Россия и русские глазами иноземцев
«У русских по всей их стране всего-навсего три доктора, лечат они от всех болезней и прибегают к ним все, как больные, так и здоровые: первый доктор — это русская баня, второй — водка, которую пьют почти все, кому позволяют средства, и третий — чеснок, который русские употребляют не только как приправу ко всем кушаньям, но и едят сырой среди дня».
Юль Юст, датский посол (1709 — 1712 гг.)
«Удивительно смотреть, несколько эти люди природно закалены. Когда они выходят из бани, то они часто по всему телу красны, как раки, да еще усаживаются на изрядное время в снег. И так же приучают к купанию своих совсем маленьких детей. Так как у нас обычай мыться неизвестен, я и сам часто участвовал в таковом, что мне очень нравилось. В общем, ни в одной почти стране не найдешь, чтобы так ценили мытье, как в этой Москве».
Ганс Мориц Айрман, шведский дипломат (1669 г.)
«Мы, немцы пользуясь баней, этим целебным средством, никогда даже не упоминаем ее названия, редко вспоминаем, что этим шагом вперед в культурном развитии обязаны нашему восточному соседу — России».
Макс Плотен, немецкий врач
«Русский крестьянин не знает препятствий для выполнения порученного приказания. Вооруженный топором, он превращается в волшебника и вновь обретает для вас культурные блага в пустыне и лесной чаще. Он починит вам экипаж, он заменит сломанное колесо срубленным деревом, привязанным одним концом к оси повозки, а другим концом волочащимся по земле. Если телега ваша окончательно откажется служить, он в мгновение ока соорудит вам новую из обломков старой. Если вы захотите переночевать среди леса, он вам в несколько часов сколотит хижину и, устроив вас как можно уютнее и удобнее, завернется в свой тулуп и заснет на пороге импровизированного ночлега, охраняя ваш сон, как верный часовой, или усядется около шалаша под деревом и, мечтательно глядя ввысь, начнет вас развлекать меланхолическими напевами, так гармонирующими с лучшими движениями вашего сердца, ибо врожденная музыкальность является одним из даров этой избранной расы».
Астольф де Кюстин, французский писатель (1790-1857 гг.)
«Русские долго запрягают, но быстро едут».
Отто фон Бисмарк, немецкий канцлер (1815-1898 гг.)
«Народ русский достаточно красив. Мужчины чисто славянской расы отличаются светлым цветом волос и яркой краской лиц, в особенности же совершенством своего профиля, напоминающего греческие статуи. Рот, украшенный шелковистой, золотисто-рыжей бородой, в правильном разрезе открывает ряд белоснежных зубов, большей частью совершенно ровных… Славяне — по крайней мере, красивые представители расы — обладают стройной и изящной фигурой, внушающей вместе с тем представление о силе. Глаза у них миндалевидные, чаще всего черные или голубые, всегда ясные и прозрачные. Когда эти глаза смеются, они становятся живыми, подвижными и очень привлекательными. Чем ближе подъезжаешь к Ярославлю, тем красивее становится население. Я не уставал любоваться тонкими и благородными чертами лиц крестьян. Замечательно приятен и их голос, низкий и мягкий, вибрирующий без усилия. Он делает благозвучным язык, который в устах других казался бы грубым и шипящим».
Астольф де Кюстин, французский писатель (1790—1857 гг.)
«Манеры русских вежливые, спокойные, совершенно городские. Я удивился, что здесь были в курсе всех мельчайших подробностей нашей литературной жизни. Русские много читают, и какого-нибудь малоизвестного во Франции автора здешние читатели прекрасно знают. С легкостью, вообще характерной для славян, они читают и говорят на разных языках. Многие читали в подлиннике Байрона, Гете, Гейне, и, если их знакомят с писателем, они умеют удачно выбранной цитатой показать, что читали его произведения и помнят об этом».
Теофиль Готье, французский поэт (1811 — 1872 гг.)
«Безо всяких колебаний говорю я, что положение здешнего крестьянства куда лучше состояния этого класса в Ирландии. В России изобилие продуктов, они хороши и дёшевы, а в Ирландии их недостаток, они скверны и дороги, и лучшая их часть вывозится из страны… Здесь в каждой деревне можно найти хорошие, удобные бревенчатые дома, огромные стада разбросаны по необъятным пастбищам, и целый лес дров можно приобрести за гроши. Русский крестьянин может разбогатеть обыкновенным усердием и бережливостью, особенно в деревнях, расположенных между столицами».
Джон Кокрейн, английский капитан (1824 г.)
«Не только в одной Ирландии, но и в тех частях Великобритании, которые, считается, избавлены от ирландской нищеты, мы были свидетелями убогости, по сравнению с которой условия русского мужика есть роскошь… Есть области Шотландии, где народ ютится в домах, которые русский крестьянин сочтёт негодными для своей скотины…»
Роберт Бремнер, английский путешественник (1839 г.)
«Я люблю Россию. Она для меня в некотором смысле есть нечто большее, чем моя родная страна. Иногда мне кажется, что я счастливый принц, нашедший Спящую Красавицу».
Стивен Грэхем, английский писатель (1884 – 1975 гг.)
«Разве может западноевропейский человек и христианин считать себя образованным, не испытывая почтительного трепета перед культурой России?»
Карл Шпиттелер, швейцарский поэт (1845 – 1924 гг.)
«До последнего вздоха я буду помнить Россию, и возносить за нее молитвы».
Жозеф де Местр, французский дипломат, философ (1753 – 1821 гг.)
«Англичане ведут себя в Азии менее цивилизованно, чем русские; они слишком презрительно относятся к коренному населению и держатся на расстоянии от него… Русские же, напротив, привлекают к себе народы, которые они включают в свою империю, знакомятся с их жизнью и сливаются с ними».
Отто фон Бисмарк, канцлер Германии (1815 — 1898 гг.)
«Россия безспорно обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой. Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость. Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми и низшими расами. Его непобедимая беззаботность делает для него легкой позицию невмешательства в чужие дела; и терпимость, с которой он смотрит на религиозные обряды, общественные обычаи и местные предрассудки своих азиатских собратьев, в меньшей степени итог дипломатического расчета, нежели плод врожденной безпечности. Замечательная черта русификации, проводимая в Средней Азии, состоит в том применении, которое находит завоеватель для своих бывших противников на поле боя. Я вспоминаю церемонию встречи Царя в Баку, на которой присутствовали четыре хана из Мерва в русской военной форме. Это всего лишь случайная иллюстрация последовательно проводимой Россией линии, которая сама является ответвлением от теории «объятий и поцелуев после хорошей трепки» генерала Скобелева. Ханы были посланы в Петербург, чтобы их поразить и восхитить, и покрыть орденами и медалями, чтобы удовлетворить их тщеславие. По возвращении их восстановили на прежних местах, даже расширив старые полномочия. Англичане никогда не были способны так использовать своих недавних врагов».
Керзон Джордж, министр иностранных дел Великобритании (1859 – 1925 гг.)
«Нет класса людей на свете более добродушного и миролюбивого, чем русское крестьянство. Русский крестьянин точно создан для мирной, земледельческой колонизации. Среди нецивилизованных племен он добродушен, вынослив, миролюбив, способен терпеть крайний недостаток и отлично умеет приноравливаться к обстоятельствам. У него в характере вовсе нет высокомерного сознания личного и национального превосходства и непреодолимого стремления к господству, которое часто превращает преклоняющихся перед законом, свободолюбивых британцев в жестоких тиранов, когда они приходят в соприкосновение с более слабой расой. У него нет желания управлять, и он вовсе не хочет обратить туземцев в дровосеков и водовозов. Он желает получить только несколько десятин земли, которые он мог бы сам обрабатывать; пока он может спокойно работать, он не станет тревожить своих соседей. Будь поселена на финской земле англо-саксонская раса, она, вероятно, уже завладела бы землею и обратила бы туземцев в земледельческих рабочих. Русские поселенцы удовлетворились самым скромным и самым безобидным образом действий; они мирно поселились между туземным населением и очень быстро слились с ним».
Дональд Уоллес Макензи, английский писатель (1870 -1875 гг.)
«Даже если Россия расширяет свои владения за счёт сопредельных колоний, в отличие от остальных колониальных держав она отдаёт этим своим новоприобретениям больше, чем берёт от них. И не потому, что ею движет некая филантропия или что-то в этом роде. Изначальные устремления всех империй мало разнятся, но там, где появляется русский человек, всё чудесным образом получает совсем иное направление. Выработанные у восточных славян ещё с дохристианских времён нравственные нормы не позволяют русскому человеку насиловать чужую совесть и посягать на имущество, ему по праву не принадлежащее. Чаще из коренящегося в нем неистребимого чувства сострадания он готов отдать с себя последнюю рубашку, чем у кого-то её отнять. Поэтому, каким бы ни было победоносным русское оружие, в чисто меркантильном плане Россия всегда остаётся в проигрыше. Побеждённые же ею или взятые под защиту в конечном итоге обычно выигрывают, сохраняя в неприкосновенности свой образ жизни и духовные институты, вопреки их явной недостаточности для прогресса, в чём легко убеждаешься, познакомившись с ними более-менее основательно, приумножая своё материальное достояние и существенно продвигаясь по пути цивилизации. Показательны примеры тому хотя бы Эстландия и Кавказ, в продолжение веков презираемые и насилуемые своими соседями, но занявшие почётное место среди народов и достигших несравнимого с прежним благосостояния под покровительством России, между тем как от приобретения Эстландии и Кавказа положение русского народа, то есть коренного населения метрополии, не улучшилось нисколько. Последнее нам кажется парадоксом, но такова реальность, первопричины которой кроются, несомненно, в особенностях русской морали».
Родерик Мурчинсон, шотландский учёный (1792 – 1871 гг.)
«Российские мусульмане, без нравственного обрусения, без приобщения к русской культуре и русской жизни (с сохранением своего языка и верности своим обычаям!) обречены на незавидное существование».
Исмаил Гаспринский, татарский писатель (1851 – 1914 гг.)
«Однажды ко мне обратился наш поэт Бадави. Меня удивляют эти русские, — сказал он, — они такие беспечные, будто живут сегодняшним днем и не думают о завтрашнем. Это в каком смысле? — поинтересовался я. Понимаешь, ни золото их не интересует, ни богатства, радуются, веселятся, такие довольные… Да, неприхотливы русские, жизни умеют до глубины радоваться. Нам, горцам, воспитанным в семьях, где родители старались что-нибудь да выкроить и отложить на черный день, такое не могло не показаться странным».
Абу-Бакар, даргинский писатель (1931 – 1991 гг.)
«Бедный мой народ, вы вместе со мною искали покоя в войнах, переживая одни несчастья. Оказывается, покой можно найти только в мирной земной жизни, и не только здесь, но и там, в горах. В отношении с русскими следуйте моему примеру, ибо их деяния, если поставить на чашу весов справедливости, перетянут больше в сторону добра».
Шамиль, имам Чечни и Дагестана (1799 — 1871 гг.)
«Я не могу поверить, что какое бы то ни было большое бедствие может сломить Россию. Это великий народ; несомненно, он не в нашем вкусе, но таков факт. Никакой враг не осмелится вторгнуться на его территорию, если не считать захвата таких ничтожных кусочков, какие мы теперь заняли».
Коллин Кэмпбелл, английский генерал (1776 – 1847 гг.)
«Русские с каждым месяцем дерутся не хуже, а лучше. Их энергичная и умная оборона заставляет нас уважать нацию, против которой у нас никогда не было серьезных обид… Мы все теперь уважаем солдат, которые сражаются так храбро. Мы выступаем против этого врага только по приказу, без большого энтузиазма, и потому, что желаем покончить с бедствиями осады».
Эмануил Вимпфен, французский генерал (1811 – 1884 гг.)
«Я был взят в плен, не успев вынуть руки из карманов, чтобы схватить поводья моей лошади, но я не предполагал, чтобы сорок человек моего конвоя разбежались от восьми казаков».
Лорд Дункан, участник штурма Севастополя
«Наш майор говорит, что по всем правилам военной науки давно пора капитулировать. На каждую их пушку – у нас пять пушек, на каждого солдата – десять. А ты бы видел их ружья! Наверное, у наших дедов, штурмовавших Бастилию, и то было лучшее оружие. У них нет снарядов. Каждое утро их женщины и дети выходят на открытое поле между укреплениями и собирают в мешки ядра. Мы начинаем стрелять. Да! Мы стреляем в женщин и детей. Не удивляйся. Но ведь ядра, которые они собирают, предназначаются для нас! А они не уходят. Женщины плюют в нашу сторону, а мальчишки показывают языки. Им нечего есть. Мы видим, как они маленькие кусочки хлеба делят на пятерых. И откуда только они берут силы сражаться?! На каждую нашу атаку они отвечают контратакой и вынуждают нас отступать за укрепления. Не смейся над нашими солдатами. Мы не из трусливых, но когда у русского в руке штык – дереву и тому я советовал бы уйти с дороги.
Я иногда перестаю верить майору. Мне начинает казаться, что война никогда не кончится. Вчера перед вечером мы четвертый раз за день ходили в атаку и четвертый раз отступали. Русские матросы погнались за нами. Впереди бежал коренастый малый с усиками и серьгой в одном ухе. Он сшиб двух наших – одного штыком, другого прикладом – и уже нацелился на третьего, когда хорошенькая порция шрапнели угодила ему прямо в лицо. Рука у матроса так и отлетела, кровь брызнула фонтаном. Сгоряча он пробежал еще несколько шагов и свалился на землю у самого нашего вала. Мы перетащили его к себе, перевязали кое-как раны и положили его в землянке. Он еще дышал. «Если до утра не умрет, отправим в лазарет, – сказал капрал. – А сейчас поздно. Чего с ним возиться!»
Ночью я внезапно проснулся, будто кто-то толкнул меня в бок. В землянке было совсем темно, хоть глаз выколи. Я долго лежал, не ворочаясь, и никак не мог уснуть. Вдруг в углу послышался шорох. Я зажег спичку. И что бы ты думал? Раненый русский матрос подполз к бочонку с порохом. В единственной своей руке он держал трут и огниво. Белый как полотно, со стиснутыми зубами, он напрягал остаток своих сил, пытаясь одной рукой высечь искру. Еще немного, и все мы, вместе с ним, со всей землянкой взлетели бы на воздух. Я спрыгнул на пол, вырвал у него из руки огниво и закричал не своим голосом. Почему я закричал? Опасность уже миновала. Поверь, впервые за время войны мне стало страшно. Если раненый, истекающий кровью матрос, которому оторвало руку, не сдается, а пытается взорвать на воздух себя и противника – тогда надо прекращать войну. С такими людьми воевать безнадежно».
Французский пехотинец, участник Крымской войны
«Мы пережили ужасный день. После двенадцатичасовой стрельбы наши инженеры вообразили, что неприятельские орудия приведены к молчанию; поэтому нам было велено штурмовать 3-й бастион и Садовые батареи. Предводительствуя одной из штурмовых колонн я должен был двигаться с ней по совсем открытому месту, причем необходимо было пройти около 800 ярдов. Мои солдаты и офицеры падали дюжинами… Когда колонна приблизилась к брустверу, она была так ослаблена в составе, что и речи не могло быть о штурме бастиона. Подоспели еще две колонны, но и они оказались не в лучшем состоянии. Почти все люди вокруг меня были убиты или ранены… В конце концов у меня осталось пять-шесть человек, и я тогда подумал, что время уходить. Всю дорогу русские нас обстреливали… Мы потеряли около сорока офицеров и много людей, — говорят, три тысячи… Русские были прекрасно подготовлены для встречи с нами; ни одно их орудие не было приведено к молчанию; они все исправили в течение ночи… Это — большое поражение. Я не думаю, чтобы нас опять позвали на штурм. В некоторых из наших полков осталось только по два офицера…»
Лэйсонс, генерал, участник штурма Севастополя
«Чтобы понять, что такое были наши противники, вспомните о шестнадцати тысячах моряков, которые, плача, уничтожали свои суда с целью загородить проход в бухту и которые заперлись в казематах бастионов со своими пушками под командой своих адмиралов – Корнилова, Нахимова, Истомина. К концу осады от них осталось восемьсот человек, а остальные и все три адмирала погибли у своих пушек… Женщины и дети, как и мужчины, принялись рыть землю днем и ночью, под огнем неприятеля, никогда не уклоняясь. А наряду с этими рабочими и моряками солдат, особенно пехотинец, снова оказался таким, каким мы его узнали в битвах при Эйлау и под Москвой…»
Ф. Канробер, французский маршал (1809 – 1895 гг.)
«Русские люди неустанно работают на преображение себя и окружающих от человекообразия к Человечности!»
Александр Дюма, французский писатель (1802 — 1870 гг.)
«Провидение снабдило и северного и южного россиянина хорошим и полным телом, хорошим воздухом, хорошею землею, хорошею водою и, наконец, хорошим умом. Полны зверей леса Руси, полны стад поля, полны рыб реки; не бывать нищете на Руси, сказало провидение, даря русский народ земными благами; жить Руси долговечным и здоровым, сказало оно, подавая им здоровое тело и чистый воздух; жить Руси счастливым, сказало оно, одарив их сметливым глазом, светлым умом и добрым сердцем. Оно ввело его во владение обширной его усадьбы; богаты и изобильны были его угодья: то поле, то зверинец, то пруд и река. Судьба дала русину все блага и наконец прибавила ум-наставник, как пользоваться ими».
Боплан Вильгельм, французский офицер-артиллерист (ХIХ в.)
«Русское государство обладает тем преимуществом перед другими, что оно управляется непосредственно самим Богом, иначе невозможно понять, как оно существует».
Христофор Миних, генерал-фельдмаршал (1683 – 1767 гг.)
«Дух русских войск показался мне превосходным; люди сильны, хорошо натренированы, полны мужества, с прекрасными, светлыми и кроткими глазами».
Кастельно Франсис, французский генерал (1876 г.)
«Россия – единственная страна, у которой в настоящее время есть будущность, которая может ждать, может обещать! Россия — явление обратное жалкой нервности мелких европейских государств».
Фридрих Ницше, немецкий философ (1844 – 1900 гг.)
«Русские, властители мира! Лишь у такого народа, как русский, могла появиться такая великая, возвышенная и благородная литература, восемь великих русских писателей – это восемь горячих неиссякаемых источников. Нам всем понадобится немало времени, чтобы только освоиться с ней и к ней приблизиться».
Кнут Гамсун, норвежский писатель (1859 — 1952 гг.)
«Думаю, почему в России в классическом смысле не существовало философской школы? Да, были и Булгаков, и Соловьев, и Бердяев. Но самые крупные русские философы — это Толстой, Достоевский, Пушкин! И вы единственная страна, где это произошло. У России особая роль в мире».
Мариа Дориа де Дзулиани, итальянский культуролог
«Трудиться на благо народа, всего человечества — это по-русски»
Никколо Макиавелли, итальянский мыслитель (1469 — 1527 гг.)
«Как раз из глубины своих безпримерных страданий Россия будет черпать столь же глубокое познание людей и смысла жизни, чтобы возвестить о нем народам Земли. Русский обладает для этого теми душевными предпосылками, которых сегодня нет ни у кого из европейских народов… В судьбе своего собственного народа они, русские, не увидели бы никакого смысла, если бы этим одновременно не раскрывался для них смысл судеб всего мира… Можно без преувеличения сказать, что русские имеют самую глубокую по сути и всеобъемлющую национальную идею – идею спасения человечества».
Вальтер Шубарт, немецкий философ (1897 – 1942 гг.)
«Америка многим обязана России, она состоит должником России во многих отношениях, и в особенности за неизменную дружбу в годины ее испытаний. С упованием молим Бога, чтобы эта дружба продолжалась и на будущие времена. Ни на минуту не сомневаемся, что благодарность России и её государю живёт и будет жить в сердцах американцев. Только безумный может предположить, что Америка когда-либо нарушит верность этой дружбе предумышленно несправедливым словом или поступком».
Марк Твен, американский писатель (1835 — 1910 гг.)
«На небе — Бог, а на земле – Россия!»
Сербская пословица
«Вместе с русскими нас 150 миллионов, а без русских – два фургона».
Черногорская поговорка
«Наши надежды на Россию всегда были непоколебимы и велики, теперь им нет предела».
Иларион, предстоятель черногорской митрополии (ХIХ в.)
«С англичанами разговор кончается беседой о спорте, с французом — беседой о женщине, с русским интеллигентом — беседой о России, а с крестьянином — беседой о Боге и религии».
Стивен Грэхем, английский писатель (1884—1975 гг.)
«Всюду яркое освещение, всюду прекрасное пение — чудные голоса, глубокое религиозное чувство. На всех лицах отражение глубокой, мечтательной, смиренной и сосредоточенной набожности».
Морис Палеолог, французский посол (1859 – 1944 гг.)
«То, что я люблю и чему удивляюсь в русском народе, имеет не варварский, живописный или экзотический характер, но представляет собою нечто вечное, общезначимое и великое — именно его любовь к человеку и веру в Бога. Русская душа полна человеческой христианской любви, более теплой, простой и искренней, чем я встречал у других народов… Русский крестьянин глубоко религиозен, видит Бога во всех вещах и считает ненормальным, неумным человека, не верующего в Бога».
Морис Бэринг, английский поэт, писатель (1874 – 1945 гг.)
«Россия же, уже теперь, может быть, сильнейшая держава среди прочих, в лоне своём заключает небывалые возможности развития своей интенсивной природы».
Георг Гегель, немецкий философ (1770 – 1831 гг.)
«Положительные свойства русского народа: пластичность и в связи с ней гуманность, гибкость ума, искренность, свобода мысли и нравов, энергия и смелость мысли. Отсутствие чувства меры, реализм и здравый смысл, терпение и единство цели; в русском человеке сочетаются Петр Великий, князь Мышкин и Хлестаков».
Морис Бэринг, английский поэт, писатель (1874 – 1945 гг.)
«Русская душа – это котел, в котором смешаны самые разные ингредиенты: печаль и безумства, героизм и слабость, мистика и здравомыслие, и вы можете оттуда выудить все, что угодно, даже то, чего совсем не ожидаете. Если бы вы знали, как низко эта душа может пасть и как высоко подняться! И как ее швыряет из стороны в сторону!»
Виконт де Вогюэ, французский дипломат, литератор (1848–1910 гг.)
«У русской души есть свой рай и свой ад. Нигде нет ада более страшного, и нигде нет рая более дивного, чем в русской душе. Ни один человек не падает так глубоко, до последнего зла, как русский человек; но точно так же ни один человек не достигает так высоко, выше вершин, как русский человек. История свидетельствует: русская душа мечется между самым черным адом и самым светлым раем. Мне кажется, что из всех душ на земле, у русской души самый жуткий ад и самый чарующий рай. В драме русской души участвуют не только все ангелы неба, но и все дьяволы ада. Русская душа — самое драматическое поприще, на котором безпощадно борются ангелы и дьяволы. За русскую душу ревниво бьются миры, бьются Сам Бог и сам сатана».
Иустин Попович, сербский архимандрит (1894 – 1978 гг.)
«Русский народ один из всех европейцев обладает непосредственным отношением к душе своего ближнего. Поэтому среди русских легко завязываются знакомства: через час кажется, что они были знакомы чуть ли не всю жизнь».
Герман Кайзерлинг, немецкий путешественник, писатель (1880 – 1946 гг.)
«Русские гораздо человечнее и шире, чем народы всех европейских и восточных стран, и, будучи человечнее, их способность понимания больше, так как поразительная быстрота, с которой они всё постигают, идёт больше от сердца, чем от головы. Они самый человечный народ в Европе, или выражаясь иначе, в России больше доброты и гуманности, чем в какой бы то ни было стране».
Морис Беринг, английский поэт, писатель (1874 – 1945 гг.)
«Я не знаю народа более обаятельного, чем русские».
Габриэль Моно, французский историк (1844 – 1912 гг.)
«За время своего пребывания в России я увидел как наихудшие, так и наилучшие черты этой страны и народа. Итогом всего, что я увидел и узнал, стало чувство непреодолимой притягательности страны и неописуемого обаяния народа. Обаяние происходило частично от самой страны, частично от образа жизни, частично — от природы людей. Качества, преимущества которых я познал на опыте, показались мне наиболее ценными из всех существующих, добродетели — самыми добродетельными; блеск красоты — редчайшим в своем роде; песни и музыка — самыми запоминающимися и сердечными; поэзия — самой близкой к природе и человеку; человеческое милосердие — сродни божественному. Вот в чем, возможно, разгадка — в том, что русская душа полна христианского милосердия, которое в некотором роде теплее и сильнее, и выражена с большей непосредственностью и простотой, чем у других народов. Именно наличие этого качества и придает обаяние русской жизни».
Морис Беринг, английский поэт, писатель (1874 – 1945 гг.)
«В России много женщин. Они расцветают и вянут, однако новые расцветают тут же, как цветы на обочинах жизненной дороги. В них сила русского народа, душа его красоты. Рождаются они в семьях бедняков. С ранних лет они привыкают к нужде; работают дома и в поле, кормят коров, качают люльки, рубят дрова, пекут хлеб, собирают урожай; много раз на дню обращаются к Богу с молитвами; отправляются в дальние паломничества; выйдя замуж, рожают крепких детей, вновь уходят на богомолье, а потом наступает день, когда они умирают. В течение всей своей жизни они ни на миг не забывают о Боге, ничем себя не пятнают, зло не может ввести их в соблазн. Просто и спокойно живут эти женщины, чьи глаза излучают свет, ибо сердца их целомудренны. Благодаря им крестьянин силен и счастлив. Благодаря им сильна Россия. Благодаря им солнце светит ясно и поют птицы. Благодаря их святости мужчинам отпускаются грехи мирской жизни. Сама Россия, как уже замечали, воплощает женское начало. Россия — жена западного человека, материнское лоно народов. Благодаря ее святости и простоте нам дозволено заниматься светскими науками и жить в городах. Она дает нам хлеб и молится за нас. И никогда не ропщет. Она — наше ровно бьющееся сердце. Женщина — святая святых нашего сознания, внутренний храм наших душ, прибежище, где мы скрываемся от внешнего мира. Женщина — это церковь. Приближаясь к ней, мы обнажаем голову и смиряем душевные страсти. Точно так же и Россия — церковь, святилище, где западному человеку дано умиротворить смятенную душу и направить свой взор на красоту жизни… И я радовался душой, ибо они искупали мои грехи; радовался за Европу, ибо они были ее тылом. Нет, не напрасно сияла лампада, брели по дороге паломники, тяжко ворочали веригами отшельники, опускался на колени монах. Здесь, в душе Европы, в сумеречном храме, творят молитву стоящие на коленях монах и женщины. Если когда-нибудь их заставят подняться и уйти, Европа погибнет».
Стивен Грэхем, английский писатель (1884 — 1975 гг.)
«Русским людям нужна Правда, и они ищут её, прежде всего в жизни».
Франсуа де Ларошфуко, французский писатель (1613-1680 гг.)
«Жить по Правде — это по-русски!»
Уильям Томсон, английский физик (1824-1907 гг.)
«Нет другого такого народа, столь многообещающего как в области науки, искусства и литературы, так и в области практических знаний и общего развития! Великое будущее ожидает эту великую страну! Будем же благоразумны, как ради нашего собственного благополучия, так и ради судеб всего человечества, и ответим Ему дружески на Его дружеские чувства по отношению к нам!».
Кассиус Клей, американский посол в Петербурге (1861 — 1869 гг.)
«Когда попадаешь в Россию, диву даешься, какая встречается масса выдающихся талантов и самобытных, богато одаренных людей».
Уайт Эндрю, посол США (1892 — 1894 гг.)
«Все давным-давно порешили, что много ожидать от участия России в выставке не приходится, и забыли даже думать об этом. Но вот в главном здании выставки под ловкими руками искусных рабочих и мастеровых из Москвы и С.-Петербурга выросло, как в царстве грез, нечто удивительно прекрасное. Открытие русского раздела произвело сенсацию. Посетители с восторгом ознакомились с внезапно возникшей, словно по мановению волшебной палочки, превосходной экспозицией в павильоне машиностроения. Многочисленные модели новых типов кораблей и уникальные изобретения наглядно показали, как глубоко проникла Россия в тайны моря».
«Бостон Ивнинг Джорнел», американская газета (1876 г.)
«На всемирной выставке 1862 года в Лондоне первая русская стальная пушка не только получила золотую медаль, но и превзошла по качеству металла все представленные там орудия западноевропейских стран и США. Можно ручаться, и я отвечаю за это, что на всей Лондонской выставке нет ни одного металлического изделия, которое по качеству металла могло бы сравняться с обуховской пушкой».
Неизвестный горный инженер, англичанин
«В области идей русский предприимчив и смел. Он не признает общепринятых пределов и границ; развивает свою мысль до логического конца. Однако ни канадцам, ни американцам, например, такая поразительная подвижность и переменчивость темперамента вовсе не свойственна, хотя перепадами климата Канада и Америка России не уступят. Так или иначе, эта переменчивость, что бы ни было ее причиной, характерна для русского, а с нею тесно связана и другая, возможно, наиболее приметная его особенность, отчасти присущая всем славянским народам. Я имею в виду пластичность русского — гибкость и восприимчивость, наделяющие его способностью к пониманию, усвоению и подражанию… Попытайтесь объяснить русскому что-то новое: правила игры в карты, диалектное или жаргонное выражение иностранного языка, — например, слово prig, — и вы будете потрясены тем, как быстро, на лету, он схватит суть дела: в случае с игрой — различные приемы и комбинации, в случае со словом или выражением — тончайшие оттенки смысла. Попробуйте провести такой же эксперимент с умным немцем, и вы будете неприятно удивлены».
Морис Бэринг, английский поэт, писатель (1847–1945 гг.)
«Одаренность славян более высока, чем одаренность немцев. Немцы вошли в ряд одаренных наций благодаря сильной примеси славянской крови».
Фридрих Ницше, немецкий философ (1844 – 1900)
«Русские, в греческих горах, как и на сербской равнине, ваша легендарная храбрость никогда не изменяла вам!»
Морис Саррайль, французский генерал (1856 – 1929 гг.)
«После краткой подготовки к бою «Варяг» снялся с якоря. Когда русский корабль проходил по внутреннему рейду, команды иностранных моряков выстроились во фронт. Военные оркестры играли «Боже, царя храни!». В какой-то момент французы сломали строй и подбрасывая в воздух свои береты, провозгласили «Виват!»… Мы салютовали этим героям, шедшим столь спокойно и гордо на верную смерть…»
Виктор Сенэ, капитан французского крейсера «Паскаль»
«Варяг» шел впереди и казался колоссом, решившимся на самоубийство. Волнение итальянских моряков было неописуемо. Палубы всех иностранных судов были покрыты экипажами; некоторые из моряков плакали. Никогда не приходилось видеть подобной возвышенной и трогательной сцены. Вот японский адмиральский корабль поднимает сигнал с требованием о сдаче. И тотчас же на «Варяге» моментально взвились русские флаги. Это знак сражения… Борта, палуба, мостики «Варяга» были поражаемы выстрелами, как градом, красавец корабль исчез в облаках дыма, чтобы через некоторое время появиться почерневшим, с начинающимся пожаром…»
Итальянский журналист, очевидец сражения «Варяга»
«Наверх, вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает.
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!..
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы Русского флага,
Лишь волны морские прославят одни
Геройскую гибель «Варяга»!
Рудольф Грейнц, австрийский поэт (1866 – 1942 гг.)
«Русская армия дерется очень хорошо, а руководят ею гораздо лучше, чем можно было ожидать. Эти парни все время наступают… Русские атакуют неукротимо и неизменно наносят поражение австрийцам, у нас начинают сдавать нервы».
Альфред фон Тирпиц, немецкий гросс-адмирал (1849 – 1930 гг.)
Нет комментариев
Добавьте комментарий первым.