Ефим Честняков

В начале 1960-х годов молодой директор Костромского музея изобразительных искусств В.Я.Игнатьев привез из Кологривского района в Кострому картины и записные книжки забытого художника. Почти все полотна подлежали реставрации. Сначала решили реставрировать «Город Всеобщего Благоденствия». Реставраторы В.Танеев и С.Галушкин, расстелив на полу музея пять больших кусков, сшили их. Работали по двенадцать часов в сутки и всего за полмесяца придали картине первоначальный вид. Полотно еще лежало на полу, просыхали краски, а Игнатьев и все, кто к нему заходил в то время — художники, реставраторы, искусствоведы,— поняли, что перед ними огромный, неведомый, загадочный мир… Еще не были прочитаны все записные книжки Честнякова, но уже было ясно, что не только Костроме — всему человечеству возвращается художник, поэт и мыслитель, не признанный при жизни. В скором времени около сорока картин Ефима Честнякова поехали на выставки в Москву, Ленинград. Потом следуют одна за другой выставки в Париже, Турине, Флоренции… Ефим Васильевич Честняков родился 19 (31) декабря 1874 года в деревне Шаблово Кологривского уезда Костромской губернии в крестьянской семье. Он был, не считая двух сестер, единственным сыном-кормильцем. Таких детей, на которых со временем ложилось содержание семьи, называли честняками. Отсюда и его фамилия. Вот как рассказывает о своем детстве сам Честняков. «Утро. Я пробудился — едва брезжит свет. Еще не рассвело, в избе тихо и нет никого. Только мухи пролетывают, да тараканы шуршат по стенам. Постель, где лежу, на полу. У лавки светец. Холодные уголья в корытце, и на полу лучины. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп — хлопают мялки. Мнут лен в деревне. Тук-тук, тук-тук — молотят на гумнах. Мне жутко в избе одному. Поднялся на постели, к окну подошел. На улице иней белеет, как снег… А может, уже это и снег навалил… Из избы выбегаю в одной рубашонке…» Быт, атмосфера, в которой жил Ефим Васильевич, весь житейский уклад крестьян, безусловно, являлись основной питательной средой для его творчества, его своеобразного мировосприятия. Рисовать Ефим начал рано, когда ему не было еще и пяти лет. Ефим делает первые рисунки на серой курительной бумаге, купленной «за медный пятак в Илешево у мелочного торговца Титку». За цветным карандашом приходилось ездить в Кологрив. Карандаша хватало «до обидного ненадолго». Поэтому Ефим бродил по берегу Унжи, искал камушки, которые могут оставлять след на бумаге. В дело у него шли и обожженные на огне прутья, и осколок кирпича. После окончания земской школы Ефим решил поступать в уездное училище. Хотя родители были против, Ефим с опозданием в месяц поступил без вступительных экзаменов. Уездное училище он успешно закончил в 1889 году и поступил в учительскую семинарию. После её окончания Честняков назначен преподавателем в костромское училище. Кострома была для Честнякова первым большим городом, в котором он очутился после своего деревенского мира. Более высокий культурный уровень окружающего общества дисциплинировал молодого учителя, заставлял его не только активно выполнять порученное дело, но и усердно заниматься самообразованием. Как всегда, Ефим много читает. Сохранился листок, своего рода расписка Честнякова вдове костромского священника А.И.Поповой, на взятую у нее литературу. Тут значатся произведения русских писателей и прогрессивных критиков — сочинения И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, Г. П. Данилевского, В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева, К. Д. Ушинского, зарубежных авторов — У. Шекспира, Д. Байрона, научные труды по педагогике и экономике. В декабре 1899 года Честняков отправляется в Санкт-Петербург. Поступить в Академию художеств Е. В. Честнякову не удалось. Для этого требовалось специальное образование, так называемый ценз, а его у Ефима, к сожалению, не было. В Тенишевской мастерской Ефим Честняков сближается с Иваном Билибиным и Сергеем Чехониным, Владимиром Левитским и Траубенбергом, братом и сестрой Чемберс. Это были люди примерно одного возраста, с определенным жизненным опытом и школой художественного творчества. В отличие от многих своих однокашников Ефим практически не имел специального образования, не считая поверхностных знаний в области искусства, которые получил в учительской семинарии и которые потом сам активно пополнял самообразованием в годы учительства. С упорством и терпением, присущими его крестьянской натуре, овладевает Ефим основами изобразительного творчества. К сожалению, Честняков начал учебу в мастерской в то время, когда она доживала свои последние дни. И.Е.Репин практически уже отошел от непосредственного руководства этой второй своей студией и посещал тенишевцев лишь тогда, когда требовалось просматривать работы и эскизы или принять экзамены, которые устраивались раз в месяц. Во время одного из просмотров И.Е.Репин надолго задержался у работ Честнякова. В записной книжке Ефим Васильевич оставил по поводу встречи с Репиным следующую запись: «А вы, Честняков, думаете ли держать в Академию? Есть ли у вас ценз? Если нет, лучше подождите… Таких много, а вы могли бы. Я вас считаю незаурядным, у вас талант. Когда я увидел ваши рисунки, я удивился, но нужно учиться. О свадебных эскизах: талантливо. Вы идете своей дорогой, я вас испорчу… Гордый вы человек… Да… да… Вам нужно учиться. У вас способности. Держите в Академию. Мило… так… хорошо. А свои эскизы берегите… Да, да, художник… Красиво… Вот и продолжайте дальше… Кисточкой заканчивайте, как вам самому нравится… Вы могли бы… Вы уже художник. Это огонь, это уже ничем не удержишь… Что еще сказать вам? Участвуйте в выставках… Создавайте себе имя, выставляйте на «Мир искусства». Вероятно, разговор между Честняковым и Репиным состоялся на одном из вечерних просмотров эскизов в Тенишевской мастерской, и Честняков, взволнованный похвалой великого мастера, записал его сразу же. Вскоре Ефим Васильевич Честняков был принят в Высшее художественное училище при императорской Академии художеств, но лишь вольным слушателем. Проучился он здесь по декабрь 1903 года. К сожалению, к тому времени Репин уже не преподавал в Академии. Документы свидетельствуют, что художник вернулся домой в Шаблово в октябре 1905 года с большим багажом картин и скульптур. В Шаблово, пока был запас красок, купленных в Петербурге, Е. В. Честняков часто писал этюды с натуры, крестьянских девушек, парней и особенно ребятишек, которые ходили за ним по пятам. Ефим Васильевич давал им бумагу, цветные карандаши, учил рисовать, устраивал веселые игры. Этюды потом использовал для своих картин, которые писал исключительно на деревенские темы: зимние посиделки, игры и забавы, особенно — гулянья, народные праздники, в которых участвовали крестьяне соседних деревень. Обращает на себя внимание, что Честняков весьма оригинально трактует сюжеты из жизни деревни. У него, например, совершенно отсутствует характерный для передвижников критический показ обездоленного крестьянского сословия. В своих картинах художник как бы любуется деревенским бытом, приукрашивает его. Он хочет сказать, что в этой простой жизни больше достоинства, больше человеческого тепла, чем в сложной жизни цивилизованного города. Все его картины-праздники полнятся идеей всеобщего изобилия, достигаемого в результате дружного, коллективного труда. На больших столах — много всяких яств, много гостей и, прежде всего — детей, много радушия и гостеприимства. Это чувствуется в улыбках, жестах, во всем содержании картин. Настойчиво подчеркивается идея о жизненном благе, равном для всех, о возможности обогреть, приютить и сделать себе равным каждого. Все чаще и чаще художника одолевала мысль о необходимости новой поездки в Петербург. Довольно-таки натянутые отношения с односельчанами наводили на мысль, что он не все возможное постиг, что надо ему еще подучиться — особенно профессионально. К тому же накопилось довольно много изобразительного и литературного материала, который пришло время выставить на суд знатоков и истинных ценителей. Человек этот нуждался в пополнении впечатлений, знаний; сам, готовый отдавать беспредельно, он испытывал острейшую нехватку общения с единомышленниками. Зимой 1913 года Е. В. Честняков во второй раз приезжает в Петербург. Он поступает в мастерскую педагога Академии художеств, художника Дмитрия Николаевича Кардовского. В мастерской Д. Н. Кардовского Честняков более тщательно вникает во все, что дает ему преподаватель, все чаще задумывается над чисто профессиональными проблемами живописи. Видимо, между учеником и учителем устанавливается полное взаимопонимание. Об этом свидетельствует письмо в кассу общества передвижных выставок, датированное 27 марта 1913 года, в котором Кардовский просит принять на выставку своего «частного ученика г. Честнякова». Из черновика письма Е.В. Честнякова к неизвестному адресату: «Желал бы совершенствовать свои произведения и рисовать новые. Но нет нужных средств к существованию вообще и никакого запасного капитала нет у меня… Есть стихотворения, сказки. Могу декламировать в театре, петь и играть — вообще представлять, тем более что это искусство так же входит в предмет моих целей. У меня много лепных работ: фигурки людей в разных костюмах, всех возрастов и постройки разных мотивов своей композиции… Конечные же цели у меня — деятельность в деревне. И вообще желал бы ознакомиться в городе по возможности с делами всякого рода: живопись, скульптура, музыка, архитектура, машиностроение, агрономия, языковедение, астрономия, науки оккультные, театры и кинема…». В другом письме к Абрамовой, датированной августом 1913 года, читаем: » …я стремлюсь создать свою культуру и забочусь о её сохрани, тогда как у меня нет никакого своего помещения, мне некуда деваться со своими работами, а их всё больше накопляется. О помещении в музей мне говорили и (Репин, например), но я того не желаю. Считаю свои вещи не туда относящимися…» Желание показать, поделиться своим творчеством и идеями продержали Честнякова в столице до осени 1914 года. В этот год в журнале «Солнышко» №1 за 1914 год была опубликована сказка «Чудесное яблоко», а в издательстве «Медвежонок» отдельной книжкой с иллюстрациями автора вышли его сказки» Чудесное яблоко», «Иванушко», «Сергеюшко». Меж тем началась Первая Мировая — эшелоны с новобранцами потянулись на запад, а Честняков (негодный к строевой службе сорокалетний студент) поехал домой, теперь уже навсегда. У художника практически не оставалось времени для непосредственной реализации давно намеченной программы универсальной культуры. Но вот выход из тупика, кажется, найден. Ефим Васильевич решает вплотную заняться воспитанием крестьянской детворы и, организует в Шаблове детский сад, который стал своеобразным прообразом сельского Дворца пионеров и даже современной группы продленного дня общеобразовательной школы. «Сад, — сообщает художник в уездный исполнительный комитет,— открыт с 1 декабря 1920 года. Занятия детей: смотрят иллюстрированные книги, журналы, слушают сказки. Чтение книг, пересказ прочитанного, рисование карандашом. Работы их (листки и тетрадочки) хранятся. Делали разнолепестные цветы из бумаги, лепили фигурки из глины, пели, играли в детском театре представления: «Чудесная дудочка», «Чивилюшка», «Ягая Баба» и разные мелкие импровизации. Дети любят наряжаться в костюмы и маски. Взрослые жители деревни охотно приходят на эти представления. Считаю, что наш детский сад есть начало универсальной коллегии Шабловского образования всех возрастов». Детский сад в Шаблове просуществовал до 1925 года. В марте 1924 года открылась первая прижизненная выставка произведений Е. В. Честнякова. «Устроенная в Кологривском художественно-историческом музее выставка эскизов-картин и художественных лепных работ Е. В. Честненкова-Самойлова,— писала уездная газета «Крестьянская правда»,— для нашего края… представляет исключительный интерес ввиду разнообразного характера работ художника, заимствовавшего большинство тем своих из быта деревни — как мира реального, так и сказочного…». 4 июля 1928 года в Кологриве состоялся “Литературно-концертный вечер оригинальных произведений” художника. Собственно, такие вечера уже много лет Честняков устраивал по всем окрестным деревням: возил с собой на тележке картины, глинянки, показывал картинки через “волшебный фонарь”, пел, рисовал афиши. 86 лет служил он своему делу, народу, своей земле. Умер Ефим, как и предсказывал своим односельчанам, в тихую, ясную, с редким, мелким дождиком погоду, Хватились его не сразу, а нашли в мастерской, в «шалашке», он лежал на лавке тихо, будто уснул. Это было 27 июня 1961 года. Хоронили его всем селом и несли гроб на руках четыре километра до Илешевского погоста. В Илешеве в сухом сосновом бору есть могила с железным крестом, на котором всегда висят чистые полотенца. (По народному поверью этим полотенцем утираются души умерших.)