Капитолина Кокшнева: о культуре

2014 год в нашей стране объявлен Годом культуры. О современной культуре, ее задачах, проблемах и перспективах рассказывает член Экспертного Центра ВРНС Капитолина Кокшенева — доктор филологических наук, автор восьми книг и сотен статей, посвященных русской культуре.

— Что можем ждать мы, на что надеяться в Год культуры в России? Какие проблемы мы можем решать, если государство делает такие культурные «акценты»?

— К сожалению человек культурный давно уже не является доминирующим в нашем обществе. Есть эффективные менеджеры. И они благополучно могут не знать, кто такой Сергей Есенин или Михаил Булгаков. Есть успешные финансисты и корпоративные гении. И они не смущаются тем, что не смогут перечислить русских царей, правящих в России, например, в XIX столетии. Проблемы русской культуры сегодня в государственном масштабе, по сути, понимаются, прежде всего, как проблемы русского языка. Здесь многое делается, и важно развивать эту поддержку, но свести все многообразие культуры только к языку — это недостаточная позиция, особенно если она касается только реализации программ, связанных с русским языком вне нашего Отечества, за его границами. А что же в Отечестве? Тотальное падение уровни грамотности, кажется, удалось остановить на «полуграмотности», — но это слишком низкая планка для того, чтобы быть человеком русской культуры.

Хотелось бы именно в этот Год культуры обратить внимание общества на то, что культура — это пространство сложного. И она существует не только для того, чтобы делать интереснее рекламу или создавать жизненный комфорт с помощью дизайна. Культура по большому счету — это область существенного. Область смыслов и ценностей. Но именно в ней наиболее явно видны болезни времени: сегодня только скандал превращает ту или иную выставку, то или иное имя в известное для многих. Ни тихий подвиг создателей шедевров, ни потрясающее умение жить и развивать традицию в высоких культурных областях (в оперном искусстве, например, или в искусстве живописи) не сопоставимы с некими актуальными жестами. Если писатель Б. не идет на литературную встречу с президентом страны и на «весь мир» об этом говорит, то именно этот факт привлекает всеобщее внимание и именно по этой причине его начинают «знать». Знают, конечно, не реально написанное им, а, так сказать, его место в перечне профессий.

Какие проблемы мы могли бы решить? Я уверена, что будет много интересных событий. Важно, чтобы информационное поле было более насыщено культурным контекстом: не скандальным, а таким, который невозможно повторить и воссоздать никакими технологиями — контекстом человеческого дара, таланта. Культура высокая «рукотворна», духотворна.

— Иногда создается впечатление, что культурная, творческая среда более всего обеспокоены «свободами» для себя, для своей же среды. Их не интересует, что в городке С. нет у молодежи возможности выехать даже в столицу, посетить реальную Третьяковку. Зато с настойчивой регулярностью мы слышим, как деятели культуры воспроизводят, как мантры, один и тот же текст: мол, хотя и нет у нас цензуры, хотя и нет госидеологии, а все равно культуру Некто пытается контролировать. «Свобода» выступает неким зонтиком, прикрытием для самых разных степеней эстетического и этического безобразия. Как вы это прокомментируете?

— Я как раз полагаю, что государство должно и может иметь культурную волю, и направлять свою поддержку в те области, которые не могут и не должны жить по законам рынка — рынок выбраковывает их как неконкурентоспособные. Впрочем, «конкурентоспособность» и «эффективность» вполне могут быть тоталитарны и опасны для культуры. Чем измерить культурную эффективность от скандальных выставок актуального искусства или фемини-акций? Количеством посетителей? Но их бывает ничтожно мало в сравнении с населением городов. В советской социологии был такой термин как «неучтенный социальный эффект» — влияние и воздействие есть (негативное и позитивное), но выявить его очень трудно. Результат может быть виден только через годы и годы. Он, как говорится, накапливается в людях… Но во все времена развитые и личностно-одаренные художники, талант которых позволял им быть связанными с судьбой русской нации, — такие художники не были популярны. Если культурное пространство не выморочно, не изъедено лоббирующими свои интересы группами, то задача государства и общества — находить и поддерживать именно тех, кто талантлив, кто творит русскую культуру не из выгоды, но «перед лицом Бога и при свете совести». Они — наш национальный Олимп.

Дать место в культуре всем — замечательно! Но дальше следует уже требование «места» и пространства для этого «места» — требование, весьма непропорциональное ни традициям, ни ценностям нашей культуры. Так, в последние пять лет в России, активно внедряются и навязываются проблемы квир-культуры (квир — странный, чудаковатый, эксцентричный сомнительный; подозрительный, подложный, гомосексуалист…). Нам объясняют весьма эффектно, что квир — это бытие иных, это другая культура. Всего-навсего. Разве вы против иной культуры? Но идеологи ее говорят откровенно: она связана исключительно с проблемами ЛГБТ—движения, т. е. с сексуальными меньшинствами, гендером и феминизмом. На Западе и в США ими (ЛГБТ) достигнута главная цель — депатологизация и институализация (десятки институтов занимаются этими вопросами, десятки сообществ и журналов существуют, десятки общественных организаций, имеющих мировую сеть, внедрены, в том числе, и в учебные заведения, а теперь и в детские сады!)

В России их цель — депатологизации и институализации — не достигнута. Западные наставники «огорчаются» и не хотят отступать. «Цель, — цитирую одного из них, — разрушение гетеросексистской культурной матрицы». То есть нормы, данной Богом. Вот этот момент очень важен: они не хотят отдельной территории — подполья культурного или социального, или политического: они хотят быть и занимать территории большинства, территории нормы! Они хотят отвоевывать плодородные культурные и демографические участки жизни, искажать их, делать культурно-бесплодными, разрозненными и бездетными. Их не устраивает только то, что они есть. Им нужно завоевать то, что им никогда не принадлежало — пространство христианской нормы путем изменения её.

Эти идеи — легитимации, признания извращения не грехом и не извращением, а просто «другим», активно продвигаются именно через культуру. Мне грустно было смотреть, как наши православные сограждане восторгались книгой Л. Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» как книгой христианской. Но в этой книге значительное место получила тема гомосексуальных отношений как неких иных-других. Отсюда и немалое количество премий, которые за этот роман выписали мировые культурные арбитры автору. Кураторы этого направления прямо говорят: нужно исследовать русскую историю и культуру на этот предмет. Так, на Западе уже написана история и литература садомитов. Им важно иметь историко-культурное наследие, показать, что они — тоже «традиция»… Совместное проживание истории, — говорят они, — оказывает «самое непосредственное влияние на формирование коллективной идентичности». Историко-культурное наследие им очень нужно, чтобы теперь уже они нам сказали: мы тоже «люди с историей», мы тоже внесли свой вклад в мировую культуру. Конструирование коллективной квир-идентичности для них обязательно. «К сожалению, у квир-сообщества в России НЕТ СВОЕЙ истории», — читаем в статье, — и одна из задач — написать её и опровергнуть утверждение, что «гомосексуализма на Руси не было, он занесен с Запада».

Мы видим, как работают механизмы внедрения: перед масштабной сексуальной, чувственной революцией 90-х годов XX века в массы был брошен лозунг: «В СССР не было секса!». И захотелось того, чего не было: какого-то особенного «секса», красивых упаковок, колбасы без мяса… В работе «Чтения о русской поэзии» Николая Калягина, нашего современника, есть сравнение свобод «гусарской поэзии» Дениса Давыдова и «студенеческой», развеселой поэзии Языкова. «Герой языковской поэзии» «наслаждался гражданской свободой» более всего под столом«, упившись вином. Нынешние «наслаждения гражданской свободой», безусловно, изощреннее, но, по сути, состоят в том же: в непременном акте падения.

Без государственной поддержки знающего о норме, умеющего работать не на разложение человека, а на сбережение его — без господдержки такого художника, работающего, в конце концов, на формирование нормальной историко-культурной идентичности современника, как и без повышения культурного статуса тех чиновников, которые принимают решения, справиться с объявленной сегодня войной будет трудно, если вообще возможно.

— Вы показали, что, по сути, любая задача (антигосударственная, антихристианская, антисоциальная, антикультурная) в современных условиях может именно через культуру проявлять себя и предъявлять себя в публичном пространстве?

— Да, вы правильно уловили мою мысль. Нынешний «евромайдан» и буйство стихий в Украине подготовлены были, прежде всего, культурно-идеологически, — через молодежную субкультуру в том числе. Аппеляция к знакам, символам и памяти, создание СВОЕЙ истории, позволяющей «развязать руки» — это начало начал. Писатель Леонид Иванович Бородин (1938-2011), один из активных участников организации ВСХСОН (Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа), отсидевший в советских лагерях как политзаключенный около одиннадцати лет, вышел на свободу в 1987 году и уже тогда говорил, что первейшей нашей «головной болью» будет Украина. Он сидел вместе с украинскими националистами и знал, что говорит. Мы видим его правоту. Видим, что молодежь идет к укра-нацистам. Идеология замещает реальность — реального-то будущего у молодых нет. Украина в нищете. Уровень жизни в 2,5 раза ниже, чем в России. Однако, наши патриоты над Бородиным тогда посмеялись: «Да ладно, какая Украина, у нас общие корни. Мы — один народ»…

Ясно, что националисты — только одна сила, хотя их поддерживают Запад, украинские олигархи, да и само правительство еще недавно тоже поддерживало. Депутат Олег Царев назвал еще и другую силу: учебники, выпущенные на Украине еще в 90-е, где главные враги — Россия и русские. Произошла «перепрошивка» сознания у молодых поколений… Вот вам и роль культуры, истории… наглядная. В 80-х годах XIX столетия, когда террор приобрел невиданный масштаб и пулю можно было получить только за то, что носишь «синий мундир» (т. е. являешься госслужащим), санкции на такие действия были даны именно культурой.

Сегодня мы видим, как во всем мире заинтересованными организациями, в том числе, и в пространстве культуры, формируется патологическая ненависть к единству (к единству государственному, социальному, культурному).

Мы видим, что активно создается антихристианский культурный фронт. Антихристианство не просто открыто о себе заявляет, но рассматривает адекватный ответ со стороны христиан как агрессию и недопустимое антиобщественное поведение. То есть антихристианство и антихристианская культура требуют себе РАВНЫХ ПРАВ с христианством и всей историей его культуры! Это фантастика, но это именно так. Двухтысячелетняя история христианской культуры должна потесниться, чтобы дать «достойное» (?) место новейшей антихристианской культуре. «Достойное» — значит не просто рядом, а внутри общей культурной и религиозной ойкумены! Я бы сказала, что современная магистральная линия — это апология зла. И тут, увы, нет предела.

Так, в конце прошлого года ведущие голландского телешоу «Подопытные кролики» (Деннис Сторм и Валерио Зено) отобедали мясом друг друга в прямом эфире телеканала BNN. Перед началом передачи оба перенесли небольшую операцию: одному удалили небольшой кусок плоти с ягодиц, а у другого — с живота. После этого повар прожарил кусочки мяса на масле, не приправляя их никакими специями, ибо суть этого эксперимента состояла в том, чтобы оба могли почувствовать подлинный вкус человечинки. В итоге ведущие попробовали друг друга на вкус прямо в студии. Процесс дегустации проходил за накрытым столом со свечами. Тысячи телезрителей наблюдали это действо, происходящее в культурном пространстве. Гламур надоел, захотелось реала. Я полагаю, что такие акции — это тоже вызов, это тоже выстрел в норму.

— А как же с самой популярной в мире идеей — идеей равенства, за которую мир уцепился со времен Французской революции 1789 года?

— Культура — это область, где нет и не может быть равенства по определению: не все могут писать потрясающие пьесы как А. К. Толстой, не все сочиняют гениальные романы как Ф. М. Достоевский, не все могут создать «энциклопедию русской жизни» как солнечный гений Пушкина. Равенство в культуре, которого жаждут сегодня, возможно только в одном случае — в случае отказа от ценностного отношения. Именно поэтому ценностное отношение всячески компрометируется, травестируется, пародируется. Примеры ежедневны и ежечасны. В телевизионных ток-шоу «великими» объявляются полуголые певички, плохо говорящие по-русски; «подгадить правительству» — непременное условие для «здорового самочувствия» современного культурного деятеля; искать меру всем и всему на Западе — тоже старинная забава либерала от культуры, любящего Америку поставить нам в пример, как образчик духовности.

Но эти же самые журналисты, черпающие вдохновение в американской экономике и вопящие о том, что мы тратим много денег на оборонку, — эти же самые журналисты совершенно «не заметили» недавнего заявления американского писателя Глена Донована о том, что он «ненавидит русский народ за то, что он отбросил свободу, которую мы в течение многих десятилетий так сильно стремились помочь ему ее обрести». Он же продолжает, что США «нет необходимости пытаться распространять нашу культуру», поскольку она «хорошо известна». Но поскольку русские не восприняли эту культуру, то он пришел к выводу, что русские люди «философически ущербны, они не способны сами править и они это знают — отсюда их любовь к тиранам. Они хотят иметь всё, угнетать и эксплуатировать друг друга, пока не будут удовлетворены их сердца. Я не хочу тратить ни единого цента в попытке это изменить…Мы затратили миллиарды долларов на крушение Советского Союза, а русские быстро перевернулись и возвратили свою страну, добровольно, бывшему главарю КГБ. «Хватит!» — как говорится. Не нужно тратить хорошие деньги на плохое. Русский народ заслуживает того, что бы с ним ни случилось»…

Если бы нечто подобное написал, например, какой-нибудь провинциальный русский писатель об американцах, представляю, какой был бы крик именно в нашей «культурно-свободной» среде, исповедующей на словах равенство и первой же на деле стремящейся к господству своей точки зрения.

— 2014-й год не назван Годом именно русской культуры. Но, наверное, если в этот год все народы России будут жить своими культурными свершениями и переживаниями смыслов своей культуры, то русские тоже будут жить своим? Существует точка зрения, что русским, например, не нужны свои культурные центры, как нет нужды как-то специально говорить об этнической стороне русской культуры.

— Конечно, русская культура имеет общегосударственное значение — именно знание ее основ позволяет нашим народам общаться и понимать друг друга, взаимодействовать. Прекрасный образец — творчество режиссера и министра культура и духовности Якутии (республика Саха) Андрея Савича Борисова. Якут по отцу и русский по матери, выученик русской актерской и режиссерской школы (училище им. М. С. Щепкина и ГИТИС), — он возглавил Якутский государственный драматический театр им. П. Ойунского. С именем Борисова связан подлинный расцвет якутского сценического искусства: русское (как высокое, русское как европейское для него) и национальное-якутское переплавились в потрясающей силы театральные, сценические произведения. Без русской школы, конечно же, было не достичь такого мощного и яркого рывка.

Что же касается Русских культурных центров — ответ можно искать на разных уровнях. Почему эти центры актуальны сегодня? Наверное, потому, что наше русское большинство, которое весь двадцатый век закрывало собой все государственные «дыры», беды и победы, — наше русское большинство привыкло о себе не думать: мы не знаем своих народных песен, мы забыли о своей обыденной естественной среде, в которой всегда ценилось, например, дерево. Мы в столичном городе не имеем русской кухни — отдельного настоящего русского ресторана, сети их, и кулинарий, где еда была бы приготовлена не на скорую руку, а по всем правилам.

Это — бытовая культура. И она важна для человека. Пока человек ее не потерял, он о ней не думает. А вот когда потери заходят очень далеко, то начинается страшная тоска: будь то вишневый сад, который вырубил Лопахин в конце 19 столетия, или серые щи, которых днем с огнем не сыщешь в столице, да и вообще в любом крупном русском городе за редким исключением. Народное чувство ведь по-разному себя проявляет: и в бытовой культуре не меньше, чем в культуре высокой.

Но есть еще очень важная проблема: вот, говорят, русские должны утешаться в храмах. Их много, церкви открыты, там тебе и песнопение, и культура изобразительная, и благодать литургическая. Что еще надо? Какая культура? Какие щи да русские игры?

Если бы народное русское чувство в каждом из нас было полностью поглощено христианским, то вообще давно бы отмерла наша национальная природа. Но этого не случилось. Значит, есть тонкое и важное задание у нашего народного состава личности, как и у православного христианского. В каждом из нас они живут в проникновенном и сложном переплетении. Но я думаю, что через этническую культуру путь в храм сегодня открыт и реален. Годовой праздничный и будничный русский календарь — это потрясающий союз лада: союз земного и небесного Отечества. Этническая культура создает богатый образ народа. Русские тут очень пострадали в XX веке. И если есть реальная тяга к культурному сообществу у современных русских, то почему же кто-то должен решать, что ее нет, она вредна и вообще не нужна, и только церковной культуры достаточно для удовлетворения своего национально-культурного чувства? Напротив, чем выше этнокультурный статус человека, тем больше в нем тяги и к культуре сакральной, церковной.

— Очень бы хотелось, чтобы Год культуры стал переломным и с точки зрения реальной, и трезвой оценки советского культурного опыта. Не известны ли вам какие-либо значимые мероприятия такого характера?

— Советский культурный опыт на самом-то деле как актуальная тема все эти годы не переставал приносить «мильон терзаний» по самым разным поводам. Книги пишут об истории советской литературы и культуры всяк со своей колокольни — в основном все же манипулятивные, пугающие мифом о советской угрозе и реставрации тоталитаризма. Я бы хотела сказать о другом опыте, который мало известен. Например, говоря о «шестидесятниках», все помнят исключительно «громкую поэзию» и культуру «оттепели». Но в этом здании эпохи совершенно выпадают, например, «правые». Так, 2 февраля 1964 года была создана фантастически смелая и продуктивная до сих пор по своим идеям организация — Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа (ВСХСОН). Сегодня ей 50 лет! Это ли не значимое событие, позволяющее нам вернуть полноту зрения на русский XX век!

Возглавил ВСХСОН Игорь Вячеславович Огурцов — выпускник Восточного отделения Ленинградского университета, «рыцарь идеи», за свою идею отсидевший в советских лагерях двадцать лет. Кстати, стоит отметить отношение к нему уже в «демократической» России: сначала Горбачев его высылает за границу (1987), а потом в течение 20 лет (!) после выхода закона «О реабилитации жертв политических репрессий», он оставался не реабилитированным нашим демократическим государством, хотя и вернулся в Россию при первой же возможности (в 1992 году).

ВСХСОН насчитывал около 30 членов и более 30 кандидатов, в подполье просуществовал три года, после чего по доносу был разгромлен. Поскольку я около двадцати лет работала и общалась с одним из активных участников организации — писателем Леонидом Ивановичем Бородиным, то многое могла бы сказать о тех, кого Андропов называл «русистами», полагая их наиболее опасными из борцов с режимом. Бородин недавно умер, Огурцов, слава Богу, жив, и это очень важно, что в юбилейный год мы можем слышать его живой и твердый голос. Когда-то Игорь Вячеславович сказал, возвращаясь в Ленинград из политической ссылки: «За свою многотрудную жизнь я трижды возвращался в родной город с победой — в 1945-м, в 1987-м и в 1992-м».

Программа ВСХСОНа содержала критическую и позитивную часть. И сегодня просто потрясает их понимание ситуации уже тогда. Бородин часто повторял главный вывод, толкнувший их на борьбу: «Социализм не может улучшаться, не подрывая собственных основ». Программа крепко стояла на этическом христианском фундаменте. Напомню — это были 60-е годы. Годы безбожного хрущевского времени и новой волны борьбы с Церковью. Вообще, это опыт, который близок, на мой взгляд, идеям ВРНС о солидарном обществе, мало изучен. Например, один из параграфов позитивной части программы гласил: «Земля должна принадлежать всему народу в качестве общенациональной собственности и не подлежит продаже или иным видам отчуждения. Из всех земель создается государственный фонд, общинный фонд, гражданский фонд. Земли гражданского фонда предоставляются желающим их обрабатывать гражданам России с правами вести хозяйство самостоятельно или в свободном объединении с другими хозяевами и свободно распоряжаться продуктами своего труда». Актуальнейшая позиция!

И наше общество вернется к такому пониманию реальности! Вообще, могу сказать только одно: «Вперед, к ВСХСОНу!». Их исторические предвидения оказались точными. Но их, как всегда, не слышали те, кто действовал… Быть может, в Год культуры мы еще попробуем слышать и понимать (или хотя бы захотеть понимать!) все лучшее и смелое в своей культуре: церковной и светской, политической и художественной, крестьянской и высокой. Пусть же год 2014 будет годом апологии культуры.

Алексей Прянишников

Источник: vrns.ru