Фазиль Ирзабеков. Говорящий суть творящий
Между тем слово — и об этом хочется сказать особо — есть, возможно, древнейший вид творчества. Да-да, проблема в том, что зачастую под творческими людьми мы, как водится, подразумеваем тех, кто сочиняет художественную прозу, пишет стихи и живописные полотна, увлекается вокалом и архитектурой, актёрским и кузнечным ремеслом, шьёт бисером и моделирует одежду, ткёт ковры — да мало ли. А потому нет-нет да и услышишь чей-нибудь украдкой вздох: дескать, обделил Господь талантом — ни слуха в помине, ни голоса. Но ведь это не так, совсем не так. Ведь каждый из нас — вне зависимости от возраста, пола и национальности — наделён от Бога даром живой речи. Впрочем, становится ли она в устах наших живой, животворящей, зависит от нас же самих. Вообразите, какой удивительный, воистину неповторимый творец и художник заложен в каждом, буквально в каждом человеке!
Причём — и это поразительно — для этого воистину творческого процесса не нужны ни резец и кисти, ни молот с наковальней, ни раскатистый бас или томное контральто, ни привлекательная внешность, ни краски и ни глина, ни даже образование… Нужно попросту начать говорить. Но не всё так просто, как может показаться на первый взгляд. Ибо именно с этого момента, с начала нашей речи, с её течением, станет очевидным: возникло ли, случилось ли то самое вожделенное творчество или же — и это, увы, всё чаще и чаще происходит ныне — ещё одна хула на Создателя и Его словесные творения. Та самая пропасть между сотворить и натворить. Вот и святитель Григорий Богослов наставляет нас: «Равно худы и негодная жизнь, и негодное слово. Если имеешь одно, будешь иметь и другое».
Да и величайшее в мире Таинство — Божественная Евхаристия — не может совершиться без деятельного словесного участия в нём не только священника, но и нашего с вами, молящимися в храме. Вот как поведал об этом в книге «Я, конечно, вернусь…» священник Михаил Ходанов: «Ты причащаешься Святых Даров, и при этом вещество хлеба и вина, по установленным словам Христа, произнесённым Им на Тайной Вечери, делается, не меняя своего естества, Его подлинными Плотью и Кровью. И мы, по его заповеди, молитвенно и физически «творим», то есть повторяем это Таинство в Его воспоминание на Литургии в храме — и соединяемся с Богом, приобретая начатой нетления в теле, поскольку оно пропитывается Его Божественным телесным составом и полагает основание нашему личному бессмертию».
«Рака от лееча ещё может затянуться, от слова же — никогда», — говаривала моя мудрая бабушка. Как-то довелось услышать глубокую по смыслу притчу о слове, которой хотел бы поделиться с вами. В ней говорится о том, как отец повелел своему сыну, который славился грубостью и злословием, после каждого такого случая забивать в столб по гвоздю. Впрочем, разрешил ему после каждого доброго слова или поступка вынимать по одному из них. И вот наступил, наконец, тот день, когда торжествующий сын объявил родителю, что на столбе не осталось ни единого гвоздя. Мудрый же отец подвёл его поближе и указал на многочисленные отверстия от гвоздей, которые всё же остались и теперь с этим, как принято говорить, ничего не поделаешь. Вот и подумалось о том, что если б вдруг представилась такая возможность и мы смогли бы узреть сердца близких и дальних наших, а также своё собственное, то сколько подобных ран обнаружили в них. Ран, нанесённых нам и нами же нанесённых.
Пронзительные слова о силе человеческого слова написал так любимый всеми нами иеромонах Роман:
О, слово, в таинстве рождаясь,
Таишь в себе родство с былым:
Гнилую душу покидая,
Само становишься гнилым.
О, слово! Духа вдохновенье,
Что значишь ты в любой судьбе,
Когда погибель иль спасенье
Зависят от любви к тебе?
Храните слово с колыбели,
Перевивая чистотой,
Чтоб матери, как прежде, пели
Напевы Родины святой.
Спасайте слово всенабатно
От пошлых уст, заморской тли,
Оно воздаст тысячекратно –
Спасением Родной Земли.
…«Молви слово доброе», «Доброе слово лечит, а злое калечит», «Доброе слово и кошке приятно», «Спаси, Господи, на добром слове», «Доброе слово сказать — посох в руку дать», «От доброго слова язык не отсохнет», «Доброе слово человеку — что дождь в засуху», «С добрым словом и чёрствая корка — сдоба» — это лишь немногие перлы того изумительного богатства, той волшебной кладези, что зовётся человеческой речью, русским живым словом. Порой даже не столь важно, о чём вы поведёте сейчас речь, сколько то — как вы её поведёте. Сколько раз, к примеру, приходилось наблюдать умилительную сцену примирения супругов после того, как один из них в очередной раз, как водится, приревновал свою ненаглядную половинку. И вот сидят голубки рядышком, она поглаживает его по кучерявой (или лысой) макушке, приговаривая: «Дурачок ты мой!», от чего этот самый «дурачок» приходит в неописуемый восторг, словно ему подарили целый мир или, по меньшей мере, присудили Нобелевскую премию мира. А между тем она его только что — если перевести буквально — назвала умственно неполноценным. Но как! Как она это сказала!
Вспомним, сколько раз приходилось встречать людей, владеющих этим удивительным даром — доброго слова. Как живителен их приход к постели больного, что всерьёз занемог, как благостно их участие в трудную минуту, когда уже небо кажется нам с овчинку. Как хорошо сказано об этой тайне у Н.С. Лескова: «Один скажет «Бог» — и нет ничего, а другой произнёс — и всё вокруг перевернётся» …Но вот пришёл этот человек, сказал что-то доброе… нет-нет, вовсе немудрёное, нехитрое, просто достал что-то невидимо из таинственных глубин своей озарённой души, облёк это в подвластное ему, лёгкое ободряющее слово… И разом стало легче на душе, и словно светлее стало вокруг, мы снова поверили в себя, в свои силы, и что Бог не оставил нас и всё ещё образуется. Но вот он уходит, исполнив своё поразительное делание, мы же ещё долго живём словом, что он молвил, всё ещё отогреваемся в невидимых лучах его таинственного тёплого света. Лучшие из священнослужителей, с которыми судьба сводила автора, владеют именно этой животворящей особенностью речи. А потому каждый из них — ещё и выдающийся творческий человек. Разве могу забыть, как в один из тяжёлых периодов своей жизни, когда ещё не мог разглядеть уготованной мне Господом стези, а потому всё маялся, унывал и страдал неимоверно, пришёл как-то в свой приход.
Но даже исповедь не принесла облегчения, что только усилило страдание; и тогда, уже подойдя к кресту, уже приложившись к нему, в отчаянии почти выкрикнул: «Но для чего-то же Господь создал меня ?!» На что батюшка, без паузы, почти мгновенно, словно ожидал этого моего вопроса и готовился к нему, проговорил с улыбкой: «Конечно, для Царствия Небесного!» Затем обнял и поцеловал в макушку. Боже, всего четыре слова, но как это было верно, какой рай процвёл тогда в моей измученной душе. Помню, домой я летел как на крыльях! Но почему, как? Они и в самом деле выросли в тот воскресный день у меня за спиной, ещё понурой утром. Слава Богу за всё — за всё, но, Господи, спасибо Тебе ещё и за этих удивительных людей — дорогих русских священников. Что бы мы делали без них, без их деятельного участия в наших непростых судьбах, без их отеческого мудрого и доброго слова!
Глубокие и неожиданные слова о творчестве как состоянии души сказал в одном из интервью настоятель Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов): «Вы знаете, к тому времени я понял, что жизнь священника, монаха, христианина (ведь монах — это христианин в первую очередь) — это и есть самое настоящее, самое высокое в мире творчество, доступное человеку Художник украшает холст и приносит его в дар людям. Композитор создаёт музыкальное произведение. А христианин пытается очистить, преобразить свою душу и принести её Богу. Это самое потрясающее, самое интересное творчество из тех, что есть на земле. Поэтому мне кажется, что все христиане — удивительно творческие люди».
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.