отечества* К. Маркс высказывался как философ, отягощенный немецкой классикой. В сущности, индустриально-избранные люмпены– это гегелевское «ничто», способное в промежутке между выполнением служебных и семейных обязанностей совершить революцию и стать «всем», то есть «бытием». Пролетариат – слово латинское; им в античном Риме называли граждан, не владеющих никакими «активами», кроме «proles» – потомства. Точный перевод с латыни– «бедные размножающиеся».

Если не совсем VIP- существование поставить к стенке, то оно становится сущностью. Пролетарии не ходили в планетарии. Голодные и легко квалифицированные политические инсайдеры с реестром неизбывных обид рвались в небо, чтобы съесть «кусок зажаренного Бога». Одухотворяющая прометеевская идея переводит теорию в практику. Главный пафос – восхождение с приращением бытия и нравственности. Пролетарии Маркса, подобно евреям Ветхого Завета, выбирают не «нормальный вариант» на постепенное улучшение своего положения, а судьбу изгоев, исполненных веры в свою высшую истину и конечное торжество[11].

Задолго до приезда В.И. Ленина на завод Михельсона К. Маркс как кузнец не только экономики манифестировал мессианскую роль вооруженной идеологией политической партии (Das Manifest der Kommunistischen Partei). Именно она должна показать человечеству Путь к «завершенному гуманизму» как высшему идеалу и оставить добрый след в памяти пенсионеров и льготников. Идеология «возвращается» в культуру под знаком классовой гегемонии.

Остающемуся обычно за чертой любого вида развития люмпену- гегемону как «придонному» социальному слою и апостолу революции даже застенки не казались страшнее реалий. Вместе с тем в «Немецкой идеологии» отмечалось, что интеллектуальная ограниченность поражает и патрициев: «… эта ограниченность развития состоит, таким образом, не только в том, что один класс отстраняется от развития, но и в умственной ограниченности того класса, который производит это отстранение…»[12].

Гений несовместим с тотальным отрицанием и фатальной безнадежностью, а классики и основоположники первого ряда обычно пишут лучше публицистов. Из того же канонического произведения можно извлечь и такую эстетическую цитату: «каждый, в ком сидит Рафаэль, должен иметь возможность беспрепятственного развития»[13].

Ферментам радикального брожения придают объем духовные компоненты. Марксисты много позаимствовали из христианской религии. Интересно подметить, что первое гимназическое сочинение, написанное в 1835 году юным и поэтичным К. Марксом, имело странное с точки зрения атеистических ортодоксов название: «Единение верующих с Христом по Евангелию от Иоанна, гл.15, ст.1-14, его причина и суть, безусловная необходимость и оказанное им влияние».

Мир с большим количеством Великих и «самопальных» лож делится на любителей и ненавистников Маркса, однако никто не знает его хорошо. Внук двух раввинов был обращен в христианство в возрасте шести лет, а центральный вопрос сочинения формулируется следующим образом: в состоянии ли человек самостоятельно, без единения с Христом, «достигнуть той цели, для которой Бог создал его из ничего?». Ответ на 5+: «без единения с Христом мы не можем достигнуть свой цели».

«В единении с Христом– гусиным пером пишет выпускник гимназии – мы прежде всего обращаем любящие взоры к богу, чувствуем к нему самую горячую благодарность, с радостью падаем перед ним на колени. А затем, когда, благодаря нашему единению с Христом, для нас взойдет более яркое солнце (коммунизм– С.Е.), когда мы почувствуем всю нашу отверженность и в то же время будем ликовать по поводу нашего спасения, только тогда сможем мы полюбить того бога, который прежде казался нам оскорбленным властителем, теперь же является всепрощающим отцом, добрым наставником»[14].

Христианство было исходным пунктом интеллектуального созревания и практикующего топ- менеджера Ф. Энгельса. Девятнадцатилетний Фридрих регулярно ощущал глубинные духовные толчки и отмечал: «Когда я размышляю над этим, независимо от всякого авторитета, то я вместе с новейшей теологией нахожу, что греховность человека заключается в неизбежно несовершенном существовании идеи, что поэтому всякий должен стараться ощущать в себе идею человечества, т. е. по духовному совершенству стать равным Богу»[15].

Овладевшие искусством товарищества на почве журналистики К. Маркс и Ф. Энгельс критиковали буржуазную эстетику. В «Восемнадцатом брюмера Луи Бонопарта» часто говорится, что буржуазия «играла комедию». Однако классики акцентировали общечеловеческую сущность красоты. Отдавая приоритет писателям и Слову, гениями живописи считали Рафаэля, Леонардо да Винчи, Тициана и Рембранта.

На фундаменте однониточно понимаемого марксизма и системы препарированных цитат были возведены теории, пристраивающие искусство в контексте понятий «базис» и «надстройка» где-то между идеологией и наукой. Многие изыскатели и научпопники полагали создателем марксистской эстетики не К.Г. Маркса, а Г.В. Плеханова. Во всяком случае, разоблачитель модернизма и декадентства Мих. Лифшиц напоминал, что «основоположники марксизма не оставили нам систематически разработанной теории этого предмета с определениями прекрасного и возвышенного… Нельзя рассматривать их глубокие мысли, имеющие отношение к искусству и литературе, как готовый ответ на каждый вопрос, возникающий в этой области»[16].

Термину «идеал» еще не переставший быть марксистом К. Маркс предпочитал трактуемые в духе исторического материализма «цели» и «задачи», а творчество трактовал как «сложный труд». Марксистская Нагорная проповедь центрирует взаимосвязь материального и духовного начал посредством понятия «Die geistige Produktion» (духовное производство). Эстетствующие марксисты утверждали истинностную природу правды как достоинства искусства. Рафинированное «искусство» они уподобляли абстрактному государству Гегеля.

Согласно главному архитектору русской революции В.И. Ленину, отношение идеальных образов к объекту отражения характеризует популярная категория «зеркало». У термина «зеркало» обширные философские, духовные и моральные коннотации. Мотив зеркала и удвоения занимает существенное место в мифах о происхождении искусства– рифма как порождение природного эха, живопись как обведенная углем тень на камне и тому подобное*.

Примечательно, что и плотоядная Американская мечта («American Dream») соприкасается с опорно- марксистскими пунктами. «Наше исследование,– фиксирует, например, Р. Гудвин,– начинается с утверждения сходства между утопией Маркса и американской мечтой. Обе исходят из веры, что все люди имеют равные права в области материального благосостояния, и что равенство составляет необходимую основу, которая открывает людям «царство свободы», развитие «человеческих потенций» или «поиски счастья»[17].

Американские просторы при полном отсутствии феодальной традиции сделали молодую страну неограниченным кладезем для индивидов, стремящихся не только к духовному обогащению. Приключения на свежем воздухе иногда создают великие державы. Эмигранты- американцы мечтали плыть на каноэ по «озеру виски», никогда не собирали грибов и платили денежное вознаграждение за скальп каждого аборигена. Предтечей американской мечты и «философии успеха» с «всемирным долларовым потопом» можно считать линию античного эпикурейства и гедонизма.

Потомки царя Давида по национальности и религии закладывали фундамент американского финансизма еще без Федеральной резервной системы. Они были первыми купцами в создаваемой по искусственным лекалам стране- реципиенте. Шинкари и цадики по прибытию из Европы в США были интеллектуалами- профессионалами. Большое число свободных сынов консолидировались в «ордена». В период Ф.Д. Рузвельта их влияние на политику было весомо и «новый курс» назывался «еврейским курсом». Русских Иванов среди основателей той Америки не наблюдалось.

Выезжают за рубеж не только те, кого там очень «ждут». Гонимый гений и талант в России есть по сути отрицание политической реальности. По совокупности выталкивающих («push») и притягивающих («pull») факторов высокоидейные мастера в тяжелом весе С.В. Рахманинов, В.В. Набоков, И.И. Сикорский, В.К. Зворыкин, В.В. Леонтьев и еще многие оптимизировали американское бытие. Резиновая Америка готова всех принять, а щедрая Россия– всех отдать. Не способные расстаться с искусством, наукой и жизнью пересекают Черту. Кто не убежал или плохо спрятался –мигрируют в другие сферы деятельности.

Слово «ностальгия» означает не только трудности привыкания к новым условиям и существует во многих языках. Данное понятие не улучшает память и иногда становится большим бизнесом, однако самая трагическая судьба «отъезжантов» поневоле у русско-говорящих граждан. За рубежом не понимаемую Россию с голубыми мундирами любят больше и используют ненормативную лексику с дымом отечества свободнее, чем в родных пределах.

Как и отлет птиц осенью в жаркие страны, маятниковые круизы с целью «посмотреть-пожить»– неотъемлемый компонент «циркуляции талантов», повышения квалификации и обмена опытом. Утечка мозгов, рук и сердец есть кровотечение из страны. Большинство лауреатов Нобелевской премии поставляют США. Многие номинанты получили бесплатное образование в СССР.

Эмигрируют обычно не самые активные революционные романтики. За последователями Икара закрепились устойчиво-символические моменты. В истинно- корнесловном смысле любимая энциклопедистами революция восходит к драме о повороте мира и образа жизни. Столь же мощной альтернативной метафоры не существует. Контрреволюция, фронда, мятеж и другие термины во много раз слабее. Реформа, модернизация, демократизация и эволюция – это не метафоры, а фиксированные научные дефиниции со стремящейся к нулю энергетикой.

Красота не совершает революций, однако вздрагивающая «повивальной бабкой» насилия политика ощущает потребность в эстетике. В периоды исторических разломов поэзия предшествует прозе. Закономерный вопрос любого радикального движения– как определяемся «мы»? Прочитавшие кубометры мудрых книг редко приходят в революционный экстрим. Так не всегда поступает даже самое ценное кадровое меньшинство. Основной массив повстанцев- инсургентов прибывают через эстетику. «Мы» – это те, у кого мир возбуждает эстетическое отторжение. На огонек революционной красоты, как чайки на маяк, слетаются «свои». Выкристаллизовывающаяся эстетика тянет за собой политику.

Общественный креатив имеет глубинную эстетическую структуру. Эмоции искусства не всегда укладываются в «катарсис» и иногда стремятся к действию. Музыка и песни– не только аудиальные свидетели эпохи, но и духовное оружие политического гротеска. Слово вызывает чувство, а музыка? откровение без рациональных аргументов и доказательств. Музыкальная ткань синтезирует мгновение и Вечность. Не все творцы «обязательно» были голодными, однако и формула «будет хлеб– будет и песня» не имеет запаха Универсалии.

Охваченный жаждой всесожжения Поэт и Гражданин Эжен Потье уловил притягательные черты Парижской Коммуны и назвал свой политический хит «Интернационал» (муз. П. Дегейтера). Оно не поддается модернистской аранжировке. Вопреки иронистам, мажорные слова (перевел на русский язык А.Я. Коц) и мелодия актуализируют макросоциальный аспект эстетики. Как символ и оружие борьбы, данный не оранжевый продукт духа стоит вместе с красным знаменем, пяти- и шестиконечной звездой, изображением серпа и молота.

За семьдесят два дня пролетарской весны красное знамя утвердилось как притягательно-объемный образ. Красный– основной геральдический цвет бунта, восстания и борьбы. Вероятно, ранне-кроманьонский Homo и измочаленный раб воспринимали проливаемую во имя сакрального кровь как воплощение самой жизни и верили в магию красного цвета. Алые цветы, плоды и предметы заменяют кровь во многих обрядах и обычаях.

Революционер флоры К.А. Тимирязев оставил другое интересное объяснение. В микро- брошюре «Красное знамя (Притча ученого)» в 1918 году он изложил свою вдохновленную гипотезу:

«Теперь мы можем смело сказать, что из всех волн лучистой энергии Солнца, возмущающих безбрежный океан мирового эфира и проникающих на дно нашей атмосферы, обладают наибольшей энергией, наибольшей работоспособностью именно красные волны, они-то и производят ту химическую работу в растении, благодаря которой возникает возможность жизни на Земле. И не достойно ли удивления, что, сознав впервые свою творческую силу в процессе строительства будущих судеб человечества, трудовые массы избрали символом этой силы именно тот же красный цвет – красный цвет, в котором выражается работоспособность света в процессе мироздания, процессе созидания жизни? Цвет, лучше всего символизирующий просветительную силу человеческого разума, цвет, избранный мировой демократией эмблемой свой творческой силы в созидании грядущего общества, да послужит же он навсегда эмблемой единения демократий всего мира и символом единения между силой знания и мощью труда!

Если красный цвет является фактическим признаком, выражением работоспособности света в творческом процессе созидания жизни, то не следует ли признать его самой подходящей эмблемой, выражением работоспособности света знания, света науки?»[18].

В результате анализа французского политического либидо систематически живым ленинским самосознанием был сотворен «мир- дух» под названием «партия качественно нового типа». Возбудителем очагов политического действия и организационной пружиной шлифовки-консолидации убеждений стал печатный первенец партийной журналистики по имени «Искра». Агитационный язык революционной публицистики идеологизировал обыденное сознание.

Конспектируя Гегеля, В.И. Ленин полагал, что «Мысль о превращении идеального в реальное глубока и очень важна для истории»[19].

Образы мятежной природы, материал народного творчества, песен, сказок, пословиц и поговорок, а также термины «азиатчина» и «азиатский деспотизм» использовались партийным вождем-публицистом на таких же правах, как и цитаты классиков. Отдельные заголовки имели градус сатирического обличения –«О краске стыда у Иудушки Троцкого», «Истерика потерпевших поражение», «Оправдание позора», «Сорвалось». И другие.

Согласно освежающей русско- революционной мысли, членом партийных единоверцев считается тот, кто вслед за Гегелем и Марксом разделяет идею, не требует от всего сущего абсолютной архи- девственности, помогает материально и несет личную ответственность за конкретное дело. Данная команда мечты весомо обогащала проблему профессионализма, совмещала идеальную стратегию с реальной тактикой и знала ценность новых прямоезжих политических путей.

Во главе великих свершений явно или неявно стоял изобретательный инициатор – в современном понимании топ-менеджер проекта, ищущий ключ к сердцу массы. Вожди появляются в ответ на массовый потребительский спрос. Пребывание в зоне дискомфорта (ссылки-аресты и лишения-воздержания) создает абсолютный дух харизмы и очень украшает революционных лидеров от Ленина до Гарибальди и от Каддафи до Манделлы.

«Профессиональные революционеры» с огнем внутреннего недовольства воспитывались на картинах передвижников со струей сатиры, молились в теории и слегка отвергали на практике рабоче- крестьянские массы. Революционер по профессии не работал на полставки доцента или дворника и стал демиургом истории.

Вовремя прочитанная книга– огромная удача. Одухотворенный романом в прозе Н.Г. Чернышевского «Что делать?» В.И. Ленин и новая интеллектуально-активная структура без коллективного членства были неслиянны и нерасторжимы. Мир реальности не всегда живет по пергаментам и фолиантам. Однако житие-бытие иногда подражает искусству и в литературном образе можно увидеть одухотворенного реализатора со сверхзадачей.

Живые представители серии «пламенные революционеры» не всегда, как книжный богочеловек Рахметов, развивали физическую силу и «спали на гвоздях». За всем тем они создавали действие всеобщей страсти и слегка опровергали шутливый афоризм Б. Шоу «умные приспосабливаются к миру, а дураки стараются приспособить мир к себе, поэтому изменяют мир и делают историю дураки».

Одержимость идеей революционного левого поворота пренебрегает трезвым анализом возможностей- последствий. Не маленькая революция отрывается от религиозного целого и продуцирует новую нравственность. Дышащая драмой и водкой Россия- Евразия без олигархов услышала Зов Космического Беспредельного. Многотысячные жертвы на алтаре ищущей не среднего, но последнего пасхально- коммунистической веры, должны были доказать магическую связь между идеальной политико- эстетической формой и ее реальным воплощением на одной шестой части суши. Sic.

* Один из тестовых вопросов по литературе: «Как называется конечная станция следования поезда, под который бросилась Анна Каренина?»

[1] Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа.– СПб.,1994.– С. 263.

* Актеру дано потрясать сердца. Народный артист СССР И. М. Смоктуновский в роли Л. Мышкина на сцене БДТ осознанно не боялся быть смешным и неуклюжим. Лиризм органично сочетался с глубоким комизмом, оберегающим от ненужного пафоса. Данный образ стал эпохой в творчестве актера.

[2] См.: Неизвестный Э.И. Кентавр: Эрнст Неизвестный об искусстве, литературе и философии.– М., 1992.– С.89.

[3] Цит. по: Шурыгин Я.И. Огонь и тлен. Очерки об искусстве и религии.– Л., 1985. –С.90.

* Этимология слова (греч. genos и лат. gens, genus ) указывает на род, племя, общину. Отсюда возникает семейство терминов, обозначающих рождение- происхождение: генезис, генеалогия, генетика. И т. п.

* Современный М. Нордау явился в облике писателя Г.П. Климова («Протоколы красных мудрецов», «Князь мира сего»).

[4] Цит. по: Синдром гения: (сборник произведений по «философии гениальности»).– М., 2009.– С.23.

[5] Цит. по: Крутоус В.П. Категория прекрасного и эстетический идеал.– М., 1985.– С.9.

* Шекспиру же приписывается и другая фраза: «Жизнь – театр, и если мы будем играть лишь себя, то проиграем жизнь».

[6] Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного.– М., 1991.–С.288.

[7] См.: К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. – М., 1976. Т.1.– С.178.

[8] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1. – М., 1974.– С.286.

[9] Цит. по: Бирюков В.Ф. Искусство и политика.– Тула, 1990.– С. 82.

* Отцами и душой стоицизма были Зенон и Эпиктет. «Стоический космизм» Сенеки, воспитателя императора Нерона, был связан с теорией вселенского государства и гражданина мира.

[10] См.: Лобок А.М. Подсознательный Маркс, или Евангелие, которое не состоялось.– Екатеринбург, 1993.– С.168.

* Великий философ и экономист не умел обращаться с деньгами. Когда Ф. Энгельс унаследовал фабричное дело своего отца, он выписал своему другу пожизненную пенсию. К. Маркс мог метать копья в сторону буржуазии при условии, что капиталистическое предприятие обеспечивало ему жизнь.

* Транснациональный марксистский тезис «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» следовало бы, очевидно, расширить: «соединяйтесь, не переставая быть пламенными патриотами своей страны».

[11] Панарин А.С. Народ без элиты.– М., 2006.– С. 333- 334.

[12] К. Маркс, Ф. Энгельс Соч. Т.3. С.433.

[13] Там же, С. 392.

[14] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.40.– 2- е изд.– М., 1975. – С.592.

[15]Цит. по: Кантор К.М. Двойная спираль истории: Историософия проектизма. Т.1.– М., 2002.– С.589.

[16]Лифшиц М.А. Карл Маркс. Искусство и общественный идеал.–М., 1972.–С.332-333.

*Быть может, самый иносказательный кинофильм режиссера А.А. Тарковского «Зеркало» не совсем случаен на этом пути.

[17] Goodwin R. The American Codition.– New York, 1974.– P. 18.

[18] Цит. по: Караманчев В. Пролетарская символика.– М., 1978.– С.21.

[19] Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.29.–М., 1970.– С. 104.

5.РУССКАЯ ИДЕЯ И ВОИНСТВУЮЩИЙ АТЕИЗМ

Дон-Кихот христианства Н.А. Бердяев с трудом перешагнул от марксизма к идеализму, так и не дождался Нобелевской премии и отмечал: «Русские– максималисты, и именно то, что представляется утопией, в России наиболее реалистично».

Противоречия абортивных модернизаций разрубало строительство «Рая божьего на Земле». Могучий пласт традиционного общества резонировал с утопией. Кардинальные российские изломы предопределяла подземная работа мыслящего духа, социально-культурные диссонансы и обостренное чувствование справедливости.

Не злоупотребляя революционными фразами, можно сказать, что на срезе веков в отдельно взятой России с уходящей натурой дворянских гнезд, вишневых садов и антоновских яблок было море надежд, всплесков с рецидивами социо- исторических болезней и декаденством. А также– множество экстремистов, жрецов и жертв с трагическим изломом на челе. В данном временном интервале с идеологической какофонией случился трехкратный радикальный дискурс. Соблазны активизма, революционные бациллы и знаки кровоточия решали судьбоносные проблемы войны и мира, свободы и справедливости, демократии и традиционализма.

Как обычно, на кризисную эпоху пришелся свой духовный взлет, колеблющий доктрины исторического материализма. Культура «Серебряного века»[1] зажгла кому- то нужные – и не только краткосрочные– Звезды. Золотой век ценил креативность, а серебряный– блеск. Это сияние с необычайными всплесками русской философии, поэзии с толстым слоем талантливой пошлости, своеобразный Ренессанс живописи. Однако хор Серебряного века выступал без одиночного гения-солиста.

В 1903 году от Р.Х. в Зимнем Дворце прошел последний бал, а двумя годами позже вышло в свет первое эстетическое произведение В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература». Несравненные Анна Павлова и Матильда Кшесинская шумно делили лавры первой российской балерины.

После «зеркально» отраженной в творчестве Л.Н. Толстого «пробной» революции четырех- полушарный орел Империи, одна голова которого смотрела на Запад, а другая– на Восток, был забрызган кровью. Волна 1905 года («первая молния грозы») расколола традиционный монолит, однако Россия с бесконечными просторами и гоголевской птицей- тройкой все еще оставалась распростертой под властью царя с «божественной» поддержкой «святого черта» Г. Е. Распутина. Политическому радикализму противостоял культурный консерватизм и на первом этапе выиграл противоборство. Империя с новым выборным органом власти не была «впереди планеты всей». В данный судьбоносный период в Париже не было практически ни одного дома моды, в котором не фигурировали бы русские красавицы- манекенщицы.

Не совсем успешная полит-борьба единила художественные силы. Гротески выделялись злым и беспощадным сарказмом. Такова, в частности, карикатура на Николая- II («Осел в 1/20 натуральной величины», 1906) И.Я. Билибина, за которую творца подвергли краткому административному аресту: царская персона в обрамлении атрибутов власти и славы изображена вместе с интеллектуальным животным в образе осла. Изысканность графического языка обостряла иронический смысл изображения.

В крови и вине первой русской революции совершал омовения не успевший побывать на Соловках* А.А. Блок. Поэт-икона Серебряного века все божественное мыслил только в женском образе и в стихотворении «Девушка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю» (август 1905 года) противопоставляет подаренные молитвой иллюзии с безысходным ужасом реальности. «Прекрасная Дама» и избыточно возвышенные отношения Поэта с женой Л.Д. Менделеевой были инкарнацией Мировой Души В.С. Соловьева.

Блуждающее самосознание русской интеллигенции и слегка заплаканных оптимистов разгадал философский сборник «Вехи» (составитель– М.О. Гершензон). Авторы с мощной и неослабевающей силой раскаивались в своих «революционных прегрешениях» и утверждали, что между интеллигенцией и почвой лежит пропасть. И надлежит благословлять еще не разделенную на четыре ветви власть, которая иногда защищает сущее и ограждает от ярости народной.

Протестантско- концевые ценности с мотивировками ниже живота не пронзали глубоко сознание интеллигенции и массовый менталитет. Индикатор– журнал «Нива». В данном издании «бизнесмены» – это личности с неоднозначной репутацией. Если же они репрезентировались позитивно, то в основе возлежала не предпринимательская деятельность без бизнес- тренингов, а почвенная ориентация и служение великорослым идеалам науки, искусства и просвещения в сочетании с меценатством.

В большинстве случаев авторы биографий даже скрывали от читателей, что их герои являются предпринимателями. Они представлялись общественными деятелями, выдающимися изобретателями, знаменитыми писателями, журналистами, основателями музеев и т. д [2].

Художник-реалист И.Е. Репин в финской дачной местности Куоккале под Петербургом (с 1948 г. – пос. Репино) покровительствовал культу озорства и мальчишества. Здесь устраивались детские праздники с участием взрослых (самый известный–автор «Мойдодыра» К.И. Чуковский) и процветали авангардистские тенденции, а обитатели превращались в названия улиц. Аналогичные процессы проистекали в подмосковном Переделкино.

Русский авангардизм родился как стихийно- импульсивное самовыражение художника от пестроты импрессионизма. Решивший стать художником под влиянием картины К. Моне «Стога сена», В.В. Кандинский видел именно в разложении атома исток эстетики абстракционизма, основал школу «беспредметного искусства» и получил профессуру в Веймаре. Абстрактное произведение данного художника «Контрастные звуки» (1924 г.) навевает юмористические чувства.

На углу Марсова поля и Набережной реки Мойки в 1915 году открылась экспозиция с многозначительным названием «0.10. Последняя футуристическая выставка», на которой впервые экспонировалась картина супрематиста К.С. Малевича «Черный квадрат». Реализм одряхлел и немного умер. Форма превратилась в знак, а содержание– в расшифровку знака. Почти никто ничего не понимал в данном эпохально- геометрическом творении. Четырехугольная идея вырастала из буфф-оперы А. Крученых и М. Матюшина «Победа над Солнцем», а название выставки следовало трактовать как «начать с нуля». Активный член «Мира искусств» А.Н. Бенуа полагал, что «Черный квадрат»–это икона©.

Начавшаяся «бескровной идиллией» февральских дней* кровь и почва пасхально- русской революции как «расплавленной государственности» (Д. Мережковский), очистительного избавления от Коробочек, Чичиковых, Ноздревых, иногда обижавших отпевальной взяткой попов и скачка к новому Небу творила большие и маленькие чудеса. Осуществил ее не воспетый М. Горьким пролетариат и «сверх-сознательные» братишки- матросы, а рожденная петровским духом и фартуком «цивилизованная» интеллигенция, которой удалось убедить («соблазнить») значительную часть народонаселения. Власть нужна была не для пополнения банковских счетов, а реализации Идеала и Сверхчеловека.

В пульсациях галактик живут Ритмы, Гармонии и Мелодии. Самый славный еврей ХХ века А. Эйнштейн полагал, что «Бог не играет со Вселенной в кости» (в космосе нет случайностей) и по законам красоты создал в 1916 году общую теорию относительности (ОТО) как беспримерное отражение социальной революции в научном мировоззрении. Искривленное пространство Лобачевского- Римана и механика религиозного служителя Монетного двора сэра И. Ньютона cовместились в синтетическую теорию.

Взоры устремлялись к звездному небу. В данной теории легко (даже без понимания содержания) обнаруживался апофеоз интеллекта и разума. ОТО блестяще подтвердилась во время солнечного затмения картиной изгибающихся лучей. Наука регулярно «встречается» с религией в вопросах Вечности, Бесконечности и происхождения Вселенной.

Революции- 1917 в стране с устойчивой женской доминантой и матерно- лирическими есенинскими интонациями повезло больше, чем Парижской коммуне. Космический Корабль породили идеал и глубинные представления о человеке. Только произрастающее из самой жизни дает и цвет, и плод. Ненаучная идеальная грань марксизма прочно входила в «иоановский» менталитет и прорывала капиталистическую цепь в наиболее слабом звене. Русские идеалисты выскочили из европейской колеи. Импульсы христианства и иудаизма противоречиво сочетались и усиливали друг друга.

Дягилевские балетные антрепризы захватывали мир*, а глубоко понимающий тактику и «момент» революционного искуса пассионарный В.И. Ленин любил «Appassionata» Л. Бетховена и пошел «другим путем». Партийный активист иногда оказывался в самом крошечном меньшинстве и как наследник К. Маркса по прямой показал, что в русском пространстве время течет с иной скоростью. Любая необходимость реализуется и художественно дополняет себя в пределах порождающей сущности. Профессиональная партия активно использовала инстинкт веры. Большевизм «привился» вследствие заложенной в нем старой правды и не только на партийные взносы.

В крестьянской России доктрина К. Маркса возбудила наибольший резонанс. Евразийствующий декан Свято-Владимирской Духовной Академии Г.В. Флоровский прочитал первый том «Капитала» до конца и обнаружил аккуратное обхождение «деликатного» еврейского вопроса. Он не искал источники и составные части марксизма, избегал непроизносимых артиклей и отмечал, что была важна «не догма марксизма, а его проблематика»©.

Для понимания сложного воздуха революций желательно не забывать о «денежной стороне» с постоянно увеличивающейся степенью актуализации. Предметом спекуляций и дилеммой мистификации и тайны по- прежнему остаются проблема «эксов», документов Сиссона и «золотой немецкий ключ большевиков» в русской революции[3].

Новые смыслы требовали новых форм. Революционаризм совершается за судьбу и иногда пожирает своих детей (вернее– отцов). Трудно представляемый без звуков «Интернационала» и красных флагов радикальный циклон был возвращением к равенству и поиском невидимого града Китежа*. На языке символов данная легенда говорит о непобедимости вечного Солнца Правды. Справедливость обреталась через потерянный рай. Поэты Серебряного века ностальгировали об общинном искусстве и с энтузиазмом принимали очистительную грозу революции.

На советские («советский» от слова «вече») святцы влиял не только смысл, но и образ русской революции, повернувшейся немного задом ко всем Венерам и Аполлонам в Летнем саду. В судьбоносной сцене штурма Зимнего дворца из фильма С. М. Эйзенштейна «Октябрь» (1927 г.) густая толпа матросов и солдат бежит через Дворцовую площадь вслед за стреляющим броневиком. Это пример не просто отражающего, но и созидающего художественного образа. В анти- романтичной реальности все могло случиться слегка иначе.

Однако восприятие кардинального момента было таким жизнерадостным, что автор афоризма «История– это политика, опрокинутая в прошлое» ортодоксальный марксист М.Н. Покровский предлагал счет времени вести от «действительно мирового события» – революции. Согласно авторитетному мнению, это было бы разумнее, нежели считать время «от Рождества Христова».

Заледорубленный Л.Д. Троцкий в совершенстве овладел искусством политической риторики и внес весомый вклад в оптимизацию статей доходов и расходов «на развитие революции». Он постоянно тянул в сторону мирового повстания как тогдашней версии глобализации и отмечал, что буржуазия пришла к власти во всеоружии культуры своего времени, а пролетариат‒ только во всеоружии острой потребности овладеть культурой и приобщиться к азбуке культуры в подлинном и буквенном смысле слова. Пролетариат вынужден опрокинуть буржуазное общество революционным насилием именно потому, что оно не дает ему доступа к культуре[4].

Реализуя утопически- пророческие сны Веры Павловны о «вольном труде в охоту», красоте жизни и «вознаграждении сполна по своим разумным потребностям», мир-дух «партия» трансформировался в корпоративную общину и программиста народного счастья. Не последнюю роль в победе большевиков сыграло имя, на редкость удачно выбранное для не избыточно грамотной страны. Название и имя инициируют революционный контакт с массой.

Целью новых апостолов было повышенное функционирование всех сфер-слоев бытия. Не убоявшаяся министров Временного правительства Александра Керенского архи- активная политическая группа захватила банки, вокзалы и телеграф. Поэтика очень- очень сильной и не ветвистой власти присваивала права религии, национализировала Эрмитаж с большим количеством масонских экспонатов и Русский музей.

Рожденный посреди широкой ростовской степи молодой станичник М.А. Шолохов в целом чувствовал себя свободно в свободной стране и написал роман ассоциативных бескрайностей «Тихий Дон». Как и в «Войне и мире», в данном эпосе активно взаимодействуют народ и личность. Шолоховские герои глубоко чувствуют в драматично- трагические моменты истории и личной судьбы. «Орел степной, казак лихой» Григорий Мелехов имел не очень понятное воинское звание, чутко ощущал шорохи жизни и стоял перед альтернативой борьбы за красный или белый идеал. В народе остаются только самые корневые связи. Мелехов пришел на порог опустевшего дома согласно зову рода, не дождавшись амнистии. Григорий и Аксинья – такие же внутренние Боги и мировые образы, как Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Евгений Онегин и Татьяна Ларина.

Совокупность представлений, охватываемых понятием «Дон», была исторически изменчивой. В ранние времена самый любимый герой казачьей песни выступал как мифический прародитель (отец- батюшка) и кормилец, а в более поздние – как путь-дорога в Южном Федеральном Округе, соединяющая разделенные части пространства и раздвигающая его границы. Лентой блестящего серебра извивается Дон среди полей по широкому степному раздолью.

Когда Штокманы смеются, тихий Дон иногда плачет. «Тихий Дон» – о вечном, о русском с синайским эхом как таковом. Убийство и умирание на страницах русской «Илиады» – обычная трагедия исключительной силы*. Писателю, разворачивающему сюжет во времени, обычно легче идти от жизни к смерти, а не от рождения– к жизни. Однако литература –это не только факты и архетипическая модель превращается в самоценное зерно смысла. Отец- Дон становится метафорой беспредельной русской натуры, то неукротимой, то ласково- величавой и обманчиво «тихой».

В поднятой целине эпохи трагический смысл приобретала судьба «белого дела» с определенным количеством полков Иисуса, евреев-западников и полукровок. Данное течение с не совсем черно- белым мышлением тоже любило широкие реки и степи, воплощало отдельные грани русской идеи и пело красивые песни. В частности– почти безвестный в своем Отечестве хор донских казаков под дирижерством С.А. Жарова.

После 1917 года не сразу наступил 1991-й. В затвердевающей общественной коре новую августейшую вертикаль и народ с сельхоз- загаром притягивало будущее. Ленинский декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (январь 1918 г.) гарантировал трудящимся свободу совести и невозможность уклонения от гражданских обязанностей по религиозным мотивам. К годовщине революции в Москве на Цветном бульваре воздвигли памятник Ф.М. Достоевскому (скульптор– С.Д. Меркуров). В 1922 г. не только на бумаге родилась Всесоюзная пионерская организация – одна из форм гармоничной политической акселерации детей-подростков как завтрашнего народа.

Каждый общественный всплеск выносит на поверхность не только светлое начало бытия. Осенью того же года потребовалось два парохода («Пруссия» и «Бургомистр Хаген»), чтобы вывезти часть интеллигентов обще- европейской известности, против которых не могли применяться обычные меры. Эмигрантская философия и литература в целом имели ослабленную духовную потенцию. В том же приснопамятном году не вернулся из гастролей и остался в Париже достославный уроженец Вятской губернии Ф.И. Шаляпин.

«Октябрь уж наступил…», а большое искусство как всегда торопило жизнь. При метаморфозе Третьего Рима в Третий Интернационал как образ земного рая возбуждался интерес к социальному футуруму. Первые художественные утопии, подобные «Красной звезде» А.А. Богданова, родились еще до революционного излома.

В противовес рождались альтернативные истории и антиутопичные романы- предупреждения А. Платонова и Е. Замятина*. Узловой темой в советской фантастике стала космическая революция– «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина» А. Толстого, «Борьба в эфире» А. Беляева, «Крушение республики Итль» Б. Лавренева, «Я жгу Париж» Б. Ясенского. И тому подобное. Члены ОПОЯЗа (общество изучения поэтического языка) критиковали подход к искусству как к «системе образов» и упирали на формалистский тезис о сумме приемов художника.

Добытчик радия из тысячи тонн словесной руды и чернорабочий революции В.В. Маяковский (супруг Лили и друг Оси Бриков) в поэме «Про это» (1923) отстаивал идеал человека, целостного в общественной и личной жизни. Стихотворение «Венера Милосская и «Вячеслав Полонский» (1927) направлено против тех, кто в Элладу «плывет надклассовым сознанием». В финале пьесы «Баня» будущее как эстетический идеал вбирает все лучшее и отбрасывает все дурное– машина времени, мчащая людей в 2030 год, выплевывает Победоносикова и других бюрократов. Счастлив Поэт, касающийся пером современников при выходе истории из берегов.

В трехмерной скульптуре И.Д. Шадра «Булыжник– оружие пролетариата. 1905 год» (помимо Москвы, был установлен в Челябинске, Львове, Шадринске, Монголии и Румынии) совмещаются в неразрывное целое красота духа с вечной элегантностью формы. Напряженность борца- пролетария роднит его с «Дискоболом» Мирона, а волевая устремленность– с «Давидом» Микеланджело. Взыскательный и хорошо знающий анатомию зритель в момент созерцания данного монументального арт-продукта забывал о своих познаниях.

Четкостью кубических форм и ясностью силуэта отличился «Мавзолей В.И. Ленина» архитектора А.В. Щусева (1930 г.). На Всемирной выставке в Париже скульптор В.И. Мухина («Рабочий и колхозница») получила «Гран-при». На сцене Большого театра в 1927 годы поставился-прославился балет «Красный мак» (композитор Р. Глиэр, либретто М. Курилко), посвященный советско -китайской дружбе. В том же году художники группы «Бубновый валет» ретроспективно экспонировали в Третьковской галерее живописно- пластические этюды в стиле постмодернизма- фавизма- кубизма.

Великий Вождь всех времен и народов Джугашвили- Сталин ценил балет, подписал Указ о запрете абортов и шутил всегда кстати. Во время обсуждения хлебозаготовок весомый областной парт-руководитель деловито обосновал, что его область не в состоянии поставить требуемое количество зерна и в конце сострил: «Как говорят французы, даже самая прекрасная женщина не может дать больше того, что у нее есть». Сын сапожника (или исследователя Дальнего Востока и Центральной Азии Н.М. Пржевальского) Иосиф-1 поправил: «Нэт, она может дать два раза».

Художник-философ К.С. Петров- Водкин из волжского городка Хвалынска активно ассимилировал неземной и несколько отстраненный дух иконописи. Центральным персонажем холста «Купание красного коня» (1912 г.) является не всадник, а именно пылающий четвероногий конь как фаталистической символ России. Данный призывный образ чем-то напоминал аналогичное животное Георгия Победоносца на древних иконах.

Героизм- самопожертвование просвечиваются на полотне «Смерть комиссара» (1928 г.). Революция представлялась грандиозным и страшно интересным делом. Настойчивый искатель собственного стиля увлеченно рисовал и русские иконы, и вождей, и «рядовых» мирового пролетариата. Он неоднократно и краткосрочно (долго не мог) бывал за границей и стремился претворить в искусстве явление, человека, Вселенную во всей сложности и глубине. Искание монументальных форм и влюбленность в сильный колорит сложились в простые утвердительные сюжеты.

Литература–дело интимное, но иногда можно писать и вдвоем. В «романах-капустниках» родившихся в Одессе юмористов у трона революции И. Ильфа и Е. Петрова феномен всевластия денег превращался из темы трагедийно-всепроникающей в комедийно- локальную. Через пародию просвечивалось незабываемое время с соцэнтузиазмом, соцдостижениями и соцобязательствами. Главное действующее лицо романов «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»– Остап Бендер (сын лейтенанта Шмидта). Данный персонаж с динамическими переходами от юмора к сатире и обратно полагал, «что Бога нет, это медицинский факт» и «нашел свое место в общем строю» классических «плутовских» образов мировой литературы*.

Из героев русской классики в дилогии упоминаются братья Карамазовы и Тарас Бульба. В «Золотом теленке» присутствует сугубо- отрицательный лик дореволюционного интеллигента Вассисуалия Лоханкина, одним из прототипов которого послужил Павел Верховенский из «Бесов». Народ изображен в зашифрованном виде как образ огромной коммунальной квартиры. Священник Федор Иванович Востриков активно увлекался мыловарением и кролиководством.

Экзистенциальная трагикомедия отражала противоречия «нового мира, нового человека». М.М. Зощенко активно сочинял печальные анекдоты и писал «самоигральные» рассказы. Весело шутил на стороне белого движения А.Т. Аверченко. Немного клеветал на интеллигенцию в романе «Зависть» хороший плохой писатель Ю.К. Олеша. Сказочный романтизм революции «Трех толстяков» слегка утонул в тотальной действительности. Не жанр красит писателя, а писатель жанр. На страже детской души стоял юный полководец со всегда открытым сердцем и не однозначным потомством А.П. Гайдар.

В советской версии бытия созидательная триединая роль публицистики как «коллективного пропагандиста, агитатора и организатора» обнаруживалась в журнально-печатных работах высоких партийных членов с революционным стажем, «ответработников» РАППа (Российской ассоциации пролетарских писателей) и головных писателей страны. Как и мудрая политика с не очень чутким отношением к оппозиции, пламенная публицистика утверждала завтрашний день и приближала будущее.

В застывающей революционной лаве функции эмбриона официальной идеологии исполнила философия Гегеля. На первом плане оказалась диалектика. Обличенная в риторику «диалектического материализма» смесь платоновско- гегелевских идей с атеистической версией хилиазма (представления о «тысячелетнем периоде торжества правды Божьей на земле») стала метафизическим базисом советского планифицируемого общества. Идеология как социальный цемент и в определенном смысле ложное сознание не задавала вопросов и хотела быть шире и выше культуры.

Братский Китай рассматривался в контексте мейнстрима по поиску союзников в борьбе с гидрой империализма, а фантазии евразийства не слишком интенсивно «подпитывали» идеологию метафорами «всеединства» и «срединного пути». Посему на социальную сцену вместо «симфонической личности» бодро вышел «советский народ» с правом наций на самоопределение. Силу большевиков евразийцы видели в идеократии. Они воодушевлялись ее страстью и мобилизационным динамизмом.

В отличие от современных партий, конкурирующих на «политическом рынке» за думские мандаты, ВКПб- КПСС была моно- правящей структурой без юридических рефлексий и особым «постоянно действующим» собором, не допускающим участия своих членов в братствах и ложах. Этот собор- партхоз-актив и вершил все дела – согласование интересов, разрешение или подавление конфликтов. В партии монолитно-соборного типа не допускалось «единичное» и нестандартные оценки.

Еще не опаленный войной утопический взлет «проекта СССР» предполагал рождение грядущего сверхчеловека с гениальностью как ординарным явлением. Тайну гениальности с увлечением искали специалисты различных профилей, стараясь прочно стоять на платформе диалектического материализма. Изучение борозд, извилин и сосудов студенистого мозга выдающихся людей было научно и идеологически актуально, ибо предметом исследования становился сам материальный органический носитель высшей нервной деятельности[5].

Академик В М. Бехтерев стоял у истоков изучения настроенного на социалистический регистр мозга В.И. Ленина. Он стремился материалистически обосновать ленинскую гениальность, а лабораторию по исследованию серого вещества вождя мирового пролетариата преобразовать в институт.

В «окаянные дни» верхи могли, а низы хотели. Официальные волхвования тотальной вертикали асимптотически сближали ментальные идеалы и мифы с бытием и тканью жизни. Социальные эйдосы становились практически достижимыми и просвечиваясь как реальные повседневности. Органическая сумма индивидуальных сил, страстей и интересов возбуждала социальный экстрим и метаморфозу идеального в материальное. Внутри каждого Ивана Миллионного совершалась Революция по переходу от Ветхого человека к Новому. В «железном потоке» истории человек каплей сливался с массами. Или, выражаясь в ключе фроммовской альтернативы, простые индивиды могли быть в Истории и иметь ее.

«Мы на нашем конце земного шара не убегаем в сказку от реальности– писал оставивший светотень в истории режиссер С. М. Эйзенштейн– но делаем эту сказку реальностью».

Трудно поэтому согласиться с мнением съехавшего с корня за Черту в США внутренне очень пластичного А.Л. Янова, который в контексте интеллектуальных дебатов о России любые формы самобытности отождествляет с анахронизмом: «Это правда, что только коммунистическому диктатору (Сталину– С.Е.) удалось реализовать (по крайней мере, частично) экспансионистскую программу выродившейся (!!! – С.Е.) «русской идеи». Это правда, что ему удалось – в процессе жесточайшей контрреформы – восстановить в России крепостное право и даже на время сделать рабский труд основой советских производственных отношений»[6].

Объективный анализ корней и ветвей русской идеи как неба на земле выявляет парадоксальную связь между живо-начальным идеалом и социальной утопией. Еще Ф.М. Достоевский и П.Я. Чаадаев отмечали, что Россия призвана разрешить все западные проблемы. Недоброжелатель советской власти Н.А. Бердяев в конечном аккорде оценил коммунизм как продолжение русской Идеи, Крови и Надежды. В.С. Соловьев иронизировал, что коммунизм похож на христианство, только христианство предлагает отдать свое, а коммунизм требует взять чужое.

Часто видел русские сны немецкий философ Вальтер Шубарт: «Гибко вписывается она (русская идея– С.Е.) в меняющиеся формы и учения, не изменяя своей сути. При царском дворе она облачается в самодержавные одежды, у славянофилов– в религиозно-философские, у панславистов– в народные, у анархистов и коммунистов– в революционные одежды. Даже большевики прониклись ею»[7].

Аутентичная русская идея, во имя которой иногда можно-надо жертвовать собой, не разделяет, а объединяет такие конкретные исторические воплощения, как древняя княжеская Русь, Московское царство, империя Романовых, Советский Союз и РФ. Она связывает православие- самодержавие – с марксизмом- ленинизмом, смуту– с перестройкой, Распутина– с Путиным.

Вокруг консолидирующей Идеи, Линии и партийных съездов без следов критики в СМИ сгущалась творчески- героическая энергия простых, как сельская местность, «первоатомов общества» и способных управлять государством кухарок. Даже спящие сов. граждане были частью устремленного в будущее целого. Молодое государство с революционной колыбели жило по справедливым понятиям. Советская формула будоражила и западные умы с опущенной верой после Великой американской депрессии*.

Глобальный проект вдохновлялся тягой к Вечности. Однако новые традиции мирно сосуществовали со старыми. Опьяненные верой не всегда исповедуют алкогольную трезвость. В пасхальные праздники наблюдалось повальное пьянство как форма сравнительно безгрешного суицида и отрицания классовой дифференциации. В соответствии с концепцией «наименьшего зла» для усиления экономического роста и борьбы с самогоноварением пленум ЦК в октябре 1924 года принял решение о водочной монополии.

Одним из условий индустриализации на ХV съезде партии (1927 г.) были объявлены «энергичная борьба за решительное переустройство быта, борьба за культуру, против пьянства». 14 ноября 1931 года в Ленинграде на ул. Марата (дом № 79) открылся первый в стране медицинский вытрезвитель.

Обогретый мечтой простолюдин решительно отбрасывал рассудительную обстоятельность, не всегда желал быть «ансамблем общественных отношений», иногда сигнализировал об отцах и вводился в социально- электризованное состояние. Решения власти с грузинским акцентом, обладающие имманентно- религиозной природой и ингредиентами сказки, определяли жизнь с гражданской слезой, волнами трудового энтузиазма и классовой борьбой в деревне. Крестьян как «всечеловеков» из оперы «Победа над Солнцем» активно изображал не совсем круглый К.С. Малевич в финальный период жизне- творчества.

В радости и печали советского бытия одним из краеугольных идеологических камней было углубленное внимание не к гоголевскому, а еврейскому носу. Вместо представителей ветхозаветного этноса, не укладывающихся в юдофобско- прокрустово ложе, появились «люди еврейской национальности». В стройных рядах «Карающего меча революции», в центре зачисток и демонтажа масонских лож стояла и западная часть ветхозаветного народа. В стране Советов шаг за шагом умирали культура с синогогальными интонациями и занятая поиском абсолютной истины интеллигенция с диссидентским уклоном*.

Сознание определяется не только бытием, но и формой носа. Существование даже самых ассимилированных и не желающих возвращаться в Египет потомков царя Давида вступало в противоречие с марксистско- ленинскими постулатами. Оно не вписывалось в определение нации как «исторически сложившейся устойчивой общности людей, возникшей на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада» (согласно семинаристу и русскому человеку грузинской национальности И.В. Сталину).

Ибо живущий по лунному календарю и «Катехизису еврея в СССР» высоко-приспособляемый народ тысячелетиями сохранялся как общность без постоянной территории- государственности. Цыган и не всегда заслуженно подозреваемых евреев консолидировала лишь эстетико- этическая традиция, а регулярные перемещения по планете Земля есть не идеал, а наказание. Тонны еврейского юмора – стратегия защиты от враждебного мира.

−Рабинович, вы читаете газеты?

−Конечно! Иначе откуда бы я знал, что у нас счастливая жизнь?

На должность секретаря райской парторганизации была выдвинута кандидатура Бога.

–У меня отвод! –поднимается один член. –У него сын в Израиле.

«Биробиджанский проект» в непроходимой тайге Приамурья устранял все недоразумения. Впервые после разрушения Второго храма Соломона ударная стройка иудаизма давала некое подобие государственности и применение массе мифологизированного этноса вблизи от рисового Китая. Но на альтернативно-еврейской родине никогда не было внушительной общины и лишь немногие отвлеклись от своих грез о Стране Исраэль.

Википедия о данном занимательном факте истории электронным способом сообщает следующее: «От прочих национальных автономий в составе России Еврейская АО отличается уникальной историей; она создана в начале 1930-х годов как национально- территориальное образование для переселенцев, отправившихся туда уже годы Советской власти на территории, никогда ранее не бывшие местом компактного проживания этого народа».

Советский Союз, Китеж Обетованный и США рождались от утопических идей. Чудо воскрешения из пепла в 1948 году государства Израиль для сосредоточенных евреев, тайных раввинов и цадиков со Стеной плача отчетливо удостоверяет о силе неувядающего самосознания. В Израиле с сетью сельскохозяйственных коммун (кибуцев) без писанной идеологии большой удельный вес непризнанных пророков и гениальных лиц. По чистой случайности после создания данного государства не произошло атомного культурного взрыва, «миниатюрный» социализм кибуцного образца не смог стать ведущей силой библейской страны, а еврейская диаспора благополучно продолжает свое бытие.

Поэтично- прозаичные будни прорабов и строителей коммунизма с соборностью духа и артельностью труда, Беломор-каналом, Сталинскими премиями, бараками, ударными стройками, борьбой за повышение лактации крупного рогатого скота перетекали в ритуальное действо. Противоречия времени и вечности разрешались приданием мимолетному человеческому бытию исторического смысла. Идеал без жертвы так же бесплоден, как истина без указания способов ее доказательства. Средства оправдывали идеалы и цели, за дензнаки с портретами Ленина не все души продавались дьяволу, «органы зря не брали», на партсобраниях «разбирали» адюльтерщиков, а слово «голубой» было прилагательным*.

Опровергая сократовский тезис «страницы папируса намного дороже того, что на них написано, рано ушедший солдат этики О.Г. Дробницкий отмечал: «Творчество миллионов… возможно лишь в том случае, если «каждый на своем месте» не просто выполняет предуказанные цели и необходимые для этого операции, а сам выдвигает новые цели (проблемы и задачи) и вместе с коллективом находит способы и средства их осуществления. Творческое отношение человека к делу как раз и означает, что человек не исчерпывает свое общественное служение данному делу, а сам становится его законодателем, создает не только нужный предмет, но и самого себя в качестве субъекта истории (курсив наш– С.Е.), воспитывает в себе не только те или иные «полезные» навыки и привычки, а еще и универсальную способность к творчеству в социальной жизни»[8].

Посредством резкого сжатия исторического времени и жесткой политической дидактики общинный Советский Союз не желал возвращать земли помещикам, а фабрики капиталистам и отвоевал место на геополитическом татами. Верховный Совет ни разу не воздержался и всегда дружно говорил «за». В основе тоталитаризма возлежало представление о генетике как «продажной девке империализма» и «человеке-винтике» с рейтингом в рамках статистической погрешности как потенциально моральном и активном существе.

Мощь СССР наглядно демонстрировали М.Т. Калашников, В.П. Чкалов, А.И. Маринеско. Папанинцы весело высадились на Северном полюсе. Золото партии мобилизовывало любые финансовые средства для грандиозных проектов. Вместо благотворительной деятельности появились шефские связи. Хозяйствующие субъекты шефствовали над детскими домами, школами, колониями и домами для престарелых. Валюта от продажи художественных шедевров Эрмитажа укрепляла народное хозяйство.

В советском насквозь процензуренном пространстве красный концептуализм и «левая» эстетика активно апеллировали к авторитету философии марксизма и объявляли его научной основой. Значимость трудов К. Маркса и Ф. Энгельса была сопоставима с ролью Священного писания в жизни христианина. Однако из «всесильного катехизиса» артикулировались преимущественно тезисы об обусловленности общественного сознания общественным бытием и диктатуре пролетариата с отзвуками ветхозаветной истории*.

У административно- хозяйственной элиты, искоренявшей от имени Революции публичные дома, был переизбыток политической активности и маленький недостаток художественной культуры. Утописты реализацию грандиозных сакральных планов обычно дополняют борьбой с противниками данных проектов. По дороге к разрушению «до основания» мира насилия было совершено невероятно много насилия. Подобно гомеровскому, советский Ксанф был красного цвета*.

Согласно Линии и ленинской теории культурной революции, «Искусство принадлежит народу. Оно должно уходить своими глубинными корнями в самую толщу широких трудящихся масс. Оно должно быть понято этими массами и любимо ими»[9].

Дальняя дорога к коммунизму пролегала через культурничество. Стимулирующим фактором категории «народность» в ракурсе официальной идеологемы была ее легкая включаемость в понятия и идеи отчизнолюбия. Патриотически- жизнерадостная песня «Как родная меня мать провожала» (муз. Д. Васильева- Буглая, слова Д. Бедного) была эстетически более ценима, чем поэма А.А. Блока «Двенадцать»*.

Тема всамделишной народности обретала черты партийности. Ставший на сторону Шарикова пролетарский читатель часто не очень умел читать и водил пальцем по строчкам, однако имел обостренный классовый нюх. Мессианский режим остро нуждался в мобилизующих понятиях- чувствах, сплачивающих рабочих, крестьян (теперь– «добровольных» колхозников) и с восторгом кающихся интеллигентов в едином порыве коллективных переживаний.

Партийная аскетичность в быту и идеологическая бубнежка массовиков- культурников дополнялась идеальными картинами. Определение Отцом Нации роли советских писателей как «инженеров человеческих душ» подтверждало вес коллективного словесного тела в переделке сознания. Литература проходила по отделу идеологии и пропаганды ЦК КПСС. Генеральным лингвистом и «ходячим эталоном русского языка» с большим ассортиментом упоминаний был Д.Э. Розенталь.

«Перо» на языке ударников-писателей не всегда означало колюще- режущий предмет («Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо»). Отражая эпоху и время, они правильно оценивали мессианско- пассионарную роль руководителей «диктатуры пролетариата» и подлежали награждению орденом не совсем нулевой степени. Прижизненно канонизированные лауреаты Сталинских премий элиминировали «отмирающее» и усиливали «развивающееся». Главные литературные герои обычно проходили светлый путь по восходящей. В блокадном Ленинграде было несколько книг, за которые предлагали самое драгоценное– кусочек хлеба («Сказка о рыбаке и рыбке» А.С. Пушкина, «Ленинградская поэма» О.Ф. Берггольц, «Пулковский меридиан» В.М. Инбер).

Советская цензура называлась «Главлит» (Главное управление литературы), а писатели как «казенное имущество» партии глубоко проникались производственно-литейными процессами и проводили определенное количество человеко-дней на Целине. Государство со спазмами-37 (столетний юбилей Дуэли)* и сучьей войной (1946-1953 г.г.) верило в магические заклинания и считало художника Слова шаманом. Одни названия книг с упором на Идею и Образ чего стоят– «Железный поток», «Оптимистическая трагедия», «Цемент», «Как закалялась сталь», «Повесть о настоящем человеке», «Судьба барабанщика», «Молодая гвардия», «Битва в пути», «Горячий снег». Etc.

Вместе с тем в советском геополитическом бастионе писавшие красным по белому «ударники» со стихийной или сознательной партийностью иногда чувствовали то, что невозможно изобразить на бумаге. Словоносцы не всегда были выпускниками филологических факультетов и испили горькую чашу наказания без преступления. После вычеркивания редакторами во главе с литературным громилой В.В. Ермиловым «самого лучшего» они в соответствии с иллюзиями превращали человеческую сущность в винтик достославного механизма.

Обэриуты («Объединение реального искусства») продолжали традиции скоморошьих потех и политическую революцию стремились совместить с революцией в искусстве. Под влиянием футуристов (в особенности В. Хлебникова) их методом стало искусство абсурда, полу-абстрактные юмористические анекдоты, отмена логики и общепринятого времяисчисления. Игры со временем и причинно-следственными связями всегда поэтично-выразительны. Божеством Смеха был Д. Хармс (Ювачев). В пьесах данного комедианта с трагическим концом почти отсутствовала последовательность действий и идентичность марионеточных персонажей.

Любая империя выбрасывает все «белые рояли из кустов» (иногда вместе с кустами), «весомо и зримо» создавая собственный Большой стиль. Советский цитатоблочный реализм был первенцем нормативного идеологического искусства. В сложную пору Председатель наркомата литературы А.М. Горький активно боролся с чужеродным джазом и обратился к интеллигенции со словами: «С кем вы, мастера культуры?». На квартире у «Буревестника революции» 25 октября 1932 года предсказуемо случилось совещание, на котором «законным ребенком» ВРЛ (Великой Русской Литературы) был назначен социалистический реализм, родившийся от романа «Мать»*. В дальнейшем его слегка расшатали стоики- традиционалисты-деревенщики.

Натурализм– трамплин для чувств, а реализм– это мировоззрение. Неисчерпаемый, как электрон, реализм (от фр. realisme и от лат. realis – вещественный) есть правдивое, объективное и всестороннее отражение действительности художественными средствами. Стихия реализма– предсказуемость. Реалисты утверждают пульсирующий идеал, устремляют к нулю все отклонения от «простоты» и упорно тащат жизнь в выставочный зал или на сцену.

Российский правдиво-критический реализм не продавал духовность на разлив и наиболее выпукло воплотился в жанровых сценах П. Федотова, В. Перова, художников- передвижников И. Крамского, В. Маковского, Н. Ярошенко, И. Репина и др. Критика общественного устройства укрепляла творчество. Реализм противоположен модернизму. Постигая настоящее, образы реалистического искусства устремлялись в будущее и преломляли вечные человеческие ценности*.

В окоммуналенной действительности принцип партийности распространялся не только на литературу. Метод барабанного реализма и советского былиноведения был приказан всем видам искусства. Советизированный реализм с элементами государственного романтизма обретался как официальный принцип и эстетическое устремление. Сложилась жесткая доктрина воспевания революционного и трудового энтузиазма, которая помогала строить и жить. В многотомно- академических трудах игнорировалось оппозиционно- диссидентское искусство русского зарубежья.

В данном русле были сотворены проникнутые идейным воздухом и социальным оптимизмом произведения стахановцев творческого цеха – скульпторов С. Коненкова, Е. Вучетича, И. Шадра, В. Мухиной, живописцев А. Герасимова, Б. Иогансона, А. Дейнеки, Ю. Пименова, С. Чуйкова, А. Пластова, П. Корина, графиков Д. Моора, Кукрыниксов и др. Вдохновляющая идея объясняла все парадоксы и совмещала настоящее и будущее, сущее и должное, видимое и подразумеваемое. Творчество художников, не служивших в Министерствах культуры союзных республик, перетекало за национальные рамки.

В советской Атлантиде высшие художественные проявения рождались на путях сопряжения партийного диктата с идеалом самоосвобождения. Достоинством иллюзий и аллюзий искусства соцреализма становилось обеспечение (ударение-просодия на втором «е»)* эмоционального контакта с массой. Художественная интеллигенция и поэзия труда активно и глубоко сближались. Журнал «Огонек» из номера в номер давал сигналы на уклоняющихся от соцреализма деятелей изящных искусств. Свой специфический вклад в эстетизацию быта вносило и декоративно- прикладное искусство, например красно- звездный агитационный фарфор.

Ячейки неофициального послевоенного искусства заполняли трудолюбивые рисовальщики– Э. Булатов, В. Янкилевский, Г. Богомолов. И многие другие. Не охваченные членством в творческих союзах, они не допускались к получению и распределению государственных заказов. Принадлежность к данным ячейкам была, скорее всего, вопросом поведения. Художественные работоголики Ю. Злотников и Ф. Инфантэ создавали языки психофизического восприятия абстрактной формы.

Шутки с тоталитарным идеалом часто заканчивались трагически. Группа неформальных художников по инициативе О. Рабина и А. Глезера 15 сентября 1974 года экспонировала свои авангардистские работы на свежем московском воздухе в Беляево на опушке Битцевского лесопарка. Слова «андеграунд» еще не было, а авангардисты уважали свое стремление и свой выбор. «На всякий пожарный идеологический случай» выставка закончилась уже через тридцать минут бульдозерно- уголовным эксцессом.

Безвременно ушедший былинно- талантливый художник К.А. Васильев не успел проиллюстрировать тонко-образную Поэзию ангела малой и тихой Родины (Вологодчины) Н.М. Рубцова. Двухмерные картины мастера на библейские, христианские и исторические сюжеты «Андрей Первозванный» (1964), «Вознесение» (1964), «Плач Ярославны», «Прощание славянки», «Маршал Жуков», «Нашествие», «Парад сорок первого», «Тоска по Родине» (все – 1974) продолжают возбуждать ответную волнительность.

В фантасмагории социального счастья и максимализма лучшие люди планеты многие лета просыпались со звуками мелодии красного Моцарта Исаака Дунаевского. Взрослые и дети слышали от черной тарелки репродуктора: «Широка страна моя родная ̸Много в ней лесов, полей и рек / Я другой такой страны не знаю / Где так вольно дышит человек» (слова В. Лебедева- Кумача).

Одним из самых добротных патриотично-романтических шедевров была песня И.О. Дунаевского на стихи М.А. Светлова (Шейкмана) «Каховка, Каховка, родная винтовка». Новый тип трагедийного симфонизма и красоты жизни активно разрабатывал Д. Д. Шостакович. В опере «Нос» комический эффект достигался через гротесковое сочетание речитативно-патетических мотивов с примитивным галопом. Еврейский фольклор как искусство по форме и жизнь по содержанию воплотился в цикле «Из еврейской народной поэзии».

Упорно работал над «советизацией» джаза одессит Л. О. Утесов (Вайсбейн). Из музыкально-театрального действа возникла идея первой партийно-музыкальной комедии «Веселые ребята». Дар легкого общения помогал артисту идти «с песней по жизни» даже в самые тяжелые времена. Музыка как вид волнового существования иногда сама поется человеком. В своей программе «От трагедии до трапеции» много-талантливый затейщик выступал в том числе и в роли Р. Раскольникова.

Однако любовь к Родине и государству возникает не только от фанфар, гимнов и песен, но и в тишине театрального антракта. В основе эффектных экспериментов творческого оппонента К.С. Станиславского и режиссера Театра Революции* В.Э. Мейерхольда были ярмарочно- карнавальные наблюдения. Человек с ружьем не всегда трепетно любил художественную интеллигенцию. Данного жизнерадостного режиссера не пустили на самотек и в 1940 году вывели в расход.

Лучший советско-еврейский король Лир, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии, звезда государственного Еврейского театра*, руководитель театральной секции Комитета по Сталинским премиям, председатель Еврейского антифашистского комитета С.М. Михоэлс заслужил благосклонное упоминание о себе в Большой Советской Энциклопедии и досрочно ушел в 1948 году из земной жизни в результате «автомобильной катастрофы». Это был пролог «Окончательного решения еврейского вопроса в СССР». Илья Эренбург заметил в мемуарах о трагике С. М. Михоэлсе, что «полгода спустя в ней (официальной версии смерти– С.Е.) многие начали сомневаться»©.

В ходе заседания (1968 г.) в Дзержинском районом суде г. Ленинграда выяснилось, что рабочие (и колхозники) не понимают стихов беспартийного сочинителя И. А. Бродского. Отсюда был сделан вывод, что их автор– не оседлавший Парнаса Поэт и Гражданин, а «окололитературный трутень» и кошерный тунеядец. После УДО (условно-досрочного освобождения) будущий Нобелевский лауреат навсегда пересек Черту.

В тепле несвободы важнейшей становилась массовая и «движущаяся» десятая Муза под названием «кино». Воплощая замыслы режиссера, в данном синтетическом виде искусства экспериментируют с категориями пространства — времени и нарушают причинно- следственные связи*.

В гарнизонных ДОСА (Дома офицеров советской армии) и клубах показывали фильмы основного потока про революцию. Кино-шедевр братьев Васильевых «Чапаев» слегка затмил непритязательное произведение Д.А. Фурманова (до редактирования‒ Фурмана). Не всякая смерть есть трагедия, однако гибель В. Чапаева в водно-речной стихии и при тысячном просмотре никого не оставляет равнодушным. У зрителей всегда остается «затитровая» надежда, что Василий Иванович выплывет. Правда искусства может быть выше правды жизни. Всенародно любимые В.И. Чапаев и его порученец Петька (Петр Семенович Исаев) стали главными героями неисчислимого количества анекдотов.

В черно-белом кинофильме «Два бойца» (1943 г.) с ярким светом Истины Игры режиссера Л.Д. Лукова утверждалась в общем-то простая истина, что на войне не только сражаются и погибают, но иногда и просто живут. Песню «Темная ночь» (муз. Н. Богословского, слова В. Агатова) очень трепетно исполнил М.Н. Бернес (Нейман). Все «высшее» в зародыше содержится в повседневности и в нее возвращается, когда хочет доказать свою истинность.

Философично- кинематографическое воплощение «Войны и мира» (1967 г.) осуществил без западных продюссеров незабвенный С.Ф. Бондарчук. В четырех-серийном времени и пространстве присутствуют Бородинская битва*, картины народной жизни, стратег и тактик М. И. Кутузов, задумчивый князь Андрей Болконский, привлекательная Наташа Ростова, масонствующий Пьер Безухов и высокобюстная Элен Курагина.

Доминирующей тональностью в соц. реализме было героическое. Вышедшая из шинели и телогрейки художественная интеллигенция изучала диалектический материализм в ВУЗах. Она обладала презумпцией виновности, однако воспевала украшаемое и украшала воспеваемое. «Ткачиха» союзного значения и влиятельный Министр культуры Е.А. Фурцева проводила линию партии и любила социалистическое по содержанию и национальное по форме искусство.

В советском Сфинксе искусство было инсталляцией социального оптимизма. Оно соборно переливало подсознания и создавало фантастическую картину мира, в которой каждый член и мозг КПСС с «убеждениями по должности» был самым твердым и безупречным. Вся партия являла «ум, честь и совесть» и с руководяще- ответственными интонациями говорила о «творчестве» на заседаниях министерских коллегий. На октябрьской и майской демонстрации никто не дошел бы до Красной площади с транспарантом «Долой КПСС!».

Однако навстречу Realpolitik выплескивалась мощная струя «народных» шуток. Без смеха и желчи нет надежды на обновление.

– Что означает «партийная линия»?– Это когда некто «колеблется вместе с партийной линией».

• Почему мы так медленно движемся по генеральной линии партии?

• Потому что каждый съезд– это крутой поворот.

• Что значит «демократический централизм»? – Это когда каждый в отдельности «против», а все вместе «за».

• Почему в СССР не планируется рождаемость? – Потому, что в данном случае средства производства являются частной собственностью.

• Почему советские карлики самые большие в мире?– Потому что они советские.

Если булыжник– это орудие пролетариата, то советский политический смех– компенсация за отсрочку реализации мечты. Шутки и анекдоты не вступали в прямую полемику с плакатными цитатами, но давали богатый материал для раздумий. По утверждению слегка отклоняющегося А. Синявского, анекдот не просто воссоздает, а восстанавливает действительность, которая под его воздействием становится хоть на что-то путное похожей, становится наконец-то действительностью, то есть чем-то более или менее реальным»[10].

Эрозия охватывала не только оякоренные многоквартирными сотами «низы». Архипелаги шуток и анекдотов не считались моветоном и в среде партийного бомонда. Генеральный Секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев неадекватно воспринимал картину Р.Р. Фалька «Обнаженная», сажал не только кукурузу и прилюдно обещал продемонстрировать народу последнего православного верующего. Когда в высокоградусную оттепель* первое лицо страны посетило завод, рабочие пожаловались на малый размер заработной платы. Высокий партийный гость ответил: «За что вам платить больше? Ведь вы работаете только половину дня, а в остальное время рассказываете анекдоты про Хрущева».

Разрешенным сатирико- политическим рупором был журнал «Крокодил». Острие печатного органа направлялось на рядового обывателя как воплощение всей серости человечества. Однако сатира не ограничивалась проблемами бытового пьянства и бюрократизма– она боролась за мир, отражая проблемы «врагов народа» и НАТО. В соответствующие периоды «Крокодил» находился в позе официального антисемитизма. Фельетон стал частым «жителем» и четвертой полосы газеты «Правда». Дозволенный юмор обеспечивал видимость критики снизу.

Королем эстрадного юмористического жанра был гений мгновенного перевоплощения и художественный руководитель Театра эстрады А.И. Райкин– «живет он в Ленинграде, зовут его Аркадий, а попросту Аркаша, и Райкин наконец».

Самым всенародно поющим (и пьющим) Поэтом стал В.С. Высоцкий. Полу-запрещенный любимец регулярно самоосвобождался в Образе, ярко вспыхивал на экране, выражал людское море чувств- страстей и взрослел вместе с трагичной ролью Гамлета на Таганке. Сквозь слова о вывихнутом веке слышалась правда личной исповеди актера (на разрыв аорты). Все называли его просто Володей.

Одна хорошая политическая карикатура стоит сотни высокоумных около-научных статей. Вместе с Д.С. Моором, А.Г. Бродаты, М.М. Черемных и Кукрыниксами долгоживущий Борис Ефимович Ефимов (настоящая фамилия Фридлянд) стал основателем такого уникального в мировой культуре феномена, как «положительная сатира»[11].

В годы Любви и Труда кубометры публичного смеха с определенной дозой авторитетных татуировок и арго* весело заменяли правду. Жизнь – это комедия для тех, кто думает, и трагедия для тех, кто чувствует. Относиться к жизни слишком серьезно‒смешно, а совсем несерьезно‒опасно. В трагикомедии с мерцанием смыслов и грустно, и смешно одновременно. У сумасшедшего короля Лира остался только шут, наделенный мудростью богов– и больше ничего.

Трагедия– это Искусство созидания через предельный конфликт и проверка на прочность с возможным разрушением испытуемого объекта. а ее кульминация не обязательно совпадает с обыденностью злодейства. Трагическое не всегда противоречит оптимизму. Центральная проблема трагедийного произведения– расширение возможностей человека с генофондом, оплодотворенного высокими идеалами.

Лагерно- трагическое бытие обнажилось до вечной сути и эстетически отразилось в «Колымских рассказах» В.Т. Шаламова, «Одном дне Ивана Денисовича», «В круге первом», «Архипелаге ГУЛАГе» А. И. Солженицына, «Хранителе древностей» и «Факультете ненужных вещей» Ю.О. Домбровского. Веселую повесть о восточно-фольклорном вольнодумце, бунтаре и хитреце Х. Насреддине закончил в условиях лагерной несвободы писатель Л.В. Соловьев. Печальные коллизии столкновения реализма с врагами- абстракционистами высвечивались в романе И.М. Шевцова «Тля». В просвете традиций русской философии был заметен духовно- публицистический феномен С.П. Залыгина, В. Г. Распутина и В. П. Астафьева.

В тотально-триумфальной формационной стройке заимствованный атеизм обретал специфические черты. Если исходная суть атеизма отрицала Бога, то в советском формате он мог утвердиться только в борьбе с ним на базе концепции диалектического материализма «материя первична– сознание вторично». Воинствующий атеизм с Е.М. Ярославским (М.И. Губельманом) во главе был не побочным следствием идеологии, а ее основным винтом. «Библию для верующих и неверующих читали и конспектировали.

Западное неплановое безбожие, выросшее из агностицизма и скептицизма, есть продукт разочарований и сомнений в итогах многовекового «расколдовывания мира». В России, перестоявшей ордынцев на Угре, трагедия атеизма как отрицания не только аппаратной церковности была лишена налета сомнения. Согласно философу-богослову С.Н. Булгакову, она приобретала «черты наивной религиозной веры, только наоборот».

Первый человек эпохи Возрождения Данте Алигьери в «Божественной комедии» отнимал право на вечную посмертную жизнь. Усиливая данную тенденцию, партийно-вводные запрещали писать слово «Бог» с заглавной буквы и не очень поощряли производство святой воды в промышленных масштабах. Библию можно было приобрести из конфиската таможни. Лекторы общества «Знание» всегда помнили о том, что надо забыть и истолкование искусства усиленно отфильтровывали от религиозности с элементами божественного творчества.

Отлучение от церкви записывалось Льву Толстому в плюс. Многолетнее сотрудничество православной церкви с КГБ приносило свои богоугодные плоды. Однако День Победы «приближали, как могли» возвращенные из ссылок-лагерей духовные отцы и зэка. Генералиссимус И.В. Сталин в экстремальных условиях обратился к корневым народным устоям, искал помощи у чудотворных икон и 4 сентября 1943 года принял решение о возобновлении Патриаршества.

Атеизм в нейтральном варианте в СССР был невозможен, ибо в пространстве советской духовности была четкая грань между теизмом и анти- теизмом. Упрощающий жизнь советский а- теизм превращался в «воинствующий атеизм» и активное богоборчество с резолюцией, ответственной подписью и официальной печатью. Атеисты верили в отсутствие бога, а результатом антирелигиозной борьбы становилась тотальная идентичность без лазеек для мистики и поповщины.

Пересказ классиков требует больше слов, чем цитирование. Основополагающим в атеистическом материализме без эмпириокритицизма стало вытекающие из отношения к еврейскому вопросу определение религии, данное К. Марксом во введении к «Критике гегелевской философии права»: «Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого убожества. Религия –это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа. Упразднение религии, как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья»[12].

Рожденный не телевизором К. Маркс и религиозное, и художественное освоение действительности рассматривал в одном ряду, противопоставляя их научно- техническому познанию: «мыслящая голова», отмечал основоположник, постигает действительность с помощью понятий, которые она вырабатывает из материала созерцания и представлений, т. е. «осваивает мир исключительно ей присущим образом– образом, отличающимся от художественного, религиозного, практически- духовного освоения этого мира»[13].

Выразительна и ленинская дефиниция в работе «Социализм и религия». Безбожник от рождения учил в Лонжюмо социализму без богостроительства: «Религия есть один из видов духовного гнета, лежащего везде и всюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством… Религия– род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь»[14].

Для выполнения заповедей Бога без самого Бога любящие Родину не только на кухне маленькие- великие сыны социальной гармонии создали новый тип религии, в которой слова «товарищ» и «товарищ маузер» произносились без кавычек. Не абстрактная вера иногда требует поступков. Пионеры- герои, сельские библиотекари и трудящиеся блондинки с общепитовской фигурой отрицали Бога, но верили в невещественную мечту и всегда были готовы к труду и обороне.

Продолжением храма православия в коллективном бессознательном был русский космизм с ракетной тягой. Калужский мечтатель К.Э. Циолковский имел вполне достойных предшественников, включая не охваченного партийным членством автора «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова, создателей теории происхождения Солнечной системы П-С. Лапласа и И. Канта.

Космос и атеистический по форме, но религиозный по сути коммунизм были почти сиамскими близнецами. Пахнущая порохом Великой отечественной войны страна думала о космическом будущем. Капель оттепели и рев ракетных двигателей совпали по времени и наполнили эпоху новым содержанием. Простой смоленский парень Ю.А. Гагарин 12 апреля 1961 года как человек из плоти и крови с «нравственным законом в груди» и партбилетом в кармане полетел («поехал») на корабле «Восток-1» в «звездное небо над головой» и не увидел там Бога, но вписал свое имя в историю золотом по граниту. Преодоление земного тяготения и достижение невиданных скоростей породили новое чувство времени в жизни и искусстве. Нет Космоса и Света без ада, НКВД, Надежды и Любви. В дальнейшие годы космонавты вместе с лауреатами сталинско- ленинских премий и знатными овцеводами входили в категорию «декоративной элиты».

Советская атеизация, экзамены духа и текущее парт-строительство происходили под знаком серпа и молота («Справа– молот, слева –серп. Это наш Советский герб»). Согласно официальной версии, промышленный молот и сельскохозяйственный серп символизировали союз рабочего класса и крестьянства. Желательно, однако, не забывать, что серп (как и коса) имеют намного более богатую символическую нагрузку уничтожения и стирания из памяти всего старого.

Месяце-образный серп‒ одно из древнейших орудий. Его изображение сохранилось на стенах египетских гробниц. В мифологическом преломлении хлеб – это сын Солнца и человеческого труда. Почтительность отношения к хлебу насущному* переносится на средства, с помощью которых человек его возделывает, в том числе– на серп.

Создавший миф, мир и знак Советский Союз весомо влиял в мировой политике и обладал внутренней структурной несбалансированностью. Великий СССР без электоральных оргазмов и казуистической формулой «отчетный период принес большие успехи, но есть и некоторые существенные недостатки» отставал по многим социальным стандартам. Разрешение противоречий посредством «железного занавеса» было неэффективно, а после революции в информатике утратило смысл. Такая апологетика усиливала притягательность запретного плода. «Вражьи голоса», прорывались через «глушилки» и неутомимо разрушали коммунальную картину мира.

Однако в прощальных лучах пятиконечного триумфа любовь и дружба превращались в исповедь. «Железный занавес» сыграл положительную роль в продлении жизни бумажного письма как исчезающего жанра литературы между адресатами А и Б по разные стороны Черты.

Красная София социализма со сбившейся мечтой и «капустниками» вырождалась в бесцветное фарисейство. Мясо эпохи и реальности «закатных» пятилеток с информационной программой «Время» не совсем точно совпадали с марксистским «царством осознанной необходимости». Пять лет уже не всегда превращались в четыре года. Общечеловеческие ценности становились партийными и не рождали Моцарта в человеке. О двух главных газетах говорили, что в «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды. Поезд остановился, не доехав до Коммуны.

В скудно отоваренном СССР интеллект и менталитет кремлевских модераторов и представителей «номенклатурной субстанции» становился предохраняющим. Формировалась сноровка распределительного мышления. Тексты очередного партийного съезда со стоячими овациями были важнее трудов Платона, Аристотеля и Маркса. Маячил вечный призрак термоядерной войны с Америкой.

Неверно было бы утверждать, что «слепых вели безумцы». Важные эстетические позиции были зафиксированы в Конституции СССР 1977 г. (ст. 20, 27, 68). В отчетных партийных документах непременно имелась главка про культурное строительство. Эстетизация политики и политизация искусства – лозунги тоталитаризма. Апостолы истмата регулярно выводили общественное сознание из общественного бытия и указывали на важность методологии изучения эстетического идеала для усиления воспитательного потенциала соц. реализма. Из какой-то восточной страны появился Чебурашка и задружился с крокодилом Геной.

Однако в незаметной эрозии идеала среди генералов-от-пролетариата пробуждался интерес самосохранения и воспроизводства. Бронзовеюшая власть ради власти с пристрастием к насилию, не посылающая интеллектуально совершеннолетнему народу осмысленных сигналов, отрицает самое себя, легко поступается принципами и стремительно вырождается в формализм. В фильмах М. Ромма «Обыкновенный фашизм» (1965 г.) и Т. Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» (1973 г.) в чертах поверженного тоталитаризма просматривались штрихи собственного и реально существующего.

В целом повторяя аргументацию югославского марксиста-диссидента М. Джиласа, невозвращенец М.С. Восленский утверждал «восточную» природу советской системы и наличие нового класса «номенклатуры». По поводу скромности серого кардинала М.А. Суслова ходили анекдоты, а из хлопко- узбекского сюжета и Т.Х. Гдляна проглядывала теневая экономика с элементами организованной преступности. «Узбекское дело» иллюстрировало механизмы хищений-приписок-коррупции, которые в целом не имели прав на существование.

Вследствие «элитаризации» отличников университета марксизма- ленинизма и энтузиастов планирования индивидуальные цели вытесняли общественные идеалы. Партийные бонзы с номенклатурным интеллектом и кремлевской таблеткой в пищеводе не захватывали вершины, а занимали ниши и утрачивали ощущение нерва реальной жизни. В процессе эволюции консервативные дети радикальных родителей изменили не только имидж, но и функции. Система официального дискурса вырождалась в самодостаточную игру за властный ресурс. Активно ходила шутка: «Наши вожди либо вечно живые, либо еле живые»*.

В стране отчаянных мечтателей, заточенных на борьбу с мировым капиталом для определения понятия «дефицит» было переиначено ленинское определение материи: «Дефицит – это материя, данная в ощущениях, но не нам». Данная материя породила индустрию скрытого производства и сбыта, взрастившую подпольных миллионеров. Артем Тарасов честно платил партийные взносы от спекуляций. Автомобильные иномарки разнообразили только столичный пейзаж. В загранпоездках «туристо- совьетико» мечталось о «светлом капиталистическом будущем». Главным мотивом протестной безнадеги был не дефицит собственности, а ограничения на свободу разума и интеллекта.

В пасторали позднего социализма молодежь с песнями отъезжала на БАМ, а насаждаемому официозу противостояли читаемые интеллигенцией «самиздат» и «тамиздат». Написанные с помощью группы журналистов книги-откровения Генерального Секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева «Целина», «Малая земля» и «Возрождение» проходили по департаменту партийной публицистики. «Ничто так не возвышает личность, как активная жизненная позиция, сознательное отношение к общественному долгу, когда единство слова и дела становится повседневной нормой поведения»–эту знаменитую сентенцию любителя смачных партийных поцелуев изучали, как категорический императив И. Канта.

Появились сотни невозвращенцев из поездок- гастролей-командировок. Трогательный полет Олимпийского Мишки-80 на инстинктивно-эмоциональном уровне означал конец эпохе.

В застойно- картофельном СССР с «декадами искусств» союзных республик, нудьгой очередей за пивом и колбасой, принудительными «великими починами», трамваем за три копейки и песней «Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок» (музыка Яна Френкеля, слова Инны Гофф) после третьего стакана духовные потребности помогала «углубить и расширить» чужая интеллигенция с лилипучим мышлением, озабоченная «курицей в супе».

Вера в справедливость без богообслуживания ослабевала, светло-коммунистическая идея с «дружбой народов» превращалась в анекдот. Сторублевая интеллигенция всех видов ощущала себя как бессмертный штандартенфюрер Штирлиц- Тихонов в Третьем Рейхе с нежностью к соловью и дереву.

В пьяняще- весеннем воздухе перестройки множились «фантомы»: на Васильевском спуске Красной Площади приземлился маленький спортивный самолет с сумасшедшим гражданином ФРГ Матиасом Рустом, появилась программа «Взгляд» и вышел антисталинский фильм «Покаяние». Ползучая языковая колонизация крошила ментальность.

Ядерный щит, ракеты и танки не могут уничтожить растлевающих соблазнов. Западный ширпотреб оказался убедительнее программ партии и правительства. Как только ЦК КПСС отказался от общенационального проекта под названием «строительство коммунизма», элиты союзных республик предпочли интегрироваться в западный мир самостоятельно, а космодром Байконур стал открыт для окрестных казахов. Новорожденный СНГ сразу же погрузился в глубокий летаргический сон и стал легкой добычей астрологов и шарлатанствующих целителей.

За неделю до экстремальных событий Чрезвычайным и Полномочным Послом в Израиле был назначен высокоинтеллектуальный и полнотелый А.Е. Бовин*. Однако далеко не все желали в 1991 году необратимого распада гигантского СССР с угасающим запалом вселенской миссии.

При социализме с олигархическим лицом и ди- джеями вместо политруков распространился европеизированный псевдофольклорец с банками от пепси и веселыми плясками на острой грани дозволенного и недозволенного.

[1] Словосочетание родилось в среде русской эмиграции в результате ретроспективной оценки ушедшего времени как второго духовного всплеска после пушкинского «Золотого века». На приоритетное авторство термина претендовали пишущий философ Николай Бердяев, философствующие писатели Николай Оцуп и Сергей Маковский.

* Архипелаг в Белом море вошел в историю как трепетное чудо и ойкумена скитской жизни с бесценным собранием икон, рукописей и архитектурных сооружений. В мае 1920 года монастырь был закрыт, и вскоре на Соловках возникли лагерь для лиц, осужденных на принудительные работы и совхоз «Соловки».

[2]См.: Миронов Б.Н. Социальная история России: (XVIII – начало ХХ в.). Т. 2. – СПб., 2000. – С. 317-319.

* В феврале не было особых проблем и, по образному выражению В.В. Розанова, «Русь слиняла за два дня, самое большее, в три».

* Благодаря таланту топ-арт-менеджера С.П. Дягилева русский балет, опера и театральная живопись духовно оплодотворяли европейское искусство. Возникло стремление не только познакомить публику с русским творчеством, но и самим взглянуть на него западными глазами. В каждом сезоне с неизменным успехом исполнялись «Половецкие пляски», «Клеопатра» и «Шахеризада». Призыв к «шествию на Запад» первоначально означал энтузиазм молодости и почти несбыточную мечту, осуществление которой потребовало большого количества капель жизненного трепета и огромной работы по организации художественного журнала «Мир искусства», выставочной деятельности и проч.

[3] См., например: Фроянов И.Я. Октябрь Семнадцатого, Соболев Г. Л. Тайна немецкого золота, Плимак Е.Г. Политика переходной эпохи: опыт Ленина, Фельштинский Ю.Г. Вожди в законе, Спиридович А.И. Большевизм: от зарождения до прихода к власти, Шиссер Г. Русская рулетка: Нем. деньги для русской революции, Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция и др.

* Легенда о Китяже –одна из самых древних. Китяж превратился в монастырь по велению Божьему после разгрома его Батыем. Затем военный катаклизм исчез в народном сознании и легенда повествовала об опускании города- монастыря на дно озера Светлояр перед нашествием Батыя, чтобы он не мог его найти. Китежская легенда известна из романа П. Мельникова- Печерского «В лесах» и оперы Н. Римского- Корсакова «Сказание о невидимом граде Китяже и деве Февронии», где она перекликается с древнерусской «Повестью о Петре и Февронии». Данной легенде посвящены стихи А. Майкова, М. Волошина, Н. Клюева и С. Городецкого.

[4]Троцкий Л.Д. Перманентная революция.‒ М., 2005.‒ С. 259-261.

*В журналистике существует старое репортерское правило «Смерть продать легче, чем рождение».

*От романа Е.И. Замятина «Мы» идет путь к двум крупнейшим антиутопиям–роману О. Хаксли «Прекрасный новый мир» и одной из главных запрещенных книг Дж. Оруэлла в СССР «1984».

* После теплоходной прогулки по строящемуся Беломорканалу авторский дуэт решил написать третий роман и «перековать» Остапа Бендера.

[5] См.: Спивак М. Послесмертная диагностика гениальности: Эдуард Багрицкий, Андрей Белый, Владимир Маяковский в коллекции Института мозга (материалы из архива Г.И. Полякова).– М., 2001.– С.30.

[6] Янов А. Л. Русская идея и 2000 год.– New York: Liberty Publishing House, 1988.– С.97.

[7] Шубарт В. Запад и душа Востока (пер. с нем.).– М., 2003.– С. 242.

* В США в годы «Великой депрессии» огромное значение для поддержания веры в наступление лучшего будущего имело кино.

* Перспективным методом борьбы с инакомыслием в СССР было активное использование психиатрии. Возможности психиатрии усилились после того, как академиком АМН А.В. Снежневским был «теоретически» обоснован диагноз «вялотекущая шизофрения», позволяющий объявить больным и отправить в «недискуссионные клубы по интересам» любого человека с отклоняющимися политическими взглядами. Ярлык «шизофреник», наряду с «диссидентом», стал одним из ближайших родственников звания «враг народа».

* Изначальный образ слова «голубой»–цвет голубя.

[8] Дробницкий О.Г. Природа и границы сферы общественного бытия человека// Проблема человека в современной философии.– М., 1969.– С.219.

* Некоторые дореволюционные профессора трактовали «диктатуру» как «усиленную охрану».

* Согласно «Иллиаде» Гомера, в эпоху Троянской войны река Ксанф, огибавшая холм, где происходила долгая битва, потекла человеческой кровью.

[9] Цит. по: Гулыга А. В. Принципы эстетики.– М., 1987.– С.238.

* Особенно смущал Иисус Христос во главе революционного патруля с красным флагом в последней главе.

* По восточному гороскопу 1937 год– год Красного Быка.

* Главная героиня романа Ниловна ассоциируется с Богоматерью, которая жертвует сыном ради спасения мира.

* Общим признак реализма– достоверность. Вместе с тем, реалистическое искусство обладает многообразием способов познания, обобщения и художественного отражения действительности. Например, реализм А. Дюрера, Рембрандта, И. Репина, В. Сурикова и В. Серова удостоверяет многообразие творческих возможностей данного метода.

* Согласно словарной комиссии Института русского языка АН СССР.

* В настоящее время (с 1954 г.) – Московский академический театр имени Владимира Маяковского.

* Быть может, в данном случае целесообразно обратить внимание на этимологию: «Театр» («θεατρου», от греческого «θεοζ» – бог и «ρεω» –протекать) означает «как Бог струится и проявляется, каким Бог предстает перед народом».

* Среди режиссеров есть интересная шутка: «Что получилось, то и хотели».

* Одно время в злых кинематографических кругах ходила шутка: «Если бы у Наполеона было столько войск, как у Бондарчука, он бы выиграл сражение».

[10] Цит. по: Жидков В.С., Соколов К.Б. Искусство и картина мира.‒ СПб., 2003.‒ С. 293.

* Название не очень удачного романа И.Г. Эренбурга «Оттепель» (1954 г.) стало нарицательным.

[11] См.: Терновая Л.О. Геопоэтика: международные отношения и искусство.–М., 2013.– С. 338.

* Обеднение языка ходит вместе с обнищанием духа, а сущность экспрессивного арго есть табу. Весь смысл матерных слов как протуберанцев на Солнце языка в том, что они запретны.

[12] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.1 1955. С.415.

[13] К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве, т.1, стр. 66.

[14] Ленин В.И. ПСС. Т. 12. 1960. С.143.

* Именно хлеб стал земным веществом, избранным Спасителем для преосуществления в Его Святую плоть. «Умирающее» в земле и «воскресающее» в колосе хлебное зерно символизировало круговорот жизни и смерти в природе.

* Вот пример народного юмора на данную тему. Некий гражданин пришел на Красную площадь простится с усопшим Генеральным секретарем ЦК КПСС К.У. Черненко. Ему преграждает путь милиционер из оцепления– «Ваш билет!». И слышит жизнеутверждающий ответ– « На этот спектакль у меня абонемент!».

* Журналист- международник А.Е. Бовин выступил в Израиле с покаянными заявлениями за политику советского антисемитизма и написал занимательные хроники-мемуары «5 лет среди евреев и мидовцев, или Израиль из окна российского посольства:(Из дневника).–М.,2002».

6.КУЛЬТУРНЫЙ МЕТАБОЛИЗМ И ТРАГИЗМ «РЕВОЛЮЦИЙ НЕ ВСЕРЬЕЗ»

Крупнокалиберная русская идея как ось национального бытия десять веков работала незримо и эффективно. Защитник русского сознания А.В. Гулыга неслучайно заметил: «Будущее человечества –в высокой общности, где личность полностью раскрывает себя. Идея соборности решает эту проблему, проблему космической эпохи. Человечество начинает со стадности, затем преодолевает ее и рождает более высокую общность. Индивидуализм способствует выходу из стадности, но сам по себе – не высший плод культуры»[1].

После горячей Второй мировой войны активизировался американский аттрактор, но в геополитическом пейзаже утвердился многонациональный СССР с танго на патефоне. Что сыграло большую роль в Победе – танк «Т-34» с поэтичной строкой на броне «Жди меня» (К. Симонов), песня «Вставай, страна огромная» (муз.– А. Александрова, стихи– В. Лебедева- Кумача и А.А. Бодэ) или юмор Василия Теркина – вопрос дискуссионный. Однако не совсем случайным стал антагонизм с интенцией перекройки мира. Стратегический план духовно- точечного демонтажа СССР предложил член масонской ложи Ален Даллес*.

История полной гибели всерьез цельно‐номенклатурного Союза Советских Социалистических Республик – это поражение на полях идеальных сражений. Остальные причины – перенапряг в гонке вооружений, неудачная конъюнктура мировых цен на черное золото, интриги на политическом Олимпе и метаморфозы партийной номенклатуры – всего лишь следствия закономерностей более высокого порядка.

Даже рассеянный взгляд обывателя замечал, что ключевым пунктом международной повестки дня стала коллизия между USА и Красной империей. Познавшие тайны атомного ядра сошлись, как Пересвет с Челубеем на Куликовском поле. Невидимая Третья Мировая война обогатила военную психологию и международное право. Целью любой войны как «продолжения политики иными средствами» (К. Клаузевиц) является мир, который лучше с точки зрения победившей стороны. На крохи от продажи по всему миру динамита с потоками крови учреждена Нобелевская премия*.

Экспозицией идеологического соперничества была лунная гонка. Масса недоуменных вопросов о космическом триумфе США и прогулке по Луне астронавтов О. Армстронга и Э. Олдрена 20 июля 1969 года становится критической. Космос не всегда служит Идее, иногда на нем зарабатывали-получали деньги.

Ключевым моментом холодной войны был матч (1972 г. ) на звание Шахматиста №1 планеты Земля между действующим Чемпионом мира Б.В. Спасским и американским гением-безумцем Б. Д. Фишером. В напряженной борьбе со скандалами и идеологическими стычками идеи советской шахматной школы и дружба не победили. После Рейкявика шахматных руководителей обвинили в попустительстве, а ведущих гроссмейстеров– в самоуспокоенности.

Логика маленького человека надломила прощальную империю. Социалистический полюс биполярного мира проиграл партию в геополитические шахматы. Можно было и выиграть, ибо огрехи и пороки противника оказались не менее очевидными. Однако сов. идеология и пропаганда не смогли тягаться в гибкости и притягательности с обаянием поп- ценностей Гуманизма и Либерте. Как отмечал духовный витязь Н.А. Бердяев, «зло очень коварно, потому что чертовски привлекательно». Ворота «крепости» открылись изнутри.

Сопряженность побед и поражений с духовной потенцией имеет почтенные лета. В Ветхом Завете упоминается очень скромный от природы Гедеон, который по особому повелению Божию активно использовал арсенал военных хитростей. Деморализованный неприятель регулярно впадал в смятение и даже один раз ударил по своим. Давние манускрипты докладывают об античных легионах, которые перед военными ристалищами пропагандировали слухи о невиданной храбрости ратоборцев и их трудно- одолимой решимости добыть победу.

В сочинениях не фельетонного характера русских полководцев– А.В. Суворова, М.И. Кутузова, П.С. Нахимова, западных – К. Клаузевица, Ж. Жоффра– встречаются военно- патриотичные мысли и чувства. Трезво и правомерно отмечалось, что духовное оружие делает противника слабым и нерешительным, создавая предпосылки к материальной победе.

Американцы умело использовали достижения европейских стран (особенно–Франции) в абстрактно- беспредметном искусстве для создания мощной индустрии новизны. Выставка П. Пикассо в Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина 26 октября 1956 года лишала спасительных оков соц. реализма.

«Холодная война» была тщательно спланированным и щедро финансируемым геополитическим проектом. Ключевой механизм психологической войны, в которой «Бог с дьяволом борется, и полем битвы являются сердца людей» (Ф.М. Достоевский) – манипуляция общественным сознанием. «Критическая психо- масса» искаженных представлений сдвигает ментальные структуры. Русские всегда терпят поражение, когда с ними нет Духа Истины.

Цивилизации, как и люди, имеют различные уважительные причины своего «конца». Это может быть исчерпание жизненного ресурса или трагическое стечение обстоятельств. Системная работа по демонтажу советского монолита заслуживает профессионального уважения и высокой оценки. Идеи обесцениваются и обезвреживаются не запретами, а другими идеями. Разлагающее влияние «теории конвергенции» (лат. «converge»– приближение, схождение) на высший партийный бомонд повергло к началу «перестройки»*.

В результате информационно- психологической долбежки Запад выдернул СССР из Будущего. Зеленоглазый доллар с удаленным центром эмиссии победил Маркса. Холодная война сдвинула тектонические плиты. После-августовское время пошло против часовой стрелки. Центро- убегающим тенденциям благоприятствовала страсть национальных элит к бесконтрольному извлечению максимальных бонусов. Остаточная РФ как уже примерно одна девятая части суши возникла по неслучайным причинам для решения временных задач.

На годы набегали годы, а «обнуление» СССР не остановило экспансию вечной мерзлоты с усилением консистенции хаоса. Высшим проявлением умственной и нервной энергии продолжает быть не труд, а война. Дистанционные смотрители и режиссеры продолжают ее против конфедеративных «фрагментов географии». Легионы легальных внутренних помощников сделали сие невидимое борение еще более всеобъемлющим. «Грачи улетели».

Иноземельные ветры крутят безыдейной ЭрЭфией. Попсовая культура и финансовая кислота руинируют русскую идею и разъедают денежно- неадекватные души. Слезинки младенцев продаются стаканами, вырубаются последние вишневые сады и сдаются в ломбард отечественные гробы российской истории. Из-за ушей «птицефабрики» звезд и рекламы* как падчерицы идеализма торчат хозяева философского камня и американские ракеты. Английский язык превратился в современную «латынь», а национальный стал знаком изгойства. Россия- Сфинкс с не выпитой до дна чашей страданий молчаливо и соборно повторяет страсти Иисуса Христа.

Жизнь на то и существует, чтобы войти в роман определенного жанра и масштаба. Уместно вспомнить Ф.М. Достоевского и легенду о Великом Инквизиторе из «Братьев Карамазовых». Искушающий И. Христа Великий Инквизитор‒ это по сути Запад и атлантизм, «заточенный» на оптимизацию функции полезности. На примере Испании и Средневековья ставится проблема превращения церкви в анти- христианское учреждение*. Деструкция современного мира осуществляется по сценарию Великого Инквизитора–для спасения одних надо погубить других.

Еще двадцать пять веков тому назад китайско- рисовый мыслитель Лао- Цзы огорчался по поводу утраты изначальной человеческой природы. Согласно основоположнику и классику даосизма, механизм этой потери заключается в ложных ценностях, распространяемых сильными мира сего[2].

Искусство страны Пушкина, Толстого и Достоевского сообразно геополитике. С некоторой долей огрубления реальности заметно, что «голливудизация» – это «мировое нарушение культурного обмена веществ». В зависимости от субъективного фактора рыночная экономика может иметь бандитское лицо, а глобальные сдвиги– американское. «Сверхчеловек» обычно предстает в пародийно- ироничной версии «супермена». Все мысле- действия объясняются материальными мотивами и подавленными сексуальными влечениями. Плоскость не любит объем.

Правды жизни ради следует разводить понятия «глобализация» и «интернационализация». Последнее анализировалось еще в позапрошлом веке. Идейно-материально близкие друг другу К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии» меж-земельные контакты и кап-экспансию описывали как сущностный аспект перехода в новую историческую эпоху: «Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература»[3].

После Второй мировой войны интернационализация мирового сообщества оформилась в Организацию Объединенных Наций со штаб-квартирой в Нью-Йорке* как арбитра мира и сосуществования культур. Уместно напомнить, что в Главе I Устава ООН «Цели и принципы» не отдается предпочтение ни одной политической модели и вообще не упоминается слово «демократия».

Не очень смешно, однако истоки и смысл гео- градиентов резко разнятся от интернационализации. Спич идет об скачкообразности сдвигов, обуреваемых американской мечтой. Количество не торопится переходить в качество. Шенгенское соглашение, бол(ва)онизация образования как «перетягивание проволокой шланга с живой водой» (М.Н. Задорнов) и валюта «евро»– славные вехи унификации. Государственные границы становятся «нерушимыми» вследствие утраты смысла их существования.

В глобальном сейсмическом сдвиге нет ничего постоянного. Необычайно текучие финансы перемещаются в поисках максимального роста без учета социально- несправедливых следствий. Константы с традициями героически погибают. Устрашающие древние природные силы персонифицировались как боги, которых надо было убеждать заклинаниями и ритуалами. Современные геополитические тренды не имеют мифологического эквивалента.

На основе доступной полуправдивой информации известно, что планетарный «идеал» и глобальный потоп – это инфернальный блок НАТО с упреждающей самозащитой, вездесущие (можно с двумя «с») подконтрольные СМИ, система фондов и интеллектуальных центров, группы «агентов влияния». По доброте душевной американцы хотят весь мир сделать похожим на USA.

Ключи к иконе глобальной консолидации теоретики и практики целеустремленно ищут в концепции «открытого общества». Данное понятие впрыснуто в научный оборот А. Бергсоном в мантре «Два источника морали и религии». Философ- интуитивист полагал, что открытое общество, пророками которого были Сократ и Иисус Христос, основано на абсолютизации морали и признании идеалов целостного человечества. «Открытое – закрытое»– это, по Бергсону, пространственный аспект «статического-динамического», а «статическое- динамическое»– это временной аспект «закрытого- открытого». Отсюда вытекают два рода морали и религии[4]. Простыми словами: «открытое общество» должно быть открыто для входа чужих и выхода бывших своих.

Брызжет, как шампанское, только национальный юмор и различия между народами не есть отклонение, подлежащее ликвидации. Космополитические коробейники «общечеловеческой бижутерии» и колониально пританцовывающие «джентльмены удачи» дьявольски желают преодолеть многоцветный мир с неповторимыми красками. Деструкция, абстракционизм и прочая возводятся в принцип. Искусство по коммерческим рельсам катится в большое Ничто.

Не только зоилы и строчкогоны понимают, чувствуют и утверждают, что великие достижения, пути и беспутья завязывались в точке сретения культурных ценностей. В традиции православия есть притягательные образцы воздействия Церкви на меж- левиафановские связи. Европейский Ренессанс был зажжен встречей христианской и заново открываемой античной культуры.

Однако вместо полнокровно- ценностного метаболизма доминирует «культурка» с кривдой мессианства «Нового света» и соблазнами экуменизма. Мир без стен с возрастающим числом миллиардеров и стучанием по рельсам ощущается не только как освобождение. Общечеловеческие ценности имеют недоступную цену. Мягкая лексика победителей- оранжутангов именует глобализацией то, что на жестком языке называется «победа империализма»*.

С видимыми и не очень слезами все части среды обитания взаимно обуславливают друг дуга. Высказывание «The world is so small» («Мир такой маленький») изъявляет сущность данных тенденций. Геополитический монизм объединяет и разъединяет в одно и то же время по одним и тем же причинам. Глобализм не долго проживет без мировой фрагментации. Минарет «культурных отходов» неудержимо разрастается под долгие, продолжительные аплодисменты, приближая англосаксонский счастливый «конец истории».

В европейском базисе утвердилось понятие о лестнице на Небеса, в сущности, двойной – вниз и вверх. Вниз ведет библейский трап Иакова для спуска ангелов небесных на землю. Вверх – рукотворная Вавилонская башня, столп, по которому падшее человечество вожделело подняться до небес и «сделать себе имя». Геополитическое переформатирование есть Вавилонская башня нашего времени.

Почти обязательной темой инаугурационных речей USA- президентов проявляется Американская мечта с большим количеством обещаний. Вращающуюся вокруг долларовой оси национальную мечту породил «задний ход за границу» от социального гнета. В Америке как «сборной мира» революционные идеи не завоевали столь безбрежной популярности, как в России.

Однако американским нормам приличествует управляемость революций и войн на планете Земля. Некогда популярный бизнесмен Арманд Хаммер следующим образом объяснял секрет своего «успеха»: «Чтобы стать богатым, нужно дождаться, пока в России случиться революция и, захватив с собой теплые вещи, ехать туда»[5].

«Черно- белая» революция как серьезный акт усилия (насилия) в современном рисунке геополитической гравитации не актуальна и бессмысленна ввиду отсутствия идеалов современной эпохи. Когда-то Лев Давыдович Троцкий- Бронштейн страстно мечтал об экспорте революции. Для идеологов мировых катаклизмов данный вид экспорта стал привычной работой.

«Цветные» революции, как и сегодняшние войны, только на первый взгляд есть овеществленное насилие. Отождествлять понятия «цветная революция» и «повивальная бабка истории», «современная война» и «свинец безумства» можно лишь с известной долей условности. С бытовой точки зрения бытие революций и войн представляется очевидно- прозрачным, однако их сущностные моменты часто оказываются недосягаемо-ускользающими.

Эмблематично- трагичным проявлением теории «сетевых войн» стала цепь так называемых «цветных революций», реализованных США на территории Восточной Европы и постсоветском пространстве. Оппозиционные движения «Отпор» (Сербия), «Кмара» (Грузия), «Пора» (Украина), «Зубр» (Белоруссия) базировались на принципах «гражданской обороны» (“civil defense”) и «ненасильственных действий» (“non — violent actions”). Данный базис создавался теми же «мозговыми центрами», которым принадлежит авторство «сетевых войн». Невинность приходит с опытом.

США не пережили ужаса тотальной войны на своей территории и обеспечивают глобальность доктриной «мягкой силы» (soft power). Еще в 1990 году в опусе «Пределы лидерства: изменение природы американской мощи» (“Bound to Lead: The Changing Nature of American Power”) о ней заявил временно- великий Джозеф Най– профессор Гарварда, бывший глава Национального развед- совета США и также уже не настоящий заместитель Министра обороны.

Поваренный в холодных войнах Д. Най развернуто представил свои геополитические интуиции в новом опусе «Soft Power: The Means to Success in World Politis» (в русском переводе– «Гибкая сила. Как добиться успеха в мировой политике» 2006 г.). Как отмечают эксперты, футуристы и «аналисты», Д. Най «творчески переработал» теорию «молекулярной революции» из «Тюремных тетрадей» итальянского политзаключенного Антонио Грамши. Красный философ в экстремальных условиях думал о стратегии победы символов соответствующего цвета, а американский полумудрец адаптировал данный концепт к глобально- разрушительным целям США.

«Мягкая сила,– по его извилистому мнению, – это понуждение других хотеть результатов, которое вы бы хотели получить… «Мягкая сила»– это также способность привлекать, и привлечение часто ведет к взаимопониманию. Проще говоря, в поведенческих терминах, «мягкая сила» – это привлекательная сила»[6].

Разрушая баррикады здравого смысла, набирает силу парадигма виртуализации. Данную реальность с эфемерностью всех параметров порождает компьютерная экспансия. История Тружеников Всемирной Сети имеет как политическое, так и духовное измерения. Реальные вещи и феномены заменяются симулякрами (от лат. «simulacrum»– видимость, подобие).

Не совсем оптимистическая трагедия состоит в том, что в виртуальном мире безобразное и ложь облетят полсвета, прежде чем красота и правда успеют надеть башмаки. В отличие от обмена вещами и товарами, засилье тайных агентов капиталистического греха– небезопасное явление, ибо жизненно затрагивает ментальные структуры. Все великое именуется паранойей.

В мути заокеанского бескультурья невидимый кукловод с однофазным мышлением – «золотой телец» в мантии мирового господства ‒ находится где-то наверху. Невидимые руки в масонских перчатках через ниточки стяжательства двигают послушными марионетками и воплощают американскую мечту. Ложа вольных каменщиков из «детских штанишек» профсоюза переросла в глобальную силу. Библиография по секретному масонству насчитывает кубометры наименований.

Капиталистический компонент «бессмертного Кащея» иудаизма не знает тоски по красивой жизни в природной простоте. Стратегическая цель‒ мировое господство и теология богатства ‒ сопрягалась с ростовщическими средствами. Материалисты нашли бы слабость процентофилов там, где находится их сила. В прощальном обращении к сотоварищам перед их отправкой на Землю обетованную после выхода из Египта Моисей изрекает: «Ибо Господь, Бог твой, благословляет тебя, и ты будешь давать взаймы; и господствовать будешь над многими народами, а они над тобой господствовать не будут» (Второзаконие 15:6).

В Ветхом завете запретительный вердикт на взимание процентов распространялся только на «свой» этнос. В то же время стрижка купонов с «чужих» поощрялась: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-нибудь другого, что (можно) отдавать в рост; иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь Бог твой благословил тебя во всем, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею» (Второзаконие 23:19).

Ирония судьбы заключается в том, что христианство с отсутствием избранного народа не окончательно совпадает с иудаизмом. Доктор К. Маркс не написал ни одного слова о преследовании евреев в России, однако в журнальной статье «К еврейскому вопросу» обозначил: «Еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него деньги (курсив авт.) стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями»[7].

Разбухающий финансизм доводит до абсолюта ростовщичество и с идейной точки зрения реализовывает мечту средневековых алхимиков об изготовлении золота в реторте. Именно данный элемент возжелали изготовить потому, что он был единой мерой стоимости. Однако не удалось, так как изготовление новодельного золота противоречит природным законам. Тогда от Всевышнего пришла идея единой мерой стоимости считать доллар.

«Допущенным» и «опущенным» заметно, что финансовое обращение как кровеносную систему страны определяет способность к наслаждению чужими деньгами. Наиболее точно данную надгосударственную схему охарактеризовал М. Ротшильд: «Дайте мне управлять деньгами страны, и мне нет дела, кто создает ее законы»[8].

Финансовый штык превращает горизонтальную массу всесторонне потребляющих индивидов в пирамиду социальной иерархии. Возникают «этажи», «положения», «места». Современный церковный календарь – это сроки появления дисконтов. Вместо вечной души– вечные деньги. Тема денег сливается с анонимностью насилия. Не капиталистический К. Маркс называл деньги «социальной связью, которую можно унести в кармане»©.

За клиническим разломом «русской парадигмы» стоят заокеанские грошики, финансовые группы и идеологические проекты Дж. Сороса. Фамилия венгерского еврея одинаково читается как справа налево, так и наоборот. Данный «публичный» финансист состоит на учете в журнале «Форбс» и, благодаря СМИ как важнейшему виду современных искусств, имеет реноме филантропа. Отметим в скобках, что его университетским преподавателем был внушающий подозрения в ревизионизме К. Поппер, а рефлектирующим миллиардером он стал при помощи «алхимии финансов»[9]..

Молодой, подвижный и статный Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев иногда ходил на несколько метров в народ и любил говорить об «общечеловеческих ценностях». В средства массовой информации пошел гулять «человеческий фактор». Из горьковской ссылки вернулся академик А.Д. Сахаров. Позитивная энергия масс была на стороне «демонтажников». В одном и том же центральном издании встречались диаметральные мнения о китайских реформах и восточно-военной угрозе.

Сдвиг в общественном сознании резко увеличил количество антикоммунистических анекдотов.

Троцкий:

–Товарищи, Великая Октябрьская социалистическая революция откладывается– Феликс Эдмудович Дзержинский уехал на рыбалку.

–А мы что, без него никак не обойдемся?

–Без него обойдемся, а вот без «Авроры» никак.

−Какой национальности были Адам и Ева?

– Ну, конечно, русские! Кто еще согласился бы ходить голыми, есть одно яблоко на двоих и при этом кричать, что они в раю?

Один из «архитекторов перестройки» А.Н. Яковлев на ХХVIII съезде КПСС в июле 1990 года «отчитал» Спасителя, сославшись на авторитет Ватикана: «Христос, как известно, в свое время изгнал фарисеев, то есть купцов и менял, из храма, предназначив свою религию бедным. Было это около двух тысяч лет тому назад. И лишь полтора года тому назад, через несколько веков после Реформации, Ватиканом было публично признано, что только заработанное богатство помогает очищению души и ведет в рай, что предпринимательство надо поддерживать, ибо оно облегчает положение человека на этом свете, дает ему средства к возвышению»[10].

В оставшейся без смыслового вектора Post Communist Era цепь на метр удлинили, а миску на два отодвинули. Произошла приватизация доходов и национализация расходов. Не просматривалась Идея, оправдывающая средства. Жизнь с федеральной игрой «Ельцин против Горбачева» стала веселее, однако испарились деньги в Сбербанках и матрасах. На среднестатистическую зарплату можно было купить только набедренную повязку. Цены и коммунальные платежи росли, как чужие дети, а гарантии так и не встали. Государство с запахом нефти сняло с себя полномочия «отца», а народ перестал быть «семьей». При дорожных катастрофах виноваты оставшиеся в живых. При политических– наоборот.

Можно без юмора сказать, что после-застойные тенденции не совместилось с адекватными формами. Политики с энтузиазмом занялись перераспределением власти и собственности. Смольный из штаба революции превратился в центр приватизации. В ракурсе сознательно аморальной теории «первоначального накопления» воровать стало в общем и целом прилично. Это именно тот (прудоновский) случай, когда собственность есть кража.

В стране триколора и кваса фамилии президентов банков и пирамидальных прорабов звучали как песня. Покинувшие Россию замещались мигрантами. Младореформаторы после олигархических схваток родили серьезную книгу о приватизации, в результате которой экономика просто исчезла. От опущенных на дно нищеты и отчаяния «дорогих россиян» настоятельно требовалось наличие счастливо- гедонистического самосознания. Однако перестроечные политиканы и мудрые публицисты трагикомично изрекали: «Иного не дано».

Реформаторам не читали на ночь детских сказок с высоким нравственно- дидактическим смыслом. Русский неолиберализм своеобразно трактовал тезис Адама-2 (Смита) о «невидимой руке»*: куй свое (денежное) счастье и не обращай ни на что внимания– полезный результат родится сам помимо всех желаний и умный рынок осчастливит глупый народ.

Историк-писатель-публицист Р.А. Медведев отмечает: «Можно с пренебрежением говорить о советских традициях и воспитании, можно называть недавних граждан СССР „совками“, упрекать их в иждивенчестве и недостатке предприимчивости, можно гневно сетовать, что многие из этих людей и дальше хотели бы оставаться „винтиками“ большого и мощного, но заботящегося о них государства. Однако нельзя не считаться с этими особенностями российских граждан, ибо другого народа у нас нет. Только оторванные от реальности идеалисты и авантюристы могли предполагать, что достаточно сломать созданные в нашей стране тоталитарные структуры и включить рыночные и демократические механизмы, как скованные ранее творческие силы народа двинут вперед экономику и культуру страны и изменят жизнь России к лучшему»[11].

Настоящее всегда несет в себе определенные черты, штрихи и царапины прошлого. В этом смысле теневые «зрело-застойные» процессы с живыми деньгами можно считать «эмбрионом» смитовской экономики– нейтрализация плановых дефектов порождала (обычно в извращенной форме) элементы торжища. Диалектический и исторический материализм трансформировался в финансово- практический с печалью заколоченных деревенских изб, а классовая борьба– в кассовую.

В тяжелом похмелье либерального угара многим бизнесменам и бизнесвуменам, в сущности, безразлично, чем заполнять бизнес. Они могут работать с автомобилями, фалло- имитаторами, политиками, недвижимостью и поп-звездами. Суть одна– оптимизация функции полезности и «делание» денег. Американо- европейский бизнес разбойничает на стороне и все тащит в дом, а российский грабит своих и все эвакуирует на Запад.

Существенная нота бытия состоит в том, что властители «денежных дум» не были выброшены на вилы народу и с античной нежностью назвались «олигархами». Посыпающее пеплом развеянной империи клумбы на фазендах олигархическое зло прячется от налогов в оффшорных зонах. Совместное творчество олигархов- «комиссаров трубы» и региональных «баронов» породило чеченский национально-политический нарыв. Объявленный в международный розыск новый лондонский узник совести Б.А. Березовский учредил премию «Триумф» за высшие достижения в науке и искусстве.

Равноудаленная олигархия прошла период полового созревания еще в СССР и имела сродство с партийной номенклатурой. Есть, однако, и специфические особенности. В идейно- выдержанном активе с синдромом Корейко (миллион есть, а показать его нельзя) была примерно половина честных членов с будущим внутри страны, а не за ее пределами.

В мессианской России существовал культ бедных и гонимых, а богатство считалось чем- то не очень положительным. Макро- мечтой почти каждого русского купца было строительство храма. Притча про богача и верблюда перед игольным ушком принималась со всей серьезностью. Не тот угоден, кто богат: Христос – Бог униженных. А тот угоден, кто беден, несчастен и страдает. Трудись не трудись – это для русского Бога в конечном итоге не имеет большого значения. Страдай, кайся, люби и жалей всех– тогда ты Ему угоден. Страдающий на каторге вор ближе русскому Богу, чем богач[12].

Праведность и грех – любимые блюда русской моральной кухни. Однако не совсем правильно утверждать безусловный примат отечественного духовного начала над материальным. Родион Раскольников в мечтательном экстазе размышляет о чарующем эффекте обладания деньгами. Русская литература изучала метаморфозы «коммерциализированного» сознания и облекала их в драматический сюжет с соотнесением мечты и этических норм. В народном фольклоре всякого рода разбойники– герои положительные.

Масштаб русской личности с причастием к бесконечности чаще всего определялся «удаленностью» от мира денег. Особое внимание на философию бессеребреничества оказали святые праведники и персонажи фольклорных песен. Серафим Саровский, Иоанн Кронштадский, Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник учили умирать для мира, бороться со страстями, чтобы воплотиться в духе.

Своеобразным «реваншем» опущенной части населения с тотальным отпущением грехов по залоговым аукционам стала выпукло-негативная суть отношения к олигархам и «новым русским». Центром политического смехового «зазеркалья» с опять едиными РФ-народом и властью остается анекдот.

−Какие десять лет жизни Нового Русского самые тяжелые?

−С первого по пятый класс.

Замечательный В.И. Даль в своем знаменитом Словаре отмечает, что «предпринимать»– значит затевать, решаться исполнить какое- либо новое дело, что данный процесс связан со смелостью, решительностью и отвагой, доходящей до безрассудства, означая свершение чего-либо значительного©.

Термин «предпринимательство» содержит слияние трех значений. Чего-то важного, значимого, высшего. Чего- то архаического, предшествующего (предок, предшественник). И чего- то авантюрного, опережающего (предвидеть, предохранять, предотвращать). Предприниматель – это не профессия, а слой компетенции в человеке. Первым предпринимателем был индивид, который заметил, что упавшее в землю зерно дает всходы. Родилась глубокая идея выращивания злаков.

Между предпринимательством и олигархией очень мало общего. Феномен предпринимательства не укладывается и в прокрустово ложе американского бизнеса. Одиссея неограниченной конкуренции заканчивается саморазрушением. Время есть не только деньги и Бог в Вечности не очень много думает о бизнесе с объятиями невидимых мускулистых рук рынка. Библию породила письменность, а материальное богатство‒численность.

Далеко не случайно слово «управление» активно заменяется английским «менеджмент». Есть смысл в схожести звукорядов: «управление», «право», «правда», «правый», «справедливость», «нравы», «равный» и «нравственность». Управлять должны нравственные люди, а «нравственность есть правда». Бессмысленно ксено- трансплантировать либеральные идеалы. Свободу следует трактовать как «осознанную необходимость» быть нравственным. Древне-китайский мудрец Мо-цзы полагал, что управление существует для того, чтобы устанавливать справедливость. Античный Платон с ним в принципе согласился бы.

В геополитике «а-ля рюс» базовая фигура Созидателя и Преобразователя с серпом и молотом почти стерлась в мерцании мониторов и рекламных огней. В ОАО «Россия» под звуки гимна Михалкова- старшего совершается свободный исторический бег на месте. Художник слова А.И. Солженицын взывал к признанию русскими и евреями своей доли греха, а генерал А.М. Макашов оправдывал юдофобство ссылками на классиков русской литературы.

Кардинально изменилась карта литературного звездного неба. Издательства гнали мемуары белогвардейцев, лагерные воспоминания и «чернуху». Политики и генералы надиктовывали мемуары. Анонимные бригады негров лудили детективы и триллеры. «Деревенщики» и народники оказались в ауте. На море развалов совместно с «Популярной Библией для детей» запестрели «Кровавая жатва», «Громящий кулак», «Возвращение безумного бешенного», «Я-вор», «Волкодав», «Бандитский Петербург», «Как стать поп-звездой». Etc.

Эхо Библии иногда слышится в написанных спичрайтерами президентских речах, а кремлевские политтехнологи в Post- Imperium со свободой им. Б.Н. Ельцина считают все происходящее не грехом, а экспериментом. Наш паровоз никуда не летит – разобран путь и украдены рельсы.

Современный мир сделал своим смысловым центром актера. Иногда застенчиво ворующая власть с богатым ассортиментом «комиков» и «трагиков» неослабно контролирует процесс налаживания счастливой жизни и находится на кончике языка. Вожделение власти всегда чуть-чуть эротично и промискуитетно. Очень быстро (как китайцы и кролики) размножаются мелкие политические фигуры и борцы за «светлое настоящее». Отцы электората и передовые отряды льготников задумчиво смотрят на Ай-фон. У третьей (судебной) ветви власти странная особенность– крупная рыба проходит сквозь невод, а мелкая попадается.

Из политического компромисса-диспозиции истекают новые финансовые возможности. Не всегда искренний в самоконтроле политик склонен утверждать и повторять, что былое утопическое напряжение подчинилось социальной реальности. Крылатую фразу В.И. Ленина «Политика есть самое концентрированное выражение экономики» можно переиначить к олигархическим реалиям и с выражением сказать: «Политика есть самое концентрированное выражение богатства».

России как Медному всаднику без головы регулярно намекают, что она не заслуживает определенности. Государство прописало в Конституции (ст.13): «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной и обязательной»©. Дискредитируется сама идея существования идей и в глубине бизнес- души Кремля стратегия будущего – не самая важная проблема. В эпоху Ренессанса присутствовала единая идеология, а жизнь и искусство не совсем умирали. Слово «русский» в Основном Законе употребляется лишь один раз (по отношению к языку), а на первое место явно вырвался термин «свобода».

Магическую мощь искусства активно используют только сильные политические лидеры и тираны. В невидимом храме Мамоны слова «культура» и «соотечественники» упоминаются преимущественно в связи с очередным награждением в Георгиевском зале за зубчатыми стенами. Искусство и образование есть не самая ликвидная часть Родины- товара.

Любая политическая вертикаль любит юмор и иногда вводит своих коней в Сенат. Однако она предохраняется от еретических идей, возбуждающих инакомыслие или синдром протеста, унифицирует картину мира и «усыновляет» интеллигенцию. Особенный интерес к данному типу социальной прослойки у широко-погонной власти обычно пробуждается при падении авторитета из-за очередных непопулярных действий. «Мастера культуры» превращаются в «спецназ российской интеллигенции».

Можно сказать, что взорвалась эстетическая атомная бомба со всеми следствиями проникающей радиации. Россия с тяжким стоном берез и осин превзошла Рим периода упадка. Свободные художники, «непризнанные» тотальной властью, не слишком потрясают мощью таланта и глубиной самовыражения. Блокбастеры настырным торрентом стучатся в каждый компьютер. В условиях редких всполохов фольклорных реминисценций интеллигенция с двумя высшими образованиями низведена до роли шутов в реалити- шоу.

Культура без Божественного Духа адресуется отдельным инстинктам и имеет маркетинговые законы сбыта. Еще не совсем забывший нагорную проповедь секулярный индивид с расчлененной волей должен вновь и вновь ощущать потребность в эйфории по банальному поводу. Перед масс-культом стоят две последовательные и взаимосвязанные задачи: расчленить человеческую личность и, имея в качестве адресата отдельные психофизические инстинкты (например, половой или разрушительный), воздействовать на них напрямую[13].

Православные «эксперты» и церковные иерархи иногда бросают «камни» в адрес метропольного капитализма*, однако в вопросах его «научного осмысления» не движутся семимильными шагами. «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», принятые юбилейным Архирейским собором в августе 2000 года, дают не избыточно ясное православное представление о гео — экономической проблематике. Быстро плодятся секты. «Свидетели Иеговы» усиленно изучают Библию. Церковь без внешних атеистических оков по-прежнему отделена от государства, однако «дружит» с всплывающими по карьерной лестнице политиками.

Львы духовенства с видом преуспевающих грешников не спешат опрокидывать столы менял по всему свету, сводят веру к исполнительству обрядов и отпускают грехи по мобильному телефону. Отдельные мастера амвона переформатируются (как И.И. Охлобыстин) в озорных мудрецов. Церковь становится центром психологической реабилитации. В скиту Ветрово (Псковская губ.) затворился иеромонах Роман (Матюшин А.И.) с молитвенно-аскетичным голосом.

В Санкт- Петербургском театре «Рок-опера» с 1990 года идет российская версия мюзикла Э. Уэббера и Т. Райса «Иисус Христос- суперзвезда» с главным действующим лицом в образе хиппи. В посредственной кино- вампуке М. Скорсезе «Последнее искушение Христа» (1988 г.) по одноименному роману Н. Казандзакиса ставится судьбоносный вопрос о взаимоотношениях Иисуса и Эроса.

Чудны дела Твои, Господи!

На смену художнику — творцу пришел профессионал с задушевной полу-слезой. Он целенаправленно штампует арт-продукты для массового сбыта. Меркантильный эстетизм с постмодернизмом бунтуют против мира как божьего творения. Условные знаки авангардизма подменяют живые образы как «оперативную единицу» фантазии. В науке нет пути назад, а в искусстве он всегда «под рукой».

От черного квадрата искусство пришло к стеклянному кубу и «Дому-2». Рынок имиджей и имен четверть-интеллигентов не ищет золотого сечения между привычным и новым. Оппозиция «прекрасное» и «безобразное» исчезает. «Прекрасное» состоит не в совершенстве содержания и формы, а вибрирует в самом незавершенном поиске. Поп-арт эстетизирует предметы массового потребления. У футуристов гибнут кристаллы старой красоты и колеблются границы физического тела. Футуризм– более конец старого мира, чем начало нового.

Стремление к извлечению смыслов из самого себя вызвало такое качество, как непонятность нового искусства. Художник ныне есть вторичный агент на арт- рынке, а главными становятся эстетствующие хлысты, остепенившиеся искусствоведы и маршаны, которые все объяснят и растолкуют. Испытывая давление стереотипов интерпретаций, оценка и цена не всегда отражают художественные достоинства.

Общечеловек шарахается от трагедии, а художественный second hand выполняет развлекательные функции, восстанавливая способность к труду (вернее– к потреблению). Современный юмор не играет с табу ввиду его отсутствия. Объектом балагурных пересмешек при отсутствии серьезной сатиры стало все активное и просто работоспособное. Политико- сатирические «Куклы» В.А. Шендеровича придушила несуществующая цензура. «Народные скоморохи России» и подельщики от смешильной индустрии развлекают публику прибаутками и щекочут подбрюшье «новых русских». Не духовные витязи смеются над мещанством, а обыватели– над героизмом.

Разлука, искусство и юмор не всегда усиливают великие страсти. Однако иногда кажется, что не все так плохо, как кажется. На не очень высокой новой фольклорной волне звучали светоносно- шукшинские «Перезвоны» (1985 г.) В.А. Гаврилина. Вологодский композитор без мученического ореола был чутким к русско-советской литературе. Ключевую тему и образ симфонии «вызванивает» немолчный голос Отечества – колокола, дорога, река без конца и неугасимая свеча[14].

Почетный ваятель- орденоносец М.К. Аникушин тяготел к монументальному искусству и высшим тонкостям человеческой психологии. На площади Искусств Санкт-Петербурга гранитно сияет «Солнце русской поэзии» А.С. Пушкин. В Московском районе все еще стоит (с 1970 года) пластический образ В.И. Ленина. По словам мастера, он хотел выразить «сгусток воли и энергии, воплощение человечности, непоколебимой убежденности и неутомимой устремленности к великой цели».

Державник И.С. Глазунов поклоняется Ф.М. Достоевскому и философично осмысляет Историю. Народный художник хочет всегда жить в России, рисует ее вечную драму – «Господин Великий Новгород», «Русская песня», «Град Китеж», «Мистерия ХХ века», «Вечная Россия», «Великий эксперимент», «Разгром храма в пасхальную ночь», цикл «Поле Куликово». Дивно- символическая картина «Чудо. Асфальт» отражает творческий путь самого художника– нежные листочки ландыша пробили темно-серый асфальт и расцвели чистым жемчугом. Из глазуновского ребра в старинно- московском здании родился (в 1986 г.) оплот реализма– Академия живописи, ваяния и зодчества.

Чистым потоком деревенского гуманизма с болью, нежностью и надеждой являются фильмы Л. А. Бобровой «В той стране», «Бабуся», «Верую». О классических рецидивах отечественного кинематографа наглядно напоминают «Кукушка» (реж. А. Рогожкин), «Война» (реж. А Балабанов), «Звезда» (реж. Н. Лебедев).

Наполнен Светом балет Б.Я. Эйфмана «Красная Жизель» (2002 г.) о трагедии балерины О. Спесивцевой. Звезда и жертва советского времени ростовчанка Ольга вкладывала в образ Жизели сердце- дущу- страсть и закончила земной путь в клинике для душевнобольных г. Нью-Йорка. В истории балетного театра имя вынужденной отшельницы и пленницы безумия О. Спесивцевой занимает место не менее значительное, чем полу-божественные Анна Павлова и Матильда Кшесинская. Международная звезда балета с крупной судьбой прикоснулась к запредельным высотам бытия и приоткрыла незримые тайны.

Отечественный Гулливер А.А. Проханов литературно- публицистически плодовит и очень увлечен новой мечтой о русском Рае. Певец красной империи с запахом гексогена желает вновь нагрузить народ глобальной имперской задачей, редактирует газету «Завтра» с сатирической колонкой Е.А. Нефедова (отошел в 2010 г.) «Евгений о неких». А также– координирует интеллектуально-экспертный глоток русской субстанции – Изборский клуб на псковщине.

Поезд не ходит только от капитализма к социализму и обратно. Однако можно в трех чтениях за один раз согласиться с мнением практического философа С.Б. Чернышева, что Россия, образно говоря, пришла к либерализму не из прошлого, а из будущего, хотя и в определенной степени «закономерно». Страна уперлась в стенку – ту самую, про которую американский политолог японского происхождения Ф. Фукуяма сказал, что это «конец истории» как конечная точка идеологической эволюции человечества*

За всем тем выпавшая из первой геополитической лиги Россия как самый большой осколок СССР уперлась в нее спиной и «стучится в Историю затылком». Очевидно, что даже при очень большом желании она никогда не сможет стать полностью либеральной, так как ее «резонансная частота» на шкале метаисторических структур найдется где-то между феодализмом и коммунизмом[15].

«Не пепла, а огня ищет человечество в прошлом» – гласит старый афоризм. Социальное творчество включает не только отечественный трагикомический опыт, но и более глубокое прошлое. Аристотель как самый талантливый ученик Платона философско- экономическую мудрость постигал не в ростовщических конторах и полагал, что политика («poli»– много, «tikos»– интерес) есть «всеобщее благо». Адекватная ментальным тенденциям политика – реальная преобразующая сила.

Осевые элементы состоящей не только из чиновников политики есть государство и власть. Суть справедливого общества в том, что телос масс стремится к системе, которая не обязательно имеет черты сходства с «ночным сторожем», но делает его (тело) сильнее и устойчивее. Государство как рукотворный Бог – результат влечения к коллективно-максимальным действиям. Государство чем-то похоже на человеческий организм. И наоборот. Есть единые законы развития и гармонии.

Дефиниция «государство» иногда совпадает с понятием «Родина» и восходит к Августину. Античные греки не знали, что они античные и использовали термины «polis» и «politea», а римляне – понятия «res publica» и «civitates». Выражения «statys rei publicae» и «status rei romanae» трансформировались в обследуемое понятие. Продолжили данную тему Н. Макиавелли («Государь») и Т. Гоббс («Теория общественного договора»). Ответственный член общества нуждается не только в договорах, но и в заветах с атмосферой взаимности без ограничений во времени. Публицисты иногда называют государство «душой народа».

Зачатки идеологии («поведенческих стереотипов») заметны у софистов в Афинах. Сам термин «идеология» достаточно поздно ввел в научный оборот Антуан Дестют де Траси. Обновитель французского образования трезво полагал, что оно должно базироваться на науке об идеях. Свое понимание проблемы А. Дестют изложил в «Элементах идеологии» (1801 г.). Знаковая работа К. Маркса «Немецкая идеология» не стала истоком однозначности данного феномена, который всегда настойчиво предлагает «принять и присоединиться». Множественность смыслов идеологии и культуры в принципе сопоставима. Эстетические ингредиенты идеологии обогащают подсознательные пласты и активизируют политику.

Знакомая с пагубными последствиями коррупции власть существовала со времен соблазнения Евы ветхозаветным змеем. Изначально общественно темпераментная, она осуществлялась всеми членами рода с избранием старейшины. Государство авторитет личности заменило социальным принуждением с всенародной любовью. От одного стояка власти без Идеи и Веры не рождается государственный плод. Россия как гос- структура зачиналась не с призвания князей- варягов. Сверху видно все, но нельзя заставить полюбить. Почти все империи были созданы силой, однако опирались на мессианское призвание и не имели характера сделки.

В вышедшей на геополитическую панель России не очень хороший инвестиционный климат, а экономика есть политический артефакт. Политика и геополитика превращаются в вид финансово- калькулятивной практики и понимаются как «искусство возможного»*.

После многомесячных мук творческой дефлорации не совсем белый Президент многоэтажной Америки Б.Х. Обама в политическом бестселлере «Дерзость надежды. Мысли о возрождении американской мечты» c гефсиманскими вздохами порицает сложившуюся ситуацию: «…политика сегодня стала бизнесом, а вовсе не миссией…»[16].

Духовно возрастающая политика должна быть не искусством возможного с оранжевым отливом, а искусством невозможного – проявлением высшей реальности в низшей. Речь идет о трансформации фокусов власти. Политика в первородном аристотелевском смысле возможна как реализация идеалов.

[1] Гулыга А В Русская идея и ее творцы.– М., 1995.– С.23.

* Все авторы, «цитируя» А. Даллеса, ссылаются чаще всего друг на друга. Широко известна только книга А. Даллеса «Искусство разведки».

* Когда шведский Комитет по наследию инженера А. Нобеля обсуждал (в 1897 г.) первую премию в области литературы, все вспомнили о заслугах Л.Н. Толстого. Великий грешник воздержался от получения премии, а спустя 11 лет (в 1908 г.) первым русским Нобелевским лауреатом стал физиолог И.И. Мечников.

* Согласно гипотезе конвергенции, «единое общество» должно соединить преимущества обеих (капиталистической и социалистической) систем. Идеи «конвергенции», проникнутые, на первый взгляд, гуманистическим пафосом, разрабатывались не учеными-энтузиастами, а предельно прагматичными аналитиками из западных интеллектуальных центров. В поддержку теории конвергенции высказывался апостол «демократии» А.Д. Сахаров.

* Приоритетной рекламой в истории человечества стали слова ветхозаветного змея- искусителя в Эдеме. А фрукт под названием «яблоко» – первой конкретной вещью, которую человек захотел получить, хотя и не особо в ней нуждался.

* По-видимому, православные отцы эти мысли просто проглядели и поэтому не отлучили Ф.М. Достоевского от церкви.

[2] Анатоль А. Истина Дао: даосизм для Запада.– М., 2008.– С.186.

[3] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. – 2-е изд. – М., 1955.– С. 428.

*От смешного до великого один шаг‒ потрясание башмаком и «кузькина мать» Н.С. Хрущева на заседании 15 Генеральной ассамблеи ООН 12 октября 1960 года отразились на международном небосклоне вспышкой Карибского кризиса (1962 г.), который поставил человечество на грань глобальной ядерной катастрофы.

[4] См.: Бергсон А. Два источника морали и религии.– М., 1994.– С.351-356.

* У победы обычно много отцов, а вопросе о том, одного ли корня слова «победа» и «беда» высвечиваются не только лингвистические проблемы.

[5] Цит. по: Хинштейн А.Е. Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги.– М., 2006.– С. 324.

[6] Най Дж. С. Гибкая власть. Как добиться успеха в мировой политике.–Новосибирск; М., 2006.– С.30-32.

[7] К. Маркс, Ф. Энгельс Собр. Соч. 2-е изд. Т.1.– С. 409.

[8] Цит. по: Ефимов В.А. Концептуальная власть.– СПб., 2003.– С.64.

[9] См.: Сорос Дж. Алхимия финансов: рынок: как читать его мысли.– М.,1998.

[10] Цит. по: Замойский Л.П. Масонство и глобализм. Невидимая империя.‒М., 2001.‒С.348.

* По первоисточнику: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов».

[11] Медведев Р.А. Капитализм в России? – М., 1998. – С. 38.

[12] См.: Веллер М.И. Великий последний шанс.– СПб., 2006.– С. 201.

[13] См. Яхнин А.Л. Антиискусство.‒ М., 2011.‒ С.32.

* Деньги, деньги и деньги – три источника и три составные части капитализма.

[14] См.: Гладкова О.И. Валерий Гаврилин: родник русской музыки.‒ СПб., 2013.‒С.315-336.

* Можно предположить, что фукуямовский «конец истории» (в марксовом смысле подобное понимание близко к предыстории)– это не стена, а всего лишь порог, который может и должен быть преодолен с выходом на новые исторические формы. Усложнение и ускорение социальных процессов, с одной стороны и углубление рационализации всех сфер жизни –с другой– привели к парадоксу: все более усложняющуюся картину мира можно отразить только путем предельной редукции социальных концепций– наподобие «конца истории», «столкновения цивилизаций» и «золотого миллиарда».

[15] См.: Чернышев С.Б. Россия. Собственность. Идея.– М., 2004.– С. 35-36.

* В оригинале: «Политика есть учение о возможном» (Отто фон Бисмарк). Потом «учение» превратилась в «искусство», и в такая формулировка стала широко известной. Смысл выражения: эффективная политика имеет дело только с реальностью, с достижимыми целями, а все, что лежит за гранью возможного (реального) – это не политика, а благие пожелания и пустые декларации.

[16] Обама Б.Х. Дерзость надежды: мысли о возрождении американской мечты.– СПб., 2008.– С.30.

7. ЕВРАЗИЙСКИЕ СОБЛАЗНЫ И ЦЕННОСТЬ ВЕЧНОСТИ.

Человек как социальный перво-атом осознает и свою конечность, и принадлежность к Вечности с улыбкой младенца. Регулярно наблюдается и отмечается, что все живое должно перестать быть таковым. Восприятие небесной Истины и Красоты совмещается с трагедией конечности земного пути. «Смерть– она всегда в запасе. Жизнь– она всегда в обрез» (А.Т. Твардовский). Ни один умный интеллектуал не нашел выход из сложного положения под названием «жизнь». Разум не может адаптироваться к торжеству объективных законов над жизнью.

В Древней Греции сложился устойчивый миф о Кроносе– сыне Урана и Геи. Ему была предсказана погибель от одного из своих детей и не совсем реальный Кронос начинает их методично проглатывать одного за другим*. Таково время…

Быть может, от расстояния до ближайшей галактики в созвездии Андромеды (какое-то количество миллионов световых лет) не очень зависит реально-человеческая жизнь. Однако проблемы долготы земного пути и широты бессмертия никого не оставляют равнодушными.

Вечны не только жертвенные подвиги и временно совпадающие интересы великих держав. Однако всякое приближение к проблеме вечности наталкивается на неадекватность слов. С большой дозой научной условности понятие «Вечности» (греч. «aion», лат. «еternitas») можно понимать как неограниченность во времени. Российско-музыкальный Поэт без секундантов А.А. Фет (Шеншин) проговорился в рифму: «Вечно то, что человечно».

Безграничны смех и слезы, розы и морозы, огонь, вода и медные трубы. В искусстве с высшими просветами духа и запахом Абсолюта жизнь соотносится с бессмертием. В кинематографе образ Вечности обычно изображается часами без стрелок. За мечтами космического Н.Ф. Федорова об оживлении предков стояла реальная сила религиозно- художественного творчества.

На брудершафт с Вечностью пьет и душе- телоспасительная национальная идея. Она может быть одета не только в военную форму, однако трудно живет без комплекса достоинства-превосходства. Дело за тем, чтобы найти адекватную реалиям настоящего и контурам будущего модификацию русской идеи с высокой духовной радиацией. Многовековая тенденция рождает надежду на духовное оздоровление богомольной России.

Отошедший в Вечность Ленинградский и Ладожский владыка Иоанн (И.М. Снычев) был всероссийским умеренно- антимасонским духовником и однозначно заметил: «Всем, кто любит Россию, а не плод собственной фантазии, пора прекратить поиски «современной русской идеологии», искусственное конструирование идеологических и мировоззренческих систем «для русского народа». Русская идея существовала в своей нравственной высоте и притягательности многие столетия. Она по милости Божией пережила века, смуты и войны, революции и перестройки и не нуждается ни в замене, ни в поправках, ибо имеет в своем основании абсолютную правильность Закона Божьего и его Святых Заповедей…»[1].

Утверждение абсолютного совершенства есть отрицание жизни. Вместе с тем, трудно переводимый в цель человеческий Идеал есть стимул бесконечного развития. Идея и Идеал как «золотая ветвь» культуры и мечта с последствиями зажигают внутренним огнем-смыслом жизнь земную «по эту сторону добра и зла». Идея, о которой никто не знает, бесполезна. Усыхающий под воздействием конъюнктуры идеал имеет не много прав на существование. Бессмертие идеала– в его принципиальной недостижимости.

Без народа нет Идеи. Однако столь же верно и обратное. Трудно удерживать только политическими методами то, что должно скрепляться идеалами, ценностями и образами. Видеть смысл означает схватить целое и ответить на вопрос «зачем?». Только социум с целостным представлением о себе может органично развиваться и быть богатым.

Эстетические потребности– один из главных мотивов поиска дороги в Храм. В перегруженное фактами и терр-актами время христианство с опытом Вечности остается частью диалога. В воздухе жизни совокупность церковных обрядов активно воздействует на сознание не только верующих и соперничает с психотерапией за право компетентности в вопросах о душе. Красота открывает религиозную глубину как драматическое измерение любви. Быть может, утопающую в шелковистых звездно- полосатых объятиях Россию можно понять умом, совмещенным с чувствами.

Великая клетчатая доска З. Бжезинский говорит, что «после падения коммунизма главным врагом Америки является Русское Православие».

Крещендо, фортиссимо и положительное духовное сальдо артельной русской идеи ‒ в ее художественно-образной инсталляции, а не создании очередного Института или аналитического Центра при Президенте РФ. Только эмоционально притягательные Идеи без избыточной политической патетики становятся убеждениями и материальной силой. Волшебная сила арт-продукции со «старыми песнями о главном» должна превосходить виртуальную. Русской Нации нужны богатыри, а не раскаивающиеся на коленях блаженные. Основная гипер- современная задача‒ создание системы образов и смыслов.

В глобальной жизненной пьесе одну из заглавных социально- проективных ролей играет поэтика философской публицистики с выверенными арготизмами. Не только эмигрантский публицистический дискурс пере-открывает старые истины, возбуждает подсознательные пласты и сознательные ассоциации, внушает и убеждает. Публицистический талант часто встречается с художественным.

Слово публицистики с искрой Прометея обычно обходится без диалогов литературных героев и инициирует социально-значимые поступки. Публицистика как высший род журналистики отражает факты реальной действительности и опирается не только на продаваемую информацию с газетными «утками». Подразумевая открытое авторское слово и живой контакт с аудиторией, она увлекательно читается и не сразу забывается.

Предмет публицистики – трагикомичная общественно- политическая жизнь. Данное понимание исходит из этимологии термина: «publicus» (лат.) − «общественный» как противоположность интиму. Публицисты регулярно испытывают страшные творческие муки при разрешении противоречия между точностью отображения реального и жаждой эмоционального заражения.

История есть непрерывная борьба между идеями и интересами. И первые не всегда выигрывают. Хорошо проплаченное зло обычно побеждает наивное добро. Каждая власть инвестирует в (свое) будущее, а самобытно-привлекательная общественная «новомысль» финансово не обеспечена. Героями становятся не только воины- революционеры, но и отключенные от финансовой розетки создатели красоты.

Образ будущего с сакраментальным вопросом «Что делать?»– сущностно- человеческая потребность. Любого крупного политического деятеля История оценивает и по прогностическим способностям. Знания осыпающегося позади прошлого и не всегда светлого настоящего расширяются и иногда углубляются, о грядущем известно не очень много. Быть может, неслучайно латинские слова «futurum» (будущее) и «fututio» (половой акт) являются однокоренными. Будущее представляется то веселым младенцем, то облаком, то солнцем, то резиной стеной, но только не таблицей с графиком.

Увлечение ностальгией и критика не могут заменить радость поиска траекторий развития как формы существования идеального. Облик Будущего преобразуют идеи и проекты. Латинское слово «projectus» буквально означает «брошенный вперед». Проект новой формы любви описан Платоном в диалоге «Пир». Слегка избалованного, но еще изучающего Ветхий завет по ноутбуку индивида восхищают и изумляют достославные достижения‒ египетские пирамиды, собор Святого Петра в Риме, Московский Кремль и полеты в Космос. Вновь и вновь встает вопрос: «Как удалось этого достигнуть?»

На вспаханном проектном поле ценностных и смысловых инноваций зреют зерна противоречий между реальной картиной и идеальными нормами. Сопряженный с прогнозом и планом социальный проект есть воссоздание культурных феноменов. Младо- консервативные авторы «Русской доктрины» (М. Калашников и др) нарекли свой труд «Сергиевским проектом» в честь «игумена Земли Русской», преподобного Сергия Радонежского.

Цель проекта обычно не формулируется как «светлое будущее России». Однако в конечном итоге к этой «станции» должно асимптотически приближаться с точностью до километров и часов.

Не смертельная доза оптимизма состоит в том, что данные интенции – в русле геополитических тенденций. Далеки от абсолютного совершенства не только российские реалии. Американская мечта в очередном ауте‒ под непомерным бременем долгов и расходов главный финансовый Тотализатор с бикфордовым шнуром оранжевой окраски сбивается с ритма. Госдолг США выше ВВП страны. Растущая в геометрической прогрессии денежная пирамида имеет тенденцию к состоянию не стояния. Для «перезагрузки» мировой финансовой системы периодически накатывают кризисы.

Заблудился не только призрак коммунизма. Западный Храм разрушается изнутри и находится у опасной черты кризиса смысла. Изобилие теряет превосходство перед дефицитом. Все актуальнее становится вопрос, как не потреблять, в чем не принимать участия. «Однополярность» не очень выгодна и самому «дяде» не самых честных правил по имени «Сэм». Позиция главного арбитра и вершителя судеб с возрастающей массой ошибок и неудач прибавляет недоверие к утомленной супердержаве. 11 сентября 2001 года в России и в мире никто не заплакал.

Порвалась связь времен‒ притупились ценности- навыки- стимулы к повышенной жизни с бесконечным количеством нулей. Оптимальный Запад с большим количеством психотерапевтов торгует марихуаной- героином- кокаином и обладает высокой разрушительной потенцией, однако не очень слабым был и СССР накануне падения. Мировой компьютер «глючит», наступают своеобразные «сумерки богов» и «последние могут стать первыми». Истории настоятельно требуется реальный эмбрион «живого будущего».

И грустно, и смешно, что одна из причин электоральной победы успешного американца афро- азиатского происхождения Б.Х. Обамы в 2008 году состояла в признании факта кризиса, давно уже ощущаемого в США. В Америке путь от нового эмигранта до Президента страны сжался в одно поколение, а из названия книги «Дерзость надежды. Мысли о возрождении американской мечты» следует, что угасший национальный идеал надо возрождать. Б.Х. Обама признает, что США по существу не властны над своим будущим: «Америка, похоже, не способна распоряжаться собственной судьбой»[2].

В свое время славянофильствующий К.Н. Леонтьев ввел поэтический термин «цветущая сложность», который «воплощает как раз торжество насыщенного разнообразием единства на базисе общей (курсив авт.) внутренней идеи. В цветущем государстве – это многосословность, социальная многослойность, многокорпоративность, многоукладность, даже разноплеменность, ‟разнохарактерность областей‟, сложная ‟бытовая узорность‟, пестрота нравов, вкусов, обычаев, разнообразная самобытность всякого местного творчества»[3].

Смеется тот, кто смеется последним, а любые катаклизмы не отменяют связи времен. Во время экстремума энергия собирается вокруг храмов и идей. При восприятии действительности, в которой дураки указывают дороги, как антитезиса вспоминается тезис с консервативно- евразийскими соблазнами и фантазиями. Идеологические импульсы евразийства получили «второе дыхание» после демонтажа СССР. Это есть собирательно-созидательный ресурс и регенератор национального духа.

В данном ракурсе История как опрокинутая в прошлое политика состоит в том, что многотрудная судьба интеллигентов евразийской ориентации отражала противоречия созревания идеи. Смысл течения сформировался в русской эмиграции как третья (ни красная и ни белая) сила. В 1920-е гг. от Р.Х. евразийские центры, группы и печатные органы фигурировали в местах сосредоточения русско- эмигрантской интеллигенции от Парижа до Харбина– в Софии, Праге, Берлине и Брюсселе. В православных церквях довоенного Парижа у правого клироса обычно собиралась славяно- говорящая «знать».

В половодье евразийской истории с архетипом «беспокойства о вечном» штат разъездных лекторов проводил публичные лекции и семинары, которые будоражили мысль эмигрантского сообщества. Евразийство зародилось как «мыслительное движение на опасной грани философствования и политики» (С.С. Аверинцев). Вдали от родного дома волнообразная эмиграция помнила, спорила и думала о стране березового ситца. Жестко- политический режим и бездомные скитания устремляли к интеллектуально-духовному исканию.

Евразийцы считали себя носителями нового мышления и выразителями свежего взгляда на историю и русскую культуру. Помимо евразийцев, в изгнании оказался весь Серебряный век (К. Бальмонт, И. Бунин, И. Северянин и др.). Эмиграция не обязательно влечет за собой потерю таланта, однако материк литературы русского зарубежья в целом имел ослабленную духовную потенцию.

Сюжет «евразийство и большевизм» был в фокусе внимания с изменяющейся степенью актуализации. Евразийцы по убеждению расходились с марксизмом в разрешении основного вопроса философии и сомневались в ведущей роли диктатуры пролетариата. Однако они решительно возражали против истолкования факта революции-1917 как заговора злоумышленников, которые прибыли «в запломбированном вагоне» и на деньги германского Генерального штаба запалили всероссийский пожар. Согласно почти единодушному мнению, революция давала России- Евразии последний шанс на спасение.

В ностальгирующем изломе эмиграции провидец Л.П. Карсавин не вывозил активы за рубеж и отмечал: «Мы не утверждаем, что большевики–идеальная власть, даже что они–просто хорошая власть, но мы допускаем, что они власть наилучшая из всех ныне в России возможных (курсив наш‒ С.Е.). До самого последнего времени русский народ их поддержал как неизбежное и наименьшее зло»[4].

Вслед за славянофилами основатели-учредители евразийского устремления фило-лингвист Н.С. Трубецкой , гео-экономист П.Н. Савицкий, православный богослов Г.В. Флоровский и искусствовед П.П. Сувчинский устанавливали отличия российской и западно-европейской культур. В симфонично- эстетической доминанте евразийства значимым было музыкальное чувствование мира с возможностью «слышать время». Предметом благоговейного внимания явилось нетленное муз-достояние М.И. Глинки, А.П. Бородина, Н.А. Римского- Корсакова, М.А. Балакирева, С.С. Прокофьева и И.Ф. Стравинского.

В пространственных искусствах открытость русских к жизни высокогорной Азии являет изобразитель тибетского мира и таинственной Шамбалы Н.К. Рерих. Философ- художник- писатель интересовался языческими образами и славянским фольклором, изготовлял эскизы декораций к «Русским сезонам» и справедливо полагал, что культура есть почитание Света и пространство бессмертного человеческого духа. Пакт Н.К. Рериха (Международный договор о защите культурного наследия 1935 г.) активизировал симбиоз высших ценностей и Вечности.

Символический знак Всепланетного контракта ‒ три красных круга, вписанных в окружность такого же цвета‒ можно трактовать как Красоту, Истину и Добро в круге Культуры. Или‒ прошлое, настоящее и будущее в кольце Вечности. Не только кредитная история Европы свидетельствует, что под воздействием данного Пакта родился желанный плод– Международная Лига защиты культуры. Большой человек делал крупное дело– настойчиво трубил в рог, вокруг которого собирались Знамена Мира.

Определение старушки- Европы в работе Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» изумительно схожи с отдельными местами из фолианта Н.Я. Данилевского «Россия и Европа». В титаническом труде того же автора «Вавилонская башня и смешение языков» системно обосновывается разнообразие человечества: «В этом акте божественного Промысла (законе национального дробления языков и культур– С.Е.) заключается, с одной стороны, признание того, что безбожная самопревозносящаяся техника, ярко выразившаяся в замысле постройки вавилонской башни, есть не случайное, а неизбежное и естественное следствие самого факта единообразной, национально не дифференцированной общечеловеческой культуры, а с другой стороны–указание на то, что только национально ограниченные культуры могут быть свободными от духа пустой человеческой гордыни и вести человечество по путям, угодным Богу»[5].

Цветущее евразийство не есть, однако, преемник славянофильства «по прямой». Их идейные основания не всегда «ходили вместе». Евразийские головы считали, что славянофилы были правы в общем абрисе проблемы и синкретичной связи судьбы русской культуры и православия. Однако они пошли по ложному пути «романтической генеалогии», обращаясь к славянству как к истоку своеобразия России. Евразийские топ-лидеры первыми придумали термин «геополитика» и консолидировали российское будущее с восточной корневой системой.

В связи с этим П. Н. Савицкий не видел фундамента и пьедестала для отождествления русской и славянской культур. Совмещение европейских и азиатских компонентов делает сопоставимыми культуры России и Византии. В отличие от славяно­филов, евразийцы вкореняли приоритет притягательности духовного родства над этнической общ­ностью. Крупно сыграть в этом должны были мода, формы досуга и другие средства художественной иллюстрации.

Симфоничные евразийцы размышляли о Храме как синтезе искусств, «рубили окно» в Азию и ставили отрицательный диагноз европейской цивилизации. Евразийцы- ордынцы любили историю с географией, диалогическое западно- восточное общение и были очень полиграфически активны, выпуская в свет сборники «Исход к Востоку» и, незатейливо, «Евразийство». Татарское нашествие рассматривалось как «благое дело» для сохранения идеологической девственности. Данные идейные потенции поэтично сформулировал чуткий к подземным толчкам А.А. Блок в поэме «Скифы»: «Да скифы –мы! Да азиаты–мы, ̸ С раскосыми и жадными очами!».

Флюиды монголофильства иногда находились у авторов не «основного потока». Весомые филологи А.Н. Веселовский, Ф.И. Буслаев, А.Н. Афанасьев обращали внимание на сакраментальную близость восточных мифов, легенд и сюжетов. Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя» отмечал, что «русский не только европеец, но и азиат». Поэтичный Вяч. Иванов хотел видеть христианство, дышащее двумя легкими. Его слова звучали как программа и надежда для христиан Запада и Востока. Убежденный самодержавник С.Ю. Витте в малом и большом сходился с данным течением, полагая, что «золотой век самодержавия России‒ эпоха монгольского ига»[6].

Широкое паблисити евро-азиатской доктрине придавали активные оппоненты и иногда переходящая на личности критика с использованием таких эпитетов, как «геополитическая мистика», «географический фатализм», «евробольшевизм» и «чингизхамство». Объектом атаки была и формулировка русской идеи «не мир сей, не мир иной, но нечто третье».

Переехавший телом на Запад Н.А. Бердяев считал евразийцев «духовными реакционерами», ибо они «…любят туранский элемент в русской культуре. Иногда кажется, что близко им не русское, а восточное. Татарское, монгольское в русском Чингизхане они явно предпочитают Св. Владимиру. Для них Московское царство есть крещенное татарское царство, московский царь–оправославленный татарский хан»[7].

С бердяевской критикой солидаризовались С.Н. Булгаков, И.А. Ильин, Ф.А. Степун, П.Б. Струве, С.Л. Франк и Г.П. Федотов. Философский бомонд полагал, что на путях татаризации трудно создать русскую самобытность и искать спасения «в Азии» и «на Востоке» можно только от духовной слабости. Особенно резким контр- евразийством грешила писательница русского зарубежья З. Гиппиус. В «Сказке о золотом петушке» А.С. Пушкина Русь слегка враждует с Востоком как источником соблазна.

По мнению избранного на роль «совести нации» академика Д.С. Лихачева, для России с высокой плотностью церквей во всех регионах большое значение имело противопоставление не только Востока с Западом, но и Юга с Севером. С Юга, из Византии, на Русь пришла духовность христианства, а с Севера – военно- княжеская культура и род Рюриковичей. Русь естественнее было бы назвать Скандовизантией, нежели Евразией[8].

Лучший русский монголовед Лев Гумилев пережил четыре ареста и два лагерных срока, любил ставить свечки и молиться перед иконой Спасителя. Широко известный и много читаемый научный столп выстрадал Идею, «бодался» с официальной этнографией, создал мировоззренческие основы и имел неожиданных союзников на Западе (А. Тойнби и С. Хантингтона). Подводя итоги трудоемким размышлениям, в одном из последних интервью совершенно однозначно было сказано, что тюрки и монголы могут быть настоящими друзьями, а англичане, французы и немцы–только хитроумными эксплуататорами. И– ультима рацио (последний довод): «Если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство»[9].

Развитая сыном «запрещенных» родителей концепция личности вошла в научный круговорот под именем «пассионарности» (лат. «passio» ‒страсть). Подобные личности преодолевают родовые инстинкты, самосжигаясь во имя Идеи и Идеала. С евразийской точки зрения, пассионарным может быть не только отдельный человек, но и народ. Изучение контактов Руси и Золотой Орды дополняло интерпретации отцов-основателей и в работе «От Руси до России» толкало к выводу о неслучайности связи с Ордой.

Родившийся от поэтичной женщины евразийский Лев слово «интеллигент» воспринимал как ругательство, а о евреях говорил следующее: «Проникая в чуждую им этническую среду, они начинают ее деформировать. пришельцы начинают относиться к ней потребительски. Проще говоря – жить за ее счет. Устанавливая свою систему взаимоотношений, они принудительно навязывают ее аборигенам и практически превращают их в угнетаемое большинство».

Единственный еврейский автор в строю евразийцев Я. А. Бромберг старательно отводил от единоверцев обвинения в разработке социалистического учения, указывая на специфический генезис «воинствующего утопического социализма» из римского католицизма и ложно понятого иудаизма. Признавая противоречия между иудаизмом и христианством, он предлагал объединить еврейскую мессианскую энергию с энергией России-Евразии, которой суждено стать «новым Израилем»[10].

Двуязычные идеологи первой русской эмиграции утверждали и повторяли, что Запад унаследовал от иудаизма такие закрепощавшие личность понятия, как «закон», «правовое государство» и «права человека». Они называли еврейского Вседержителя «Богом-администратором», противопоставляя его православию с любовным базисом. К тем же «иудаистским» корням возводилась и «мессианская» сущность марксистской доктрины.

При всех критических колебаниях «русская идея» как первостепенный контекст евразийства не могла абстрагироваться от имманентно присущей постановки еврейского вопроса. Спор евразийцев с евреями длился в таких принципиальных зонах и областях, как русское мессианство и оценка русской революции. Оживленные дискуссии без газетно-официальных оборотов в конечном счете упирались в острые межкультурные углы.

Трепетно относилось евразийство к прошлому и старательно вплетало живоначальные культурные мотивы в ткань современных форм. Приоритет отдавался не туземным ценностям, а церковно-фольклорному эпосу, пролонгации и оживлению традиций. Продолжая платоновские идеи о царстве философов, евразийцы ввели понятие «правящий отбор» и могут считаться пионерами отечественной теории элит. Правящая селекция («ведущий слой») как духовный орден– носитель идеалов данного социума и идейный член культуры.

Евро-азиатский неосакральный алмаз имеет философскую интоксикацию и отстаивает не только традиционное, но и Вечное. Интеллектуалы с евразийским отливом не считают экономику альфой и омегой сосуществования и активно ратуют за эластичную культурную самобытность. Антиоранжевый глобальный проект есть мировоззренческая матрица мышления и отношения к природе и миру. Евразийский полицентризм полагает, что мировых центров больше одного– и Россия, и Европа, и Китай, и Палестина.

Планета Земля, подобно человеческому мозгу, состоит из двух полушарий–Западного и Восточного. Обогащая грани евразийской концепции, Россия как страна десяти часовых поясов должна ассимилировать достижения Европейской и Азиатской ментальности. Оптимальная Европа оплодотворялась опытом географических открытий, радикально- политических всплесков и великого переселения народов. Однако и мудрый Восток все больше экспонирует, что древние цивилизации не канули бесследно в Лету.

В геополитическом ракурсе опыт Востока возбуждает немалый интерес. Послевоенный ренессанс Японии, гиперактивность Гонконга, Тайваня, Южной Кореи и Сингапура, монументальная, как Медный всадник, современная китайская экспансия членораздельно подтверждают эффективность данной стратегии. При скудно-природных ресурсах Восток смог поколебать западные диспозиции. Отягощенная ростовщическим капиталом Европа начала уступать пальму первенства.

Пространство Японии чуть больше Израиля, а культура кардинально не совмещается с американской. Там ничего нет, и есть все. «Японское чудо» нашло ключ к акселерации экономики в творческой сути человеко-деятельности. Японцы ‒ самые лучшие в мире работоголики с глубокой потребностью в высоком искусстве созерцания. Островная Япония с молодыми и не очень гейшами (буквально‒люди искусства) не была культурно-стерильно-изолированной. Способный японский режиссер А. Куросава активно сближал традиции Восток- Запад и создал кино-адаптацию романа Ф.М. Достоевского «Идиот» (1951 г.) с Масаюки Мори в главной роли.

Многие японские фирмы украшают сталинские лозунги. В японских синтонических храмах, как и в первом Иерусалимском, бесплатный вход (и выход) охраняется фигурами львов. Слегка поражает фонетическое и смысловое совпадение многих слов японского языка и иврита («собрание» по-еврейски «кнессет», по-японски «кнесси», «трудность» на иврите «коши», по-японски –«кошу». И т. д.).

Не только через узкий китайский взгляд заметна почтительность Дальнего Востока к традиции. Камни прошлого–ступени в будущее. Поколение за поколением наращивало пласт знаний на древнейшей первооснове. Восточно-глубинные толчки и волны пошли от Древнего Китая. Его философы и «мудрейшие мужи» основательно наследили в разнообразных сферах– от основ мироздания и боевых искусств до стратегии гос-строительства. Как условная модель боевого сражения на благоразумном Востоке возникла древняя и вечно юная игра шахматы.

Высшую ступень эстетико- китайского совершенства выражала категория «и-пинь» (род, сорт, разряд). Данный аксиологический концепт развивался-уплотнялся и переоткрывался в соразмерности с общим и искусствоведческим пониманием. На древнекитайских картинах, гравюрах и иллюстрациях человек обычно находится не на первом плане.

Склонная к пассивному созерцанию и самая протяженная во времени Китайская цивилизация ориентирована на великий порядок, гармонию и справедливость. На Востоке не было резко выраженных ступеней-этапов-эпох и время перемен считается роковым периодом истории. В пору китайского средневековья от просветленного человека требовалось быть и поэтом, и музыкантом, и живописцем, и философом. Каждый кандидат на государственную должность должен был написать рифмованное сочинение на заданную тему. Китайские любомудры по призванию утверждали, что деградация в музыке есть верный признак неблагополучия и даже гибели государства.

Легендарный итальяно- средневековый М. Поло редко воровал духовные бриллианты вместе с деревянным ящиком. Пилигрим и купец в «Книге о разнообразии мира» отразил свои неизгладимые впечатления о путешествии по Азии с заходом в Китай продолжительностью в семнадцать лет.

В глубоком плюсквамперфекте военные стратагемы и боевые искусства «бусидо» (дословно– «путь воина») имели несомненно- значимую роль. Так, в древнекитайском трактате «Сунь- Цзы» (V –IV в.в. до н. э.) затронуты проблемы философии и стратегии победы. Восток в многообразных формах всегда боготворил женский источник бытия и одновременно ставил женщину в рабскую позу.

Российским актерам очень трудно достоверно изобразить европейцев, но товарищ Сухов из «Белого Солнца пустыни» (реж.– В. Мотыль) легко и вполне доходчиво объяснил, что Восток– дело тонкое. Истина рождается не в споре, а в безмолвии и самосовершенствовании. Твердое и толстое ломается, мягкое и тонкое непобедимо. Вода побеждает скалы. Сила духа, превосходящая силу тела– щит личности. Духовная немощь тяжелее телесной. Чтобы победить противника, потребно одержать победу над собой, ибо преодолевший себя непобедим.

Антиномия духовного и материального высвечивает противостояние Востока и Запада, гармонии и конкуренции. Культуры разнятся и представлениями о старости. Азиаты более благосклонны к уходящей молодости. По всем вероятиям, легче стать китайским мудрецом, чем американским. В китайской станице Бама очень высокий удельный вес долгожителей.

Согласно букве и духу евразийской теории, единство многообразия‒ весомое условие мировой и национальной динамики. Такой подход совпадает с конфуцианской идеологией. В книге «Лунь юй» («Беседы и высказывания») содержится архи- глубокая мысль: «Благородный муж стремится к единству через разномыслие, но не стремится к единству через послушание»[11].

К воззрениям Кун Фуцзы (VI в. до н. э.), известного в Европе как «Конфуций» восходит собственно философская традиция с не совсем чеканно сформулированным нравственным императивом. Быть может, Конфуций был полу-еврейским мудрецом и имя знатного рода Кун происходит от названия израильских священнослужителей «коэн». Цитатник из сочинений Конфуция усваивался наизусть всем китайским народом. В начале III тысячелетия китайцы начали создавать по всему миру «институты Конфуция».

В китайском языке нет иероглифа «бог», однако в философии мудрейшего Лао- Цзы слегка абстрактное «Дао» трактуется как «всеединое». Человек зависит от земли, земля от неба (космоса), небо– от Дао, а Дао– от себя самого с верностью изначальной основе. В изменчивом есть неизменное как истинно-сущее. Заветы даосов обращены ко всем желающим вместить в себя целый мир и обрести подлинно великое и Вечное. В даосизме фокусируются корни игры с посягательством на святая-святых европейского индивидуализма. «Мудрый человек не имеет собственного сердца–учил Лао-Цзы– Его сердце состоит из сердец народа» .

Японцы по сравнению с китайцами менее склонны к отвлеченным рассуждениям. Поэтому всеединое «Дао» превратилось в более реалистичное «До» (буси- до, каратэ- до, дзю- до).

Желтолицым китайцам присуще и специфическое чувство юмора. Связка «король- шут» прочно вошла в народное сознание и на Востоке. В отличие от европейских смеховиков, свобода китайского шута без колпака и бубенцов базировалась не на придворном безумии, а на императорской благосклонности с желанием время от времени узнавать правду. Китайские шутники нацеливали свои стрелы на самовлюбленных чиновников- службогонов и любую «священную корову» с атрибутами благоговения и неприкосновенности. Без удобной маски идиота границы воли затейщиков часто нарушались и иногда переступали опасную грань конфронтации с властью. Китайский Геродот, Сыма Цянь (145-86 до н.э.) пробудил интерес других столпов к данной судьбоносной проблеме.

На Востоке родились поговорки: «Смеха боится даже тот, кто ничего не боится» и «Пулей можно убить одного, смехом можно убить тысячи».

Как светлый или смуглый человек с чувством юмора и без вредных привычек думает, так и строит свои отношения с внешним миром. Арабская, а тем более, римская единица тянется вверх. Если арабские цифры еще имеют тенденцию к округлости, то римские категорически прямолинейны и рассекают пространство – «разделяй и властвуй», «рви мысль», «плати и потребляй». Китайская же единица горизонтальна / – /, и как дао- вода устремлена вниз и вширь.

Исследовательница Востока Т.П. Григорьева проницательно замечает, что горизонтальная единица в принципе не может рассекать – она не дает распадаться единому. «Мой Путь одним пронизан» – говорил Конфуций. Такова колея и каждого мудреца: соединять разделенное невежеством. Вертикальная единица толкает к действию, поиску, дерзанию и бунту, горизонтальная – к покою, недеянию, естественности. Одна ведет к разделению и дифференциации, другая – к согласию и интеграции[12].

С другой стороны, Восток более причастен к высоте мира (Вос— ход), а гуманитарно- животворящий Запад – к падению на Землю, к стихии земли. Именно с Запада распространялись приземляющие оковы – колонизация, империализм и глобализация. Как обозначал Гегель, «в каждой вещи есть и Запад, и Восток»©.

В славянском преломлении азиатско-рисовая страна идеализировалась. China несколько раз упоминается в нон- фикшн тверского купца Афанасия Никитина«Хождения за три моря» (ХV в.). Страстным желанием побывать в Китае горело «Солнце русской поэзии» А.С. Пушкин. Образ Китая стяжал символическое значение в дебатах сторонников и противников прозападной ориентации. Граф С.С. Уваров выступал с инициативой (не наказуемой и не реализованной) учреждения Азиатской академии.

Идущий по борозде за плугом Л.Н. Толстой видел в Поднебесной воплощение земледельческо-духовной гармонии, искренне увлекался восточными идеями и изъявлял мечту выучить китайский язык. Постулат Конфуция о главной роли этико-морального критерия писатель сложной биографии использовал для жесткой оценки модернизма и декаденства. В «Крейцеровой сонате» даже музыка Бетховена и драмы Шекспира подвергались «нравственной зачистке» через призму конфуцианских доктрин.

Младший современник Л.Н. Толстого и философ-поэт колоритной натуры Владимир Соловьев пророчил грядущее столкновение двух культурных миров, в котором духовно-гормональный Китай с рисоводческими кооперативами легко окажется сверху христианской цивилизации.

Великий Д.И. Менделеев ставил духовную культуру Китая выше европейской. Горячо любимый тесть А.А. Блока отмечал, что у русских есть то преимущество, что они раньше китайцев прорубили окно в Европу, а у китайцев то, что они раньше и тверже всех народов стали следовать за мудрецами, проповедовавшими великое влияние добрых нравов.

Страстный любитель театра К.С. Станиславский многое позаимствовал из восточной литературы для создания своей «системы» (кавычки ставил Он Сам). В советских редакциях стали постепенно исчезать понятие «прана», сравнение создаваемого актером образа с эфирным или астральным телом, но сохранились такие термины, как «перевоплощение», «зерно образа» и др. «Система» одарила своим богатством актеров и режиссеров. Упражнения для развития внимания, сосредоточения, свободы мышц сближают актерскую систему с методологиями медитативных техник, особенно прописанных в буддизме*.

Совсем не странно, что глубокую корневую систему и юные побеги в Китае имеет Ветхозаветная Библия. Евреи размножаются не так быстро, как китайцы, однако жили и живут на всех материках, кроме Антарктиды. В статье «Китай» из Еврейской энциклопедии можно прочитать: «Действительно, все данные указывают на долгое и своеобразное развитие религиозной и общественной жизни китайских евреев, начало которой едва ли может быть отнесено ко времени более позднему, чем первый век христианства»[13].

Один из лейтмотивов дружбы народов явственно прозвучал еще в Хазарском каганате. Там славянский этнический субстрат государственно сожительствовал с народностями туранского и семитического генезиса. Квадратуру круга судеб России, Китая и евреев высветил разгром данной Ассоциации киевским князем Святославом в 965 году. Кровавый эксцесс в низовьях Волги гулким эхом откликнулся по всему миру.

Судьбоносная проблема «Китай и сионизм» не всегда активно присутствует в российско- академических планах, однако в Китае о евреях написаны погонные метры книг. Историк западной ориентации Т.Н. Грановский в юном возрасте познакомился с Торой и в студенческой работе «Судьбы еврейского народа» называет Китай самым удаленным местом эмиграции евреев после захвата Римом Иерусалима. «Евреи– проницательно замечает будущий светила– проникли в Китай и основали там в Ка-ин-фу колонию, которая существует до сих пор»[14].

Община Ка-ин-фу с древней синагогой, построенной по типу китайского храма, магнитила внимание служителей Клио. В период расцвета личный состав общины насчитывал несколько тысяч активных членов с профицитом эндорфинов. Колена Израилевы очень легко ассимилировались в китайской культуре, с готовностью включали ее традиционные ценности в свои религиозные устои и ели мацу китайскими палочками.

Для обогащения внесознательных ассоциаций можно вспомнить, что многолетние и не совсем ветхие греки и римляне иногда превращали свои тела в художественные произведения, а Китай называли «Sinae» («Синэ», «Синае»), что каким-то удивительным образом созвучно со словом «Синай». Очевидно, не совсем случайно и термин «синагога» (сина-гога) содержит элемент «сина».

И в более поздние времена синайские мудрецы и китайские богдыханы результативно взаимодействовали на мировой арене. В феврале 1972 г. от Р.Х. израильские дипломаты инициировали открытие консульства в Гонконге. В том же году в Израиле были сделаны шаги (посредством переставления нижних конечностей) к созданию общества израильско- китайской дружбы, а премьер-министр Голда Меир без шуток заявила, что ее страна стремится завоевать поддержку Китая. Современный Гонконг– это дальневосточная столица евреев (вторая столица– Шанхай), а на Тайване наблюдается большое количество Ротари- клубов.

Китай без олигархов рассматривает Поднебесную как дом, где живет большая семья, регулярно медитирует и систематически познает не только российскую, но и еврейскую проблематику. В спектре исследуемых проблем– культура и история израильтян, а также такие экстравагантные темы, как «евреи и деньги», «мудрость евреев», «еврейский юмор», «евреи и политика США». Крайне сдержанно освещаются «культурно-советские особенности». Обстоятельно говорится о Еврейской автономной области с центром в Биробиджане. В результате много-трудных исследований, затратив большое количество человеко-мозгов, китайские авторитеты пришли к оптимистическому выводу, что только еврейскую культуру можно поставить на одну доску с китайской.

– Лева, вы знаете, порох, оказывается тоже изобрели евреи!

– Чепуха, все знают, что порох изобрели китайцы.

– Да-да. Лю-шинь-берг и Вань- шань-штейн.

Мудрому и вечному Востоку не хватило места в марксистской концепции исторического материализма. В СССР идеи об «азиатском» способе производства сознательно отторгались, ибо ментально страны Востока близки с российскими ценностям. Скорее всего, социализм в советской версии– это модификация Востока, а не преодоленный Запад. Однако синтез марксизма с конфуцианством породил «Китайское чудо». Не совсем черный народ ест мало (обычно из одной миски), верит в великое будущее и с оптимизмом его приближает*.

Азиатская страна неоднократно делала последнее китайское предупреждение воробьям, которые расклевывали народный рис с народных полей. Китайцев в Китае больше, чем воробьев. Край восходящего Солнца в географическом смысле далеко от Европы. Однако он обладает крупными шансами на национальное преломление европейской идеи развития. «Младший брат» стал старшим соперником. СМИ и популярная литература расширяют «китайский вопрос».

Быть мудрым по-китайски–значит не упустить момент для воплощения мечты или цели. Сегодня шагающий левый марш Китай с самой длинной и видимой из космоса стеной* не плача и не смеха превозмог трагические последствия «культурной революции» и продолжает граничить с Монголией. Китай повышает культурную мягкую силу государства при помощи обаяния конфуцианской традиции, спорта и центрального телевидения. Ни одна экономическая теория Запада не может объяснить «китайского чуда», главный инструмент которого– сознание кадров. Можно заметить в скобках, что в китайском языке словосочетание «заниматься бизнесом» совпадает с понятием «осмысленно жить».

«Горит Восток зарею новой». Даже самые активные «китобойцы» вынуждены признать, что реактивный взлет Срединного государства («Чжунго») на вершину мирового Олимпа означает смещение геополитического центра тяжести на Восток. В американо- антикитайской риторике слышатся компромиссные обертоны с выводами о том, что США следует наладить добрососедские отношения с Китаем. Из двухполюсного эмбриона должен родится желанный плод.

Антилиберальный евразийский Гольфстрим радикализирует миропорядок. В Pax Euroasiatica очаги конфликтов становятся зонами диалога культур со свежими порциями народной любви. Россия как самая «азиатская страна» в Европе не может оградиться китайскими стенами от соседей по глобусу. Всматриваясь в иероглифы, она должна переоценить столбовой путь человечества. Евразийская интеграция возбуждает политиков различной ориентации, общественных деятелей и интеллектуальных членов экспертного сообщества.

На страницах газеты с красным отливом «День» (главный редактор–А.А. Проханов) весной 1992 года опубличилась серия статей о «последней схватке» евразийского и атлантических континентов. Отмечалось, что в данный момент понятие «наши» стало эквивалентом концепции евразийства, которая объединяет не только русских и славян, но и татар, турок, финно- угорские народы и всех тех, кто осознает свои генетические связи с империей и имперским идеалом»[15].

Кинорежиссер Н. С. Михалков- мл. шагал по Москве, в настоящее время проявляет склонности к евразийскому реваншу и в некоммунистическом Манифесте отмечает: «По Божьей Воле сложившийся в России тысячелетний союз многочисленных народов и племен представляет собой уникальную русскую нацию. Нам свойственно особое сверхнациональное, имперское сознание, которое определяет российское бытие в системе особенных–евразийских (курсив наш– С.Е.) – координат. Ритм нашего развития и территория нашей ответственности измеряются континентальными масштабами. Россия-Евразия–это не Европа и Азия, и не механическое соединение последних. Это самостоятельный культурно- исторический материк, органическое национальное единство, геополитический и сакральный центр мира»[16].

Трагедийный лагерный прозаик А.И. Солженицын постоянно и много-трудно размышлял о том, «как обустроить Россию». Лауреат Нобелевской премии считал национальной идеей сбережение народа. Регулярно повторяя тезис о печальных последствиях российского неумения «вычерчивать среднюю линию в политике», переводимый и приглашаемый писатель определенно совмещался с евразийской геополитической нотой.

Усиленный интерес к евразийской фракции инициируется и тенденциями освежения отношений с экс-союзными республиками. Евразийский вектор интеграции осколков СССР актуализирует двуглавый орнитологический символ. Зачатый от трех нетрезвых топ-политиков в Беловежской Пуще 8 декабря 1991 года Союз Независимых Государств умер, не родившись. Белорусско- заповедная Пуща создала ощущение транса от жизни в «обрезанной» стране.

Некоторые законнорожденные дети молодых родителей бывшего Союза проживают в не очень дальнем зарубежье. Однако пост-либеральные внуки воздают должное историческому былому. Основоположник тенниса Б.Н. Ельцин обещал лидерам союзных республик столько суверенитета, сколько они «смогут проглотить», если совместно выступят против Центра. Трезвое переосмысление тяжелого опыта возрождает центростремительные (вперед и вверх) градиенты консолидации. Как после татаро-монгольского ига, происходит собирание русских земель.

Великим сыном казахского народа Н.А. Назарбаевым и жузовой элитой в первой половине лихих 90-х годов был легитимизирован проект Евразийского экономического союза. Казахстан граничит на Востоке с Китаем, делит с Россией наследство Чингисхана и с полным правом может называться Евразией. Официальная биография Нурсултана Абишевича напоминает жизнеописание эпического богатыря. Заштатный Целиноград превратился в столичную Астану. Однако Евразийский Союз– это не возрождение империи, а интеграция, требующая выверенных образов прошлого и настоящего.

Как проницательно заметил в Валдайской речи Президент В.В. Путин, «Евразийский союз – это проект сохранения идентичности народов, исторического Евразийского пространства в новом веке и в новом мире. Евразийская интеграция – это шанс для всего постсоветского пространства стать самостоятельным центром глобального развития, а не периферии для Европы или для Азии. Хочу подчеркнуть, что Евразийская интеграция также будет строиться на принципе многообразия. Это объединение, в котором каждый сохранит свое лицо, свою самобытность и политическую субъектность. Вместе с партнерами будем последовательно, шаг за шагом реализовывать этот проект»©.

Призрак не бумажной интеграции бродит по Европе. РФ и экс- союзные республики есть ядро Евразийского Союза. Рождающийся мировой полюс есть «связка» между Европой и динамичным Азиатско-Тихоокеанским регионом. Подписание судьбоносного Договора о Евразийском экономическом союзе в Астане между Россией, Казахстаном и Белоруссией 29 мая с.г. ‒ тому порука. Русский с казахом и белорусом– братья навек и еще споют песню «Широка страна моя родная…».

Золотой ключ любой обогащающей интеграции– культура. История с географией свидетельствуют, что добровольные тандемы укрупняют возможности каждого этноса и насыщают социальное пространство кислородом. Культура с салонами истины, добра и красоты есть созидательная «мягкая сила», включающая искусство, идеологию, образование и науку, а также интеллект и достоинство элитной политической воли. Космический Н.К. Рерих полагал, что дума о культуре есть врата в будущее©.

Сердце не научится любить, если устало ненавидеть. Основной функционал культуры– художественная инсталляция идей, их совмещение с массовым сознанием и метаморфоза в материальную силу. Фольклорно- патриотические песни тысячекратно эффективнее лекции о геополитике. Стержневая ценность– де-факто русский язык как «путное» средство межнационального общения.

Побеждает тот, кто вне конкуренции. Борьба за все хорошее в ракурсе евразийства с запахом Универсалии взыскует синтеза трех источников (и составных частей): системного многоаспектного идеализма, теории управления проектами и сольфеджио игры на мировом финансовом тотализаторе. Культура– второе генеральное направление (после спорта) вложения денег с большими рекламными возможностями. Искусство никогда не занимало верхние строки приоритетных направлений бюджетного финансирования. Привлечение средств на искусство само становится искусством.

«За все на евреев найдется судья» (И. Губерман). Почти общеизвестно из Пятикнижия и еврейских анекдотов, что в мировых финансах есть частицы и еврейского ростовщического духа. Однако в последней книге Торы дается путеводная нить к постижению денежной помощи: «Но открой ему руку твою и дай ему взаймы, смотря по его нужде, в чем он нуждается» (Второзаконие 15:8). В соответствии с данными сакральными первоисточниками благотворительность‒ обязанность каждого. Даже нуждающийся должен помогать еще более бедным. Скрывающий беду нуждается в фин-инъекции больше того, кто открыто просит подаяние. Трудно переводимое слово «цедака» объединяет понятия благотворительности и справедливости. Она есть матрица справедливого мира. Первая (начальная) ступень цедаки‒давать из рук в руки, вторая (продвинутая)‒ принявший не знает, кто ему дал, третья (высшая)‒дающий не знает и не хочет знать, кому дает.

Традиции и базовые ценности мессианского иудаизма оформились до возникновения товарно- денежных отношений. Жертвенный смысл обрезания напоминает о кровинке ребенка как истоке культуры. Выходящий за рамки религии иудаизм учит не только верить, но и жить. Он совмещает ростовщичество с благотворительностью. Евреев как священный народ и первую диаспору на планете хоронили бесконечное количество раз. Достойно- сознательные евреи знают свою историю и не очень оптимистичны, но никогда не теряют Надежды и чувства юмора.

Потомки царя Давида первыми осудили рабство, зажигают свечи в память о чудо- Хануке и регулярно прощают долги. Генезис идеи прощения- цедаки был многоактной драмой иудаизма. Центральное жертвоприношение Пятикнижия– это не белый кролик в черной шляпе фокусника, а готовность Авраама лишить жизни единственного сына Исаака. Сосуществуя со свободным рынком, ценность цедаки учитывает его внутреннюю ограниченность. Экономическая система должна поддерживать свободу, а не финансовое рабство. Периодическое отпускание недоимок разрубает порочный круга нищеты и зависимости.

Современное еврейское государство часто игнорируется США и стоит перед альтернативой: невосполнимая утрата независимости в тисках глобализма или прорыв мессианской пассионарности, о котором говорили пророки Израиля.

В периодически светлых водах политики просматриваются идеалы общественного совершенства и собственных неотчуждаемых целей. Политика иногда интересуется крупным бизнесом и переставляет фигуры на шахматной доске, религия и искусство изменяют человека.

Дорога может вести не только к храму, но и к Дворцу культуры. «Гибель искусства» – столь же долгая тема, как и падение нравов. Однако при наличии вменяемых инвесторов искусство производит эмиссию чувств и хромосомы будущего. Именно искусство как родовой рояль есть живой носитель непреходящего, могущий сделать русскую идею в евразийском формате эмоционально- притягательной и Вечной.

* Кронос был низвергнут сыном Зевсом в тартарары. В римской мифологии Кроносу соответствует Сатурн.

[1] Цит. по: Ганичев В.П. Слово. Писатель. Отечество.–М., 2013.– С.165.

[2] Обама Б.Х. Дерзость надежды: мысли о возрождении американской мечты.– СПб., 2008.– С.297.

[3] Леонтьев К.Н. Цветущая сложность: Избр. ст. – М., 1992.– С.21.

[4] Карсавин Л. П. Философия истории.– М., 2007.– С. 460.

[5] Трубецкой Н.С. Избранное.– М., 2010.– С.216.

[6] Цит. по: Пащенко В. Я Социальная философия евразийства.‒ М., 2003.‒ С.137.

[7] Цит. по: Логинов А. В. Россия и Евразия. Евразийский вектор: поиски российской цивилизационной идентичности в ХХ столетии.–М., 2013.– С.179.

[8] См.: Лихачев Д.С. Русская культура.– М., 2000.– С.18.

[9] Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации.– М., 1993.– С.30.

[10] См.: Бромберг Я.М. Еврейство и евразийство.‒М.,2002.

[11] Цит. по: Титаренко М.Л. Геополитическое значение Дальнего Востока. Россия, Китай и другие страны.–М., 2008.– С.91.

[12] См. Григорьева Т.П. Дао и логос (встреча культур) – М., 1992.– С. 364 -365.

* Знаток творческих органической природы К.С. Станиславский и его отрицатель-продолжатель Н.В. Демидов полагали, что актер должен не играть, а жить на сцене, даже если он получил отдельную квартиру. Таинственны пути и тропы к вдохновению, но незабываемы вспышки с ожогами восторга в сердцах зрителей.

[13] Еврейская энциклопедия (под ред. А. Гаркави и Л. Каценельсона) в 16 т.– М.,1991.–Т.9. – С.493.

[14] Цит. по: Русаков Р. Дыхание драконов (Россия, Китай и евреи).–М., 1995.– С.10

* Борьбу Китая за мировое господство можно считать одной из главных доминант будущего. Ирония истории состоит в том, что интенция к созданию однополярной мировой системы привела к росту Китая.

* Великая китайская стена напоминает о том, на какие жертвы способен восточный народ.

[15] Цит. по: Соколов С.М. Философия русского зарубежья: евразийство –Улан-Удэ, 2003.– С.103-104.

[16] Михалков Н.С. Право и правда. Манифест просвещенного консерватизма.–М., 2010.– С.14-15.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ СЛОВА

Эстетические переживания и интеллектуальное познание бесконечны и неисчерпаемы, а любая работа в бумажном или электронном варианте– даже философско- публицистическая –должна иметь ключевые и заключительные Слова. Вступительные Слова обычно составляются по принципу «прежде чем начать говорить, я хотел бы сказать», а завершательные– «из всего вышесказанного вытекает нижеследующее».

Античный Гераклит заметил когда-то, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Многое в этой жизни течет. Однако Идеи имели, имеют и будут иметь смысл только в том случае, если они распространяются, создавая ощутимый жизненный смысл. Экспансия национальной идеи с ветхозаветно- библейскими вкраплениями в современном ракурсе- формате есть право и обязанность искусства.

Всякая философская концепция критикуема путем указания на ее внутреннюю противоречивость или возможность редукции к известным основаниям. Но любая глубина- высота есть одновременно простота и достижима только в случае, если будет обеспечена ее связь с действительностью.

Для градиентов будущего следует привести критические аргументы в отношении собственной позиции. Необходима рефлексивная работа по прояснению оснований и ограничений авторских взглядов. В качестве такой саморефлексии можно отметить недостаточную разработку позиции зарубежных ученых на изучаемую проблему. Кроме того, требуется более системный анализ вечно юной еврейской проблемы в контексте взаимосвязи с русской идеей, искусством и евразийством.

Данные насущные проблемы являются не стерильно- философскими, но и в значительной степени экономическими, политическими и геополитическими. Привлечение внимания заинтересованных сторон усилит взаимодействие философской мысли и иногда «окаянной» действительности. Пересмотр многожильной проблемы «Русская идея и искусство» распахнет окно новых эстетических и исследовательских горизонтов.

Эпилог уходит со сцены, а пьеса продолжается.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аверьянов В.В. Русскаядоктрина (Сергиевский проект) /В.В. Аверьянов,

А.Н. Анисимов, И.Л. Бражников и др. – М., 2008.

2. 2. Айхенвальд Ю. А. Дон Кихот на русской почве. ‒ Москва- Минск, 1996.

3. Алмазов Б.А. Мы казачьего рода: очерки истории казаков.‒

Хельсинки, 2008.

4. Анатоль А. Истина Дао: даосизм для Запада.– М., 2008.

5. Антонова О.А. Искусство и православие.‒ М., 1983.

6. Артамонов М. И. История хазар.‒ 2- е изд. ‒ СПб. 2002.

7. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.–М., 1986.

8. Бегунов Ю. К. Тайная история масонства.‒М., 2006.

9. Беззубцев-Кондаков А.Е. Надо ли России бояться Китая– СПб., 2011.

10. Бергсон А. Два источника морали и религии (пер. с англ.).– М., 1994.

11. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма.–М., 1990.

12. Бердяев Н. А. Кризис искусства.‒ М., 1990.

13. Бжезинский З. Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис

(пер. с англ.).– М., 2012.

14. Бибихин В.В. Язык философии.– М., 1993.

15. Биккулова И.А. Феномен русской культуры серебрянног века.‒М., 2010.

16. Блок А.А. Искусство и революция (сост. и примеч. Л. Асанова).‒ М., 1979.

17. Бовин А. Е. 5 лет среди евреев и мидовцев, или Израиль из окна

российского посольства:(Из дневника).– М., 2002.

18. Борев Ю.Б. Эстетика.– М., 1988.

19. Бранский В.П. Искусство и философия.– Калининград, 1999.

20. Бромберг Я. А.Евреи и Евразия (предисл. В.Н. Ильина). – М., 2002.

21. Бирюков В.Ф. Искусство и политика.–Тула, 1990.

22. Бушин В. С. Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру.–

М., 2012.

23. Веллер М.И. Великий последний шанс.– СПб., 2006.

24. Вихнович В.Л. 2000 лет вместе: евреи России. ‒ СПб., 2007.

25. Вишев И.В. Проблема бессмертия человека в русской

философии: персоналии и идеи. В 2-х ч.‒Челябинск, 2000.

26. Вопросы философии. 1990.‒ № 1.

27. Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного (пер. с нем.). ‒М.,1991.

28. Гандапас Р. Харизма лидера.–М., 2013.

29. Ганичев В.П. Слово. Писатель. Отечество.– М., 2013.

30. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа.‒СПб., 1994.

31. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1.– М., 1974.

32. Георгиева Т.С. Культура повседневности. Русская культура

и православие.– М., 2008.

33. Гладкова О.И. Валерий Гаврилин: родник русской музыки.‒СПб., 2013.

34. Гламаздин В.В. Библия G- модератора. Тактики и техники

будущих властителей Земли.– СПб., 2007.

35. Гордиенко Н.С. «Крещение Руси»: факты против мифов и

вымыслов.‒ СПб., 1986.

36. Горин Д.Г. Производство смысла и коды социального опыта

в России – М., 2011.

37. Горюнков С. В. Глобальный кризис как шанс поумнеть. – СПб., 2009.

38. Григорьева Т.П. Дао и логос (встреча культур) – М., 1992.

39. Гулыга А.В. Принципы эстетики.‒М., 1987.

40. Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. –М., 1995.

41. Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации.‒М.. 1993.

42. Давидович В.Е. Теория идеала (отв. ред. Е.Я. Режабек). –

Ростов н/Д., 1983.

43. Даллес А. Искусство разведки: (сокр. пер. с англ. и предисл.

Р.В. Горева).‒ М., 1992.

44. Девятов А. П. Китайский путь для России?

(Донесения полковника ГРУ). – М., 2004.

45. 45. Демин В.Н. К звездам быстрее света: русский космизм

вчера, сегодня, завтра/ Демин В.Н., Селезнев В.П. – М., 1993.

46. ДостоевскийФ. М. Избранные произведения в кратком изложении.‒

М., 2005.

47. Достоевский Ф.М. Дневник писателя: (ред.- сост. С.В. Супрунова).‒

Калининград, 2005.

48. Дугин А.Г. Тамплиеры Пролетариата (национал- большевизм

и инициация).‒ М., 1997.

49. Еврейская энциклопедия в 16 т. под ред. А. Гаркави и Л. Каценельсона.–

М., 1991.

50. 50. Емельянов С.А. Философские и социологические проблемы

модернизации России.‒ СПб., 2005.

51. Емельянов С.А. Модернизация России: социально-философский

анализ ‒ СПб., 2006.

52. Емельянов С.А. Феноменология русской идеи и американской мечты.–

СПб., 2009.

53. Емельянов С.А. Сколько стоит русская идея? Практические аспекты

проблемы идеального и национального – СПб., 2012.

54. Ефимов В.А. Концептуальная власть.– СПб., 2003.

55. 55. Жидков В.С.Искусство и общество / В.С. Жидков, К.Б. Соколов.‒

М- СПб.‒ 2005.

56. Жижек С. Кукла и карлик: христианство между ересью и бунтом

(пер. с англ.).‒М., 2009.

57. Замойский Л.П. Масонство и глобализм. Невидимая империя.‒М., 2001.

58. Зиновьев А. А. Русская трагедия: Гибель утопии.– М., 2003

59. Иванченко Г.В. Совершенство в искусстве и в жизни.‒ М., 2007.

60. Ильенков Э. В. Философия и культура.– М., 1991.

61. Ингерлейб М. Наблюдая за евреями: скрытые законы успеха/

М. Ингерлейб, Е. Шацкая.‒ Ростов н/ Д., 2012.

62. Иоанн (Снычев И.М.) Русский узел.–С-Пб., 2008.

63. Йошпе Р. Что такое еврейская философия?(пер. с англ.).–М., 2003.

64. Каган М.С. Лекции по марксистско- ленинской эстетике.– Л., 1973.

65. Казин А.Л. Русская красота. Основы национального эстезиса. ‒

СПб., 2003.

66. Кантор К.М. Двойная спираль истории: Историософия проектизма.‒

М., 2002

67. Караманчев В. Пролетарская символика (пер. с болг.).‒ М., 1978.

68. Кара- Мурза С.Г. Истмат и проблема Восток–Запад. – М., 2001.

69. Каратаев О.Г. Еврейский блюз.– СПб., 2004.

70. Карпушин И.И. Искусство и религия: Истоки и грани взаимодействия.–

М., 1991.

71. Карсавин Л. П.Философия истории.– М., 2007.

72. Катасонов В.Ю. Мировая кабала. Ограбление по еврейски.–М., 2012.

73. Кефели И.Ф. Философия геополитики.‒ СПб., 2007.

74. Клеман О. Отблески света: Православное богословие красоты

(пер. с франц.).–М., 2004.

75. Ключник Р.Т. Лекции президентам по истории, философии и

религии.– Барнаул, 2007.

76. Комиссаров С.Н. Художественная интеллигенция: противоречия в

сознании и деятельности.– М., 1991.

77. Комаров В.Д. Что такое глобальные проблемы современности.–Л.,1986.

78. Коняев Н. М.Православная история России: от Крещения до

наших дней.‒ М., 2011.

79. 79. Крутоус В.П. Категория прекрасного и эстетический идеал. ‒ М., 1985.

80. Кузнецова Т. В.Парадигма народности в эстетической теории.–

М., 2010.

81. КургинянС. Е. Слабость силы: аналитика закрытых элитных игр

и ее концептуальные основания. ‒ М., 2007.

82. Ленин В.И. Полное собрание сочинений в 55 т. Изд. 5-е.‒ М., 1970.

83. Леонтьев К. Н. Цветущая сложность : Избр. ст. (Сост., вступ. ст. и

коммент. Т. Глушковой). ‒ М., 1992.

84. Лифшиц М.А. Карл Маркс. Искусство и общественный идеал.‒М., 1972.

85. Лихачев Д.С. Смех в Древней Руси./ Д.С. Лихачев, А.М. Панченко

Н.В. Понырко.– М., 1984.

86. Лихачев Д.С. Русская культура. – М., 2000.

87. Лобок А.М. Подсознательный Маркс, или Евангелие, которое

не состоялось. – Екатеринбург, 1993.

88. Лосский Н.О. Характер русского народа.–М., 1999.

89. Лотман Ю.М. Об искусстве.–М., 1998.

90. Мазаев А.И. Искусство и большевизм (1920-1930-е гг.).

Проблемно-тематические очерки и портреты ̸ Вступ. ст. Н.А. Хренова.–

М., 2007.

90. 90. Маркс К. Сочинения: в 50 т./ К. Маркс, Ф. Энгельс.‒ М., 1955-1981.

91. МарксК. К. Маркси Ф. Энгельс об искусстве :(Сборник). В 2 т.‒

М., 1976.

92. Мартынов В.Ф. Философия красоты.–М., 1999.

93. Медведев А.В. Похищение Европы: Искусство. Торговля. Война.–

СПБ., 1999.

94. Медведев Р.А. Капитализм в России? – М., 1998.

95. Меерзон Б. Быть евреем.– СПб., 2009.

96. Миронов Б.Н. Социальная история России: (XVIII – начало ХХ в.). Т. 2. –

СПб., 2000.

97.Михалков Н.С. Право и правда. Манифест просвещенного консерватизма.–

М., 2010.

98. Мондри Г. Писатели-народники и евреи (Г.Н. Успенский и

В.Г. Короленко).– СПб., 2000.

99. Най Дж. Гибкая сила. Как добиться успеха в мировой политике

(пер. с англ.).–М., 2006.

100. Неизвестный Э.И. Кентавр: Эрнст Неизвестный об искусстве, литературе

и философии.‒М., 1992.

101. Некрасова М.А. Народное искусство России в современной культуре.–

М., 2003.

102. Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения

и зрелища. Конец ХVIII- начало ХХ века.– СПб., 2004.

103. Нилус С. А. «Близ есть, при дверех…». Тайна протоколов сионских

мудрецов– СПб., 1998.

104. Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории

Восточной Европы и Кавказа.‒М., 1990.

105. Обама Б.Х. Дерзость надежды: мысли о возрождении американской

мечты.– СПб., 2008

106. Орлова В.В. Мусоргский в Петербурге.‒ Л., 1974.

107. Основы социальной концепции Русской православной церкви.–2000.

108. Отто Б.К. Дураки: Те, кого слушают короли (пер. с англ. и кит.).‒

СПб., 2008.

109. Павловский Г.О. Гениальная власть! Словарь абстракций Кремля.‒

М., 2012.

110. Панарин А.С. Народ без элиты.– М., 2006.

111. Пащенко В. Я Социальная философия евразийства.‒ М., 2003.

112. Платон Государство (пер. А.Н. Егунова).– СПб., 2005.

113. Плетнева С.А. Хазары.‒ М., 1986.

114. ПлимакЕ. Г. Политика переходной эпохи:Опыт Ленина.‒М., 2004.

115. ПолоМ. Книга о разнообразии мира (пер. с фр. И. Минаева, вступ. ст. и

прим. М. Горнунга). – М., 2008.

116. Померанц Г. С. Открытость бездне. Встречи с Достоевским.– М., 2003.

117. Почепцов Г.Г. Революция соm.: основы протестной инженерии.–

М., 2005.

117. Примаков Е. М. Мир без России?.К чему ведет политическая

близорукость. –М., 2010.

118. Проблема человека в современной философии.– М., 1969.

119. Радищев А.Н. Избранные философские произведения.– М., 1949.

120. Разуваев В.В. Политический смех в современной России– М., 2002.

121. Ребель А.И. Евреи в России: самые богатые и влиятельные.‒ М., 2011.

122. Рерих Н. К. Сердце Азии. Сказки. Дневники.–М., 2009.

123. Решетников М.М. Современная российская ментальность.–М., 1996.

124. Русаков Р. Дыхание драконов (Россия, Китай и евреи).–М., 1995.

125. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян.‒ М., 1997.

126. Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь?–

СПб., 1994.

127. Сакс Дж. Достоинство различия: как избежать столкновения

цивилизаций (пер. с англ.).– М., 2008.

128. Сараева- Бондарь А.М. Силуэты времени.– СПб., 1999.

129. Сатановский Е.Я. ШЛА БЫ ТЫ…Заметки о национальной идее.–

М., 2014.

130. Саттон Э. Уолл-стрит и большевицкая революция (пер.с англ.).‒

М., 2005.

131. Светлакова О. А. «Дон Кихот» Сервантеса. Пробл. поэтики.– СПб.,

133. Семенов В.Е. Социальная психология искусства. Актуальные

проблемы.– Л., 1988.

133. Синдром гения : (сборник произведений по «философии гениальности»

/пер. с итал. К. Тетюшиновой; пер. с фр. Б. Скуратова и др.). ‒ М., 2009.

134. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов =

Inquiry into the nature and causes of the wealth of nations

(пер. с англ., предисл. В.С. Афанасьева).‒ М., 2007.

135. Соболев Г.Л. Тайна немецкого золота.–М., 2002.

136. Соколов С.М. Философия русского зарубежья: евразийство– Улан-Удэ,

2003.

137. Солженицын А. И. Двести лет вместе.– М., 2006.

138. Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. –М.,1989.

139. Спивак М. Посмертная диагностика гениальности: Эдуард Багрицкий,

Андрей Белый, Владимир Маяковский в коллекции Института мозга

(материалы из архива Г.И. Полякова).– М., 2001.

140. СпиридовичА. И. История большевизма в России от возникновения

до захвата власти.‒ М., 2007.

141. Столович Л.Н. Красота. Добро. Истина: Очерк истории

эстетической аксиологии.‒ М., 1994.

142. Такала И. Р. Веселие Руси: История алкогол. пробл. в России. –

СПб., 2002.

143. Тарасов А.Н. Революция не всерьез: штудии по теории и

истории квазиреволюционных движений.‒ Екатеринбург, 2008.

144. Терновая Л.О. Геопоэтика: международные отношения и искусство.–

М., 2013

145. Титаренко М.Л. Геополитическое значение Дальнего Востока.

Россия, Китай и другие страны.– М., 2008.

146. Третьяков Н.Н. Образ в искусстве. Основы композиции.‒

Свято- Введенская Оптина Пустынь, 2001.

147. Троцкий Л. Д. Перманентная революция: (сборник).‒ М.,2005.

148. Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык.– М., 1995

149. Угринович Д.М. Искусство и религия: (Теорет. очерк). – М.,1982.

150. Фельштинский Ю. Г. Вожди в законе.‒ М., 1999.

151. Флоренский П.А. Сочинения: В 4 т. Сост. игумена Андроника

(А.С. Трубачева) и др. ‒ М.: Мысль, 1994.

152. Форд Э. Масонский след Путина.– М., 2013.

153. Фромм Э. Революция надежды (пер. В.А. Певчев).‒ СПб.,1999.

154. Фроянов И.Я. Молитва за Россию: публицистика разных лет.– СПб.,

2000.

155. Фроянов И. Я. Октябрь семнадцатого :Взгляд из настоящего.‒

М., 2002.

156. Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. – М.,1989.

157. Чайковская В. И. К истории русского искусства: еврейская нота.‒

М., 2011.

158. Чернышев С.Б. Россия. Собственность. Идея.– М., 2004.

159. Черняк Л. С. Вечность и время.–М.; СПб.– 2012.

160. Чубайс И.Б. Российская идея. Становление и история, разрыв и

возрождение. Россиеведение, или теория России.‒ М., 2012.

161. Хинштейн А.Е. Березовский и Абрамович. Олигархи с

большой дороги.– М., 2006.

162. Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. Т.1.– М., 1900.

163. Шалыганов Ю.В. Проект Россия. Большая идея. – М., 2010.

164. Шафаревич И.Р. Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из

перспективы современной России‒ М., 2002.

165. 165. Шестаков В.П. США: псевдокультура или завтрашний день Европы?

Ридерз Дайджест по американской культуре.– М., 2010.

166. Шиссер Г. Русская рулетка: Нем. деньги для рус. революции (пер. с нем.

В.Ф. Дизендорфа). ‒ М., 2004

167. Шубарт В.Европа и душа Востока (пер. с нем., коммент. М.В. Назарова,

З.Г. Антипенко). ‒ М., 2003.

168. Шукшин В.М. Нравственность есть Правда.− М., 1979.

169. Шукшин В.М. Вопросы самому себе.− М., 1981.

170. Шурыгин Я. И. Огонь и тлен: Очерки об искусстве и религии. –

Л., 1985.

171. Эко У.История красоты (пер. А.А. Сабашникова). ‒ М., 2009.

172. Эрлих С.Е. Бес утопии.– СПб., 2012.

173. Эфроимсон В.П. Генетика этики и эстетики.–М., 1995.

174. Юревич А.В. Психология революции. – М., 2007.

175. Ямщиков С.В. Когда не стало Родины моей.‒ М., 2009.

176. Янин И.Т. Культура против кризиса, или Искусство жить в

России.‒Калининград, 1999.

177. Янов А.Л. Русская идея в 2000 году.– New York: Liberty Publishing

House, 1988.

178. Яхнин А. Л. Антиискусство: записки очевидца (предисл. прот.

Б. Михайлова). ‒ М., 2011.

179. Adamson Y.M. Sustems- centered Therappy for Croups.‒

New York, 1997.

180. Goodwin R. The American Codition.– New York, 1974.

181. Lukin A. The Politikal Culture of the Russian “Democcrats”. ‒Oxford, 2000.

182. Petro N. N. The reburth of Russian democracy. An interpretation of

politikal culture.‒ Cambridge, 1995.

183. Rawls J. Political liberalism.‒New York, 1993.

184. Tucker R. C. Political culture: Basic concepts in political scince .‒

New York, 1987/

185. Winnicot D. Playing and Reality.‒Harmondsworth, 1988.

 

Емельянов Сергей Алексеевич –

доктор философских наук, исполнительный директор Фонда возрождения христианских ценностей «Священная Лига Святого Георгия», член Петровской академии наук и искусств,

руководитель рабочей группы по культуре Координационного совета по Евразийской интеграции.

Автор 5 книг по проблемам россиеведения.